Уже вечером 10 ноября в Париже было известно, что правительство приказало в случае получения известия о подписании немцами перемирия тотчас же салютовать 101 пушечным выстрелом. И когда на другой день, 11 ноября 1918 г., в самом начале 12 часа грянул первый выстрел, то, по показаниям очевидцев, прохожие останавливались как вкопанные, снимали шапки, и многие плакали. Со второй половины дня начались манифестации, шествия несметных толп по городу, пение «Марсельезы». В Лондоне, Вашингтоне, Нью-Йорке, Риме — всюду, как только приходила потрясающая весть, громадные толпы собирались на улицах, и до поздней ночи шли бурные манифестации. «Не хотели верить, что это не сон, что в самом деле страшная война кончилась, что грозный враг повержен, наконец, на землю и раздавлен пятой», — так передавала одна английская газета впечатления 11 ноября 1918 г.
1. Парижская конференция. Совет четырех. Вожди. Клемансо. Ллойд-Джордж. Вильсон. Причины преобладания Клемансо
Я сорок семь, лет ждал этой минуты», — сказал Клемансо, прочитав телеграмму, в которой маршал Фош доносил ему, что Эрцбергер и его товарищи только что подписали условии перемирия. О намерениях и достижениях правителей Антанты я буду говорить впоследствии, во втором томе, когда обращусь к систематической истории осуществления Версальского трактата. Здесь же в немногих словах напомню о том, в каком умонастроении победа застала Клемансо, Ллойд-Джорджа и Вильсона, трех человек, в руки которых главным образом и перешли в тот момент судьбы Германии и всех ее союзников, вместе с ней подвергшихся неслыханной катастрофе.
Лично для Клемансо победа над Германией знаменовала возможность обессилить если не навеки, то хоть надолго опасного соседа. В Германии живет лишних двадцать миллионов человек, говаривал он. Таким образом, одержанная победа должна была тем или иным способом покончить с этими «лишними» немцами. В прочный мир на иных основаниях он не верил и, переиначивая фразу фон Клаузевица, что война есть продолжение дипломатии, но иными средствами, Клемансо бросил крылатое слово, что мир должен быть продолжением войны, только другими средствами. Поставить Германию в такое положение, когда эмиграция или вымирание обессиливали бы ее, — вот с точки зрения Клемансо идеал, который, быть может, недостижим, но к коему надлежит стремиться. Но круги, стоявшие за Клемансо и старавшиеся влиять на его политику, смотрели на дело под несколько иным углом зрения.
Прежде всего промышленники десяти северных разоренных войной департаментов, владельцы заводов и копей желали полного покрытия за счет Германии всех убытков; представители финансового капитала, банков, биржи стремились к широчайшему развитию колоний, к укреплению французского влияния не только в Африке, но и в Азии, к установлению либо кондоминиума вместе с Англией над бывшими турецкими владениями, либо к возможно более полному сохранению Турции, но с непременным в обоих случаях условием — передачей французам Сирии. Средняя и мелкая буржуазия жаждала прежде всего прочной гарантии со стороны Германии; промышленники и представители мелкого ремесла желали ограждения от германской конкуренции. Сверх того давали себя сильно чувствовать особые интересы некоторых могущественных крупнокапиталистических групп: например, металлургические фирмы были заинтересованы в возможно более длительном использовании германских угольных богатств и, следовательно, в возможно более прочной оккупации берегов Рейна. Виноделы, а также фабриканты шелковых материй были заинтересованы в обеспечении за французским ввозом германского внутреннего рынка, т. е. в соответственных торговых договорах с Германией. Наконец, — на этом сходились самые разнохарактерные группы населения, — решено было требовать восстановления изрытых окопами и взрывами земель, постройки новых жилищ, восстановления разрушенных городов и деревень. «Немец заплатит» (l'Allemand payera) — таков был лозунг, авторство коего приписывается Клотцу, министру финансов в кабинете Клемансо.
Тяжко потерпевшая от войны Франция явилась наиболее ожесточенным врагом Германии после войны. Клемансо мог быть наперед уверен, что чем более жестокие условия он поставит Германии, тем больше одобрения это вызовет среди парламентского большинства. Крестьянские массы не только на севере, где они были непосредственно заинтересованы в получении денег на восстановление жилищ и полей, но также и в центре и на юге, стояли за возможно более крутые условия мира; им внушили, что только таким путем можно надеяться на уменьшение налогового бремени. Что касается рабочего класса, всегда весьма мало влиятельного во Франции во всех вопросах международной политики, то здесь голоса о международной солидарности рабочих, о необходимости дать отпор торжествующему империализму и т. д., правда, раздавались время от времени, но никакой реальной силы не имели. Да и воспоминания о Брест-Литовском мире жестоко вредили Германии именно в рабочих кругах Франции.
Поэтому пункты перемирия, по которым Германия обязывалась убрать из России все свои войска и отказаться от Брест-Литовского мира, произвели среди части французских рабочих весьма благоприятное впечатление. Вообще никакого единства настроения относительно Германии во французском рабочем классе не было. И германская революция тоже в данном случае мало помогла делу: новые правители Германии — Эберт, Шейдеман, Густав Носке — все это были наиболее непопулярные в международном пролетариате имена, люди, которых в течение всей войны называли «социалистами его величества Вильгельма II». Словом, все обстоятельства сложились так, что Клемансо оказался бесконтрольным владыкой, имевшим полную возможность действовать от имени Франции, не считаясь ни с какими внутренними задержками или препятствиями.
Что касается Ллойд-Джорджа, то его позиция была довольно сложной. Когда утром 11 ноября залпы орудий возвестили Лондону о состоявшейся капитуляции Германии, громадная толпа двинулась к Букингемскому дворцу приветствовать короля, затем — к Вестминстерскому аббатству приветствовать Ллойд-Джорджа. В течение этого и нескольких следующих дней во всей Британской империи это радостное возбуждение не прекращалось. Ллойд-Джордж поторопился учесть это настроение и поспешил произвести, не теряя времени, общие выборы. Расчет его удался. Программа правительства была (перед самыми выборами) сформулирована Ллойд-Джорджем так:
1) суд над Вильгельмом;
2) наказание всех немцев, виновных в зверствах во время войны;
3) полнейшее (fullest) возмещение Германией всех причиненных ею убытков;
4) «Британия — для британцев»;
5) помощь и вознаграждение всем, потерпевшим от войны;
6) обеспечение лучших условий жизни для всех (a happier country for all).
Все это было рассчитано на господствующие в массе настроения и вообще было крайне неопределенно (особенно пункты 4 и 6). Но в пылу первых восторгов от одержанной победы эти звонкие и бессодержательные в основе своей формулы доставили Ллойд-Джорджу полный успех. (Нечего и говорить, что все эти обещания выполнены не были.) Все это он считал нужным и уместным в разгаре выборов, сейчас после победы, когда еще не остыло раздражение по поводу налетов цеппелинов на Лондон, потопления судов подводными лодками, расстрела германскими властями в Бельгии английской сестры милосердия, мисс Кэвель (обвиненной в «помощи неприятелю») и т. д., и т. д. Не забудем, как все это подносилось долгие годы ежедневно «министерством пропаганды». И поскольку дело шло о победе на выборах, Ллойд-Джордж достиг наилучших для себя результатов.
Предстояло выбрать в новый парламент 706 депутатов. Выборы произошли 14 декабря 1918 г. Коалиция, поддерживавшая Ллойд-Джорджа, получила 484 места (консерваторов 338, либералов 136, национально-демократической партии 10), а противники коалиции получили всего 222 места (59 рабочей партии, 48 крайних консерваторов, 26 либералов, не захотевших войти в коалицию, 73 синнфейнера и 16 человек разных мелких течений).
Но, несмотря на эту воинственную и германофобскую предвыборную платформу, Ллойд-Джордж после перемирия стал постепенно переходить на позицию, которая совершенно не совпадала с позицией Клемансо. В сущности Англия уже получила в момент перемирия все то, из-за чего она-воевала:
1) Германский военный флот кончил свое существование.
2) Германский торговый флот был в полной власти англичан, и было ясно, что они из этого флота возьмут себе все, что захотят взять.
3) Все африканские колонии Германии, все австралийские островные ее владения были в руках англичан, и тоже было ясно, что за вычетом, может быть, Камеруна и Того, которые придется отдать французам, все остальное останется за Англией.
