банкете девятого века, на котором были написаны стихи, посвященные чашам, украшавшим стол.138
В том же веке гончары Самарры и Багдада отличились тем, что сделали — возможно, изобрели — керамику с люстром: декор наносился металлическим оксидом на глазурованное покрытие глины, а затем сосуд подвергался дымчатому и приглушенному второму обжигу, который сводил пигмент к тонкому слою металла и придавал глазури радужное сияние. Таким образом получались прекрасные монохромы и еще более прекрасные полихромы — золотые, зеленые, коричневые, желтые и красные, сотня почти жидких оттенков. Техника блеска была применена и в древнем месопотамском искусстве декоративной плитки. Насыщенные цвета этих квадратов и их гармоничные сочетания придали неповторимое великолепие порталам или михрабам сотен мечетей и многим дворцовым стенам. В смежном искусстве обработки стекла мусульмане унаследовали все мастерство Египта и Сирии. Из стекла изготавливались блестящие абажуры, украшенные медальонами, надписями или цветочными узорами; возможно, в этот период в Сирии было положено начало искусству эмалированного стекла, которое достигнет пика своего совершенства в XIII веке.
Когда мы вспоминаем об изобилии и повсеместном использовании живописи и скульптуры в католических соборах и их важности в качестве носителя христианского вероучения и истории, нас поражает отсутствие репрезентативных искусств в исламе. Коран запретил скульптуру (v, 92), но ничего не сказал о живописи. Однако предание, приписываемое Айше, сообщает, что Пророк осуждал и картины.139 Мусульманский закон, как шиитский, так и суннитский, ввел двойной запрет. Несомненно, на Мухаммеда повлияли Вторая заповедь и иудейское учение, а также представление о том, что художник, придавая форму живым существам, узурпирует функции Творца. Некоторые богословы смягчили запрет, разрешив изображать неодушевленные предметы, другие подмигивали на изображение фигур животных или людей на предметах, предназначенных только для светского использования. Некоторые омейядские халифы игнорировали запреты; около 712 года Валид I украсил свой летний дворец в Кусайр-Амре эллинистическими фресками, изображающими охотников, танцующих девушек, купающихся женщин и себя на троне.140 Аббасидские халифы исповедовали благочестие, но имели фрески в своих личных покоях; аль-Мутасим нанял художников, вероятно христиан, чтобы те изобразили сцены охоты, священников и обнаженных танцующих девушек на стенах его дворца в Самарре; а аль-Мутаваккиль, преследовавший еретиков, разрешил византийским художникам добавить к этим фрескам одну, изображающую христианских монахов и христианскую церковь.141 Махмуд Газнийский украсил свой дворец изображениями себя, своих армий и слонов; а его сын Масуд, незадолго до того, как его свергли турки-сельджуки, покрыл стены своих покоев в Герате сценами, основанными на персидских или индийских руководствах по эротическим техникам.142 В одной истории рассказывается, как в доме одного визиря два художника соревновались друг с другом в реалистичности изображения: Ибн Азиз предложил нарисовать танцующую девушку так, чтобы она как бы выходила из стены; аль-Касир взялся за более сложную задачу — нарисовать ее так, чтобы она как бы входила в стену. Каждый из них преуспел настолько, что визирь наградил их почетными одеждами и большим количеством золота.143 Можно было бы перечислить и другие нарушения запрета; в Персии, в частности, мы видим живые существа, изображенные в радостном изобилии и во всех видах живописного искусства. Тем не менее запрет, поддерживаемый народом до такой степени, что иногда он уродовал или уничтожал произведения искусства, задержал развитие исламской живописи, в значительной степени ограничил ее абстрактным орнаментом, почти исключил портреты (тем не менее мы слышим о сорока портретах Авиценны) и оставил художников полностью зависимыми от королевского или аристократического покровительства.
От этого времени не сохранилось ни одной мусульманской фрески, кроме тех, что находятся в Кусайр-Амре и Самарре; они представляют собой странный и бесплодный брак византийской техники с сасанидскими узорами. Как бы в качестве компенсации, исламские миниатюры являются одними из лучших в истории. Здесь получило плод разнообразное наследие — византийское, сасанидское, китайское; и ревностные руки продолжили искусство, столь интимно прекрасное, что почти обидно за Гутенберга. Как камерная музыка в современной Европе, так и в средневековом исламе иллюминирование рукописей миниатюрами было искусством для немногих аристократов; только богатые могли содержать художника в преданной бедности, которая порождала эти терпеливые шедевры. Здесь снова украшение подчинялось изображению; перспектива и моделирование намеренно игнорировались; центральный мотив или форма — возможно, геометрическая фигура или один цветок — расширялись в сотне вариаций, пока почти каждый дюйм и даже граница страницы не заполнялись линиями, тщательно прорисованными, как будто вырезанными. В светских работах могут быть представлены мужчины, женщины и животные, сцены охоты, юмора или любви; но всегда главное — орнамент, причудливая игра тонких линий, жидкий поток гармоничных цветов, холодное совершенство абстрактной красоты, предназначенной для умиротворенного ума. Искусство — это значение, передаваемое чувством через форму; но чувство должно быть дисциплинированным, а форма должна иметь структуру и смысл, даже если этот смысл выходит за рамки слов. Это искусство освещения, как и самая глубокая музыка.
Каллиграфия была неотъемлемой частью иллюминации; нужно дойти до Китая, чтобы снова найти столь братский союз письма и дизайна. Из Куфы пришли куфические буквы, неуклюжие, угловатые, грубо острые; каллиграфы украсили эти скудные косточки гласными, отглагольными, просодическими, диакритическими знаками и маленькими цветочными росчерками; искупив свою вину, куфический шрифт стал частым элементом архитектурного декора. Однако для скорописи более привлекательной оказалась форма арабского алфавита «насхи»; ее округлые знаки и извилистый горизонтальный поток сами по себе были украшением; во всем мире нет ни одного письма или шрифта, который мог бы сравниться с ней по красоте. К десятому веку он одержал верх над куфическим во всем, кроме монументальных или керамических надписей; большинство мусульманских книг, дошедших до нас из Средних веков, написаны шрифтом насхи. Большинство из этих сохранившихся томов — Кораны. Просто скопировать священную книгу было делом благочестия, за которое полагалась божественная награда; иллюстрировать ее рисунками считалось святотатством; но украсить ее красивым почерком считалось благороднейшим из искусств. В то время как миниатюристы были наемными ремесленниками, которым мало платили, каллиграфов искали и чествовали королевскими подарками, а в их рядах числились короли и государственные деятели. Клочок письма, написанный рукой мастера, был бесценным сокровищем; уже в X веке существовали библиофилы, которые жили, двигались и имели свое существование в своих коллекциях прекрасных рукописей, написанных на пергаменте черной, синей, фиолетовой, красной и золотой тушью. От той эпохи до нас дошло лишь несколько таких томов; самый древний из них — Коран в Каирской библиотеке, датированный 784 годом. Если добавить, что такие произведения переплетались в мягчайшую, прочную кожу, украшались инструментами или тиснением с непревзойденным мастерством, а сама обложка в
