К полудню по улицам текли реки крови. Дома были разграблены, женщины и дети изнасилованы или посажены на кол, церкви разрушены, иконы вырваны из окладов, книги выдраны из корешков. От императорского дворца во Влахернах остался один пустой остов, самая чтимая имперская икона, Богоматери Одигитрии, была разрублена на четыре части и уничтожена.
Однако самые ужасные сцены разыгрались в соборе Св. Софии. Шла уже заутреня, когда прихожане услышали, как к церкви приближаются голоса турок. Немедленно были закрыты большие бронзовые ворота, но вскоре османам удалось вломиться в собор. Самых бедных и наименее привлекательных из прихожан зарезали на месте; остальных увели в турецкие лагеря — ожидать своей судьбы. Священники продолжали вести богослужение до той самой минуты, пока их не убили прямо в алтаре.
Султан Мехмед пообещал своим людям предоставить традиционные три дня на разграбление города, но не возникло никаких протестов, когда он остановил бесчинства вечером первого же дня. К тому времени уже мало чего осталось грабить — турецкие солдаты были всецело заняты дележом добычи и забавами с пленницами. В конце дня Мехмед, в сопровождении верховных министров, имамов и отряда янычар, медленно подъехал к собору Св. Софии. Спешившись у центрального входа, Мехмед зачерпнул в ладонь горсть земли и, демонстрируя жест покорности, посыпал ею свой тюрбан. После этого султан вошел в великий собор. Направляясь к алтарю, Мехмед остановил одного из солдат, который раскалывал мраморный пол. Дозволенный грабеж, сказал ему султан, не подразумевает разорение общественных зданий. По его указанию верховный имам взошел на кафедру и возвестил: нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его. Султан коснулся своим тюрбаном пола — в молитвенном и благодарственном жесте. Собор Св. Софии отныне стал мечетью.
Покинув храм, Мехмед пересек площадь и подошел к старому, полуразрушенному дворцу императоров, заложенному Константином Великим одиннадцать с половиной столетий назад. Бродя по древним залам и поднимая своими туфлями пыль с мозаичного пола, выложенного галькой — образцы такой мозаики сохранились до наших дней, — высокообразованный султан, по утверждению источников, бормотал строки из поэмы «Шахнамэ» («Книга царей») персидского поэта Фирдоуси.
В двадцать один год султан Мехмед удовлетворил свои амбиции: Константинополь у его ног.
Известие о падении Константинополя было с ужасом воспринято во всем христианском мире. Истории о его обороне и взятии, рассказанные беженцами, превратились в настоящую легенду. Рассказчикам, конечно, доверяли, сомнение вызывало лишь одно — гибель императора Византии: сразу же стали циркулировать слухи, что ему удалось спастись. И все-таки подавляющее число источников — включая Сфрандзи, ближайшего друга Константина, с которым василевс, несомненно, продолжал бы поддерживать связь, если бы выжил, — со всей определенностью указывают на то, что император погиб во время сражения. Согласно одной из версий турецкие солдаты опознали его тело по имперским орлам, изображение которых было вышито на ботинках василевса. В этом случае Мехмед не дозволил бы поместить тело императора в гробницу или даже в простую могилу — она, несомненно, стала бы местом паломничества византийцев, и Константина похоронили тайно. Но скорее всего его труп так и не был идентифицирован, и последнего императора Византии захоронили анонимно вместе с его товарищами по оружию в общей могиле.
Восточная Римская империя была основана Константином Великим в понедельник, 11 мая 330 г., а прекратила свое существование во вторник, 29 мая 1453 г. В течение этих 1123 лет и 18 дней 88 персон мужского и женского пола занимали императорский трон — мы не берем здесь в расчет тех семерых деятелей, что узурпировали его во время латинской оккупации. Из этих восьмидесяти восьми несколько императоров — сам Константин, Юстиниан, Ираклий, два Василия, Алексей Комнин — обладали подлинным величием; считанное число правителей — Фока, Михаил III, Зоя и Ангелы — были вполне презренными личностями. Подавляющее же число императоров являлись храбрыми, честными, богобоязненными людьми, которые делали все, что в их силах, для блага государства — с большей или меньшей степенью успеха. Возможно, Византии и не удавалось жить в соответствии со своими высшими идеалами, но уж конечно, она не заслуживает той репутации, которую приобрела в XVIII–XIX вв. — в основном благодаря Эдуарду Гиббону. Имеющиеся у нас сведения позволяют говорить о том, что Византия являлась глубоко религиозным обществом, в котором неграмотности — по крайней мере в среднем и высшем социальных классах — практически не существовало и в котором императоры славились своей ученостью. Это было единственное государство, в значительной мере сохранившее античное наследие в те века, когда на Западе свет знания почти угас. Наконец Восточная империя произвела на свет поразительный феномен византийского искусства. Возможно, оно было ограничено рамками великой мистерии христианской веры, однако внутри этих рамок достигало такой степени экзальтации, какой не удавалось и до сих пор не удалось добиться ни одному другому искусству. Такие шедевры, как деисус[110] в южной галерее собора Св. Софии и «Анастасис» в пареклесии церкви монастыря Спасителя в Хоре, можно отнести к самым возвышенным творениям человеческого духа. Указания, которые давались византийским художникам и мастерам мозаики, являлись достаточно простыми: «воспроизводить дух Божий». Это был очень грозный вызов — западные художники весьма редко предпринимали попытки такого рода. А вот в церквях и монастырях христианского Востока мы видим, что поставленная перед художниками грандиозная задача выполнена с блеском.
Один из крупнейших специалистов Новейшего времени по греческому миру, Роберт Байрон, утверждал, что величие Византии заключалось в слиянии римского тела, греческого разума и восточной, мистической души. Действительно, уникальный характер империи в значительной степени определяется сочетанием этих трех качеств; в чисто житейском плане византийцы были такими же людьми, как и все мы, — жертвами тех же слабостей и тех же искушений, заслуживающими и похвалы, и порицаний. Но чего они точно не заслуживают — так это многовекового забвения, на которое мы их осудили.
Византийцы совершили немало глупостей, безрассудств и предосудительных деяний. Но многое должно быть им прощено и за ту красоту, которую они оставили после себя, и за тот героизм, с которым они и их храбрый император встретили свой конец, — об этом великом подвиге с равной гордостью вспоминали как победители, так и побежденные. Вот почему пять с половиной столетий спустя во всем греческом мире вторник продолжает считаться самым несчастливым днем недели. И вот почему на турецком флаге до сих пор изображается не полумесяц, а луна на ущербе — напоминая нам о том, что луна была в своей последней четверти, когда Константинополь окончательно пал. Главным же зримым напоминанием о происшедшем — за исключением великого собора Св. Софии — являются сухопутные стены, полуразрушенные, деформированные, но до сих пор простирающиеся от моря до моря: им суждено было стать самым величественным и самым трагическом памятником города.
Порфировая скульптурная группа IV в.; считается, что изображает тетрархов Диоклетиана; расположена в юго-западном углу базилики Св. Марка в Венеции (фото из собрания рисунков Роберта Хардинга).
Св. Иоанн Златоуст. Мозаика IX в., расположенная в северном тимпане собора Св. Софии, Стамбул (фото из собрания научного центра Думбартон-Окс, Вашингтон).
Церковь Св. Ирины, Стамбул (фото из собрания Сони Хеллидей).
Интерьер церкви Св. Ирины, Стамбул (фото Дж. Пауэлла).
Феодосий Великий, или Валентиниан I — бронзовая статуя конца IV в., находится рядом с церковью Св. Сеполеро в Барлетте Италия (фото из собрания Мэнселл).
