Вот наглядный пример. Пигмеи умеют то, чего не умеет никто, кроме них, — строить из лиан мосты через широкие реки. Через узкую реку перейти можно, а через большую переплывать опасно — крокодилы. И поэтому надо построить мост, а материал — лианы и два дерева — на одном берегу и на другом. Так вот что пигмеи делают: привязывают к пальме на берегу лиану, за нее хватается парень, и его раскачивают так, чтобы он долетел до второго берега и там схватился за другую пальму; если он промахнется, лиана стремительно возвратится обратно, и его может убить о ствол дерева. Это очень опасное дело, но пигмеи прекрасно с ним справляются. Потом по первой лиане они протягивают другие и делают великолепный висячий мост. Один американский кинооператор хотел это снять и обратился к знакомому пигмею. Американец пообещал хорошо заплатить. Но пигмей ответил: «Нет, ничего не буду делать, мне от тебя ничего не надо, я уже на тебя работал, ты мне дал нож — есть нож, ты мне дал котел — есть котел, ты мне дал еще стамеску — очень хорошо, спасибо. А мне больше ничего не надо, зачем же я буду рисковать?» — «Так, в запас». — «Чего? В какой запас, я не понимаю, что ты говоришь, глупый белый человек». Тогда американец все-таки додумался. Он разузнал, что этот пигмей хочет жениться, а жену надо выкупить. Женщина у пигмеев — ценность, за нее надо платить, за ней надо ухаживать, женщина — большое дело. Он говорит: «Выкуплю тебе невесту, вот только сделай мост». И тот ему сделал мост и получил невесту.
Но понятия «запас», «будущее» пигмеям чужды, равно как и прошлое до рождения данного пигмея. То и другое его просто не интересует. Контакт с банту поддерживает пигмеев, стимулирует их, при этом не лишая их привычной географической среды, ибо на тропические дебри никто никогда не покушался. Благодаря сложившемуся симбиозу пигмеи живут веками.
Таким образом оказывается, что этносы, потерявшие былую пассионарность, могут существовать за счет пассионарности соседнего этноса, передаваемой даже не естественным путем, а через системные связи. Симбиоз — это усложненная система, выгодная для обеих сторон. Единственная опасность здесь кроется в попытках перевести этнический контакт в модус ассимиляции, но это всегда возрастная болезнь финальных фаз, когда люди, вместо того чтобы изучать окружающую действительность, начинают ее измышлять. Еще никому не удалось найти более удачный вариант, чем есть в природе.
Итак, даже для финальных фаз этногенеза нужна пассионарность, хотя бы заимствованная. Вот почему пассионарные толчки не только губят, но и спасают этносы, находящиеся в соседстве с ареалом толчка.
Но если этнос этой фазы находится в полной изоляции и пассионарный толчок проходит мимо места его обитания, то приходит конец, еще более печальный. Обратимся к фактам, ибо логике никто не захочет верить.
На Малом Андамане, в чудном климате, среди роскошной природы живет небольшое негроидное племя онгхи. Никто их никогда не обижал. Там устроен заповедник и даже туристов не пускают. Жители мирные, приветливые, честные, очень чистоплотные. Кормятся они собирательством и рыбной ловлей. Болезни там редкость, а если что случится — дирекция заповедника оказывает помощь. Казалось бы, рай, а население сокращается. Они попросту ленятся жить. Иной раз предпочитают поголодать, чем искать пищу; женщины не хотят рожать; детей учат только одному — плавать. Взрослые хотят от цивилизованного мира только одного — табака.[428] При всем этом онгхи весьма чутки к справедливости и не переносят обиды. Женщины их целомудренны, и когда заезжий бирманец попытался за ними поухаживать, онгхи убили его, а затем сообщили об этом начальству, но не как о своей провинности, а как о наведении порядка; разумеется, о наказании их не возникло и речи. И правильно! Нечего было лезть в чужой этнос.
Но вот что странно. Директор отделения департамента антропологии, образованный индус Чоудхури сказал автору очерка: «…онгхи живут так, как жило человечество 20 тысяч лет назад. Для них ничего не изменилось. Питаются они тем, что дает природа, а тепло им дают солнце и костер».[429]
Вот сила гипноза некритически воспринятой эволюционной теории этногенеза. А как, по мнению индийского ученого, попали на Андаманские острова предки онгхи? Ведь они должны были знать не только каботажное мореплавание; да и вряд ли они плыли по Индийскому, очень бурному океану наобум. Луки и стрелы тоже надо было изобрести или позаимствовать у соседей. Брачные обычаи, запрещающие даже в случае раннего вдовства повторный брак и ограничивающие браки с близкими родственниками, — отнюдь не примитив. Язык онгхи неизвестен, потому что индийские этнографы его еще не выучили. Но когда это случится, то наверняка окажется, что у онгхи есть воспоминания о предках, мифы и сказки, еще не совсем забытые. Но жизненный тонус онгхи понижен. Четвертая часть молодых женщин бесплодны. Если бы так же обстояло дело 20 тыс. лет назад, то предки онгхи давно бы вымерли.
Нет, онгхи и подобные им этносы — не дети, а старички. Без пассионарности люди менее приспособлены к жизни на Земле, чем животные. Те в стабильных и благоприятных условиях не вымирают. Даже крокодилы на тех же Андаманах при появлении охотников с ружьями научились прятаться. Аборигенов с луками они не боялись.[430]
На этом уровне пассионарности кончаются этногенезы.
Но кроме прямых процессов этногенеза, лежащих в биосфере и потому не инициирующих феноменов деструкции, есть нарушения развития, при которых возникают необратимые упрощения экосистем. На них мы сосредоточим особое внимание.
Часть девятая
Этногенез и культура,
XXXVII. Отрицательные значения в этногенезе
Кристаллизованная пассионарность
До сих пор мы говорили о понятии пассионарности как результате эмпирического обобщения разнообразных фактов истории этносов. А можем ли мы, наблюдатели, увидеть пассионарность непосредственно? В какой-то мере да!
Все, что доступно познанию, проходит через призму сознания и при фиксации воплощается в творения рук человека. Людские чувства, являющиеся частью природы внутри человеческих тел, отображены в произведениях искусства и изящной словесности. Как известно, научиться рисовать или сочинять стихи очень трудно. При наличии некоторых способностей ремеслу художника можно научиться, но этого делать не стоит ибо без творческого озарения перешагнуть границы подражания или копирования невозможно. Однако и такого сочетания мало, так как без упорного стремления к цели, т. е. к завершению творения, ничего создать нельзя: «искусство требует жертв» от художника, а способность жертвовать собою ради иллюзии — это и есть проявление пассионарности. Но если так, то в каждом оригинальном и прекрасном творении искусства, философии или литературы содержится комбинация из трех элементов: ремесленной работы, мысли и пассионарности художника, «перелившего» часть своей энергии в свое произведение. Следовательно, если пассионарное напряжение коллектива фиксируется историей или археологией, науками сложными и требующими длительной подготовки, то в шедеврах искусства каждый может отличить традицию от ремесла и темы, а то, что останется, это след пассионарности мастера.
Увы, историки привыкли изучать следы, забывая о тех, кто их оставил, памятники — помимо тех, кто на них смотрел и ради кого их творил художник, философемы, а не реакцию на них современников. Так создалась идея «осевого времени» К. Ясперса. Обожаемая им Эллада на самом деле была далека от его представлений.
В славный период своей истории — V–IV вв. до н. э. главными государствами (субэтносами) были Спарта, Афины, Фивы, Сиракузы; на втором месте — Коринф, Агригент и Фессалия.
«Спартанцы жили дома сурово и скудно, но, вырываясь на свободу, предавались оргиям. Павзаний, правя Византией, жил как персидский сатрап и даже хотел подчинить Элладу Персии, только бы стать в ней наместником. Так же держали себя гармосты Лизандра. Спарта не дала миру ни поэтов, ни ученых.
Фиванцы были, по уверению современников, обжоры и пьяницы, находившиеся в умственной апатии. Фессалийцы тоже были пьяницы и развратники, презиравшие умственную деятельность. Сиракузцы и агригенцы не знали воздержанности ни в чем, как сибариты, а коринфян эллинские авторы уподобляют азиатам».
К кому же применима распространенная хрестоматийная характеристика эллинов? «Любовь к искусству, тонкое эстетическое чувство, предпочтение изящного роскошному, воздержанность в наслаждениях, умеренность в еде. Пиры греков были веселы, но чужды пьянства и обжорства. Только к афинянам двух поколений, живших между Марафонской битвой и началом Пелопоннесской войны. Ни до, ни после этих дат!»[431] И если на этом, довольно мрачном фоне жило несколько десятков талантливых людей, сочинения коих дошли до нас и пленяют наше воображение, то надо помнить, что при жизни концепции Демокрита, Платона, Горгия, Аристотеля были достоянием немногих их собеседников. В этом и разница между жизнью, исчезающей без следа, т. е. этногенезом, и культурой, заключающей природные материалы в строгие формы колонн и статуй, поэм и философских учений. Последние, переживая первых, заслоняют их собой, и подмену очень трудно открыть.
