Но и не старики запомнят, как иногда взыскательная барыня не только била девок аршином, но даже заставляла их лизать языком нечистоты, забытые ими на полу. А изнасилованные, а засеченные до смерти! В сенате недавно судилось дело Вихвицкого, поверенного Кочубеев, который изнасиловал несколько десятков женщин и засек до десятка мужчин; и все это закрывалось задаренною полициею, врачами и судьями. А сколько детей, прижитых с крепостными и записанных в ревизские сказки!.. Таким образом, – заключает кн. Одоевский, – если среди молодежи замечается брожение и недовольство, то это не есть следствие реформ, а вызывается продолжающимися впечатлениями дореформенного быта, сохраняющеюся еще силою старых начал, недостаточно ослабленных реформою» (Русс. Арх., май 1895 г.). См. также в прим. главы V отзыв Каткова.
Никитенко дает такую характеристику направлениям министров народного просвещения: Шахматова – помрачающее; Норова – расслабляющее; Ковалевского – засыпающее; Путятина – отупляющее (II, 364). Путятин не в состоянии обнять ни задач университетов, ни нужд их, ни средств, как их преобразовать и улучшать (Никитенко, II, 293).
См. т. IV, Спасовича, 51.
Подробности см. в т. IV, Спасовича. С. 53–54. Совет единогласно (в том числе и голос цензора Никитенко) признал несправедливость правил о матрикулах, проектированных гр. Путятиным, который намеревался из университетов сделать закрытое учебное заведение, доступное только богатым аристократам (там же, 60–61).
См. н. д. Никитенко, II, 93.
Т. IV, Спасовича, 20.
Председатель попечитель Дерптского (ныне Юрьевского) учебного округа ф. Брадке, С.-Петербургского – ген. Филипсон, Киевского – барон Николаи, Казанского – кн. Вяземский, Московского – ген. Исаков, бывший помощ. попеч. Фойгт, бывший ректор Киевского унив. Бунге, профес. Петерб. унив. Ленц и Никитенко, Московского – Соловьев и Бабст, Харьковского – Пахман, Казанского – Овсянников, Дерптского – фон Эттинген.
В состав ее под председательством Воронова, между прочим, входили профессора Андреевский, Спасович, Георгиевский, Бекетов и др. (см. с. 47–48 наз. унив. устава).
В состав его входили: председатель ген. – адъют. гр. Строганов, ст. секр. бар. Корф, обер-гофмейстер бар. Мейендорф, шеф жандармов кн. Долгоруков, министры Валуев и Головнин. Гр. Строганов шел еще дальше реакционной программы гр. Путятина. (Никитенко, II, 191).
Н. И. Пирогов откровенно указывает на это неблагоприятное обстоятельство. См. с. 6 наз. ст. Университетский вопрос.
Филипсон немножко неловко и слишком горячо распространился, пишет Никитенко о преимуществах открытых университетов (Никитенко, II, 299).
Барон М. А. Корф предлагает, пишет Никитенко, сделать университеты совершенно открытыми для всех и каждого, через что уничтожается самое имя студентов, и таким образом прекращается их корпоративное значение (Никитенко, II, 288).
Никитенко скорбел в своем Дневнике о передаче «этих бедных юношей во власть нашей грубой полиции» (II, 120).
Н. И. Пирогов, впрочем, предостерегал от преувеличенных надежд на университетское воспитание. «Приписывая все хорошее в английских лордах университетскому воспитанию в Оксфорде и Кембридже, забывают одно, – писал Пирогов, – habeas corpus. А это одно воспитывает и не одних лордов не хуже всяких университетов» (Унив. вопр., 70). Это тонкое, глубоко верное замечание Пирогова необыкновенно наглядно подтверждается историею Habeas corpus’a, прекрасно рассказанною в выдающейся монографии проф. В. Ф. Дерюжинского под этим же наименованием. Строгая законность и уважение к личной свободе гражданина, с одной стороны, равенство перед законом и ответственность администрации перед судом – с другой, – воспитали народ в Англии так, что последний рабочий не стесняется возбудить иск за незаконное лишение свободы и знает, что выиграет дело. У г. Дерюжинского рассказан случай, в котором типографскому мальчику было присуждено присяжными с министра за неправильный арест в течение шести часов 300 ф. стерлингов (3000 р.). У нас же «правовед» кн. Мещерский считает обязательным для мужичья беспрекословное исполнение даже незаконных требований земских начальников и считает смешным поднимать вопрос о привлечении их к ответственности за незаконное лишение по 61 ст. крестьян свободы. Еще бы! Если сопоставить заботы об охранении престижа «властной руки» и о непогрешимости земского начальника с требованиями авторитета закона и ограждения свободы «мужика», то не трудно сказать, на чьей стороне должны быть симпатии просвещенных юристов-тартюфов. Вещь известная:
Не беда, что потерпит мужик!
Так ведущее нас провидение
Указало… Да он и привык…
Одичалые крепостники архиблагонамеренного Гражданина в защиту розги, как известно, между прочим, высказывают то соображение, что лишение свободы для мужика «ничего не значит»!.. Какой университет смоет это глубоко въевшееся нравственное извращение, оставленное по наследству крепостным правом? Ср. взгляд кн. Одоевского выше в главе II.
См. н. замечания на унив. уст., ч. 2, II. С. 346.
Универ. вопрос. С. 75–76.
В известной книге В. И. Семевского «Крестьянский вопрос» (II, 397) в числе провозвестников отмены крепостного права с университетской кафедры он указывает на профессоров К. Д. Кавелина (дворянина) и К. Д. Мейера, профессора Казанского университета (сына придворного музыканта). Один из слушателей Мейера, академик П. П. Пекарский, в сборнике Братчина так характеризует лекции этого наставника юношества: «Мейер был враг лжи, и в своих лекциях он гнушался доказывать (см. выше), что черное при известных обстоятельствах бывает белым. Правдивость и откровенность Мейера были главнейшею причиною того обаятельного влияния, которое он имел на своих слушателей. Бывают наставники, – продолжает Пекарский, – которые вообще невысокого мнения о молодежи и думают, что их ученикам знать то или другое рано или неуместно. Другие такого мнения из расчетов, умывают руки и говорят: узнают и без меня, когда будет нужно. Третьи, не имея сами никаких убеждений, не могут сообщить в своих лекциях того, чтобы выработать в молодых людях истинный взгляд на предметы. Что же выходит из того? Лекции, не оживленные идеей, кажутся набором слов без смысла или так бесцветны, что слушать их утомительно. Мейер смотрел иначе на свою науку… Когда он доходил до отдела об объектах имущественных прав, он всегда высказывал, что человек, лицо не может быть объектом прав собственности… Мейер при всяком удобном случае и на лекциях, и в беседах своих с студентами возвращался к основной идее своей, и каждый раз он употреблял всю силу доводов в пользу своего задушевного принципа. Сперва этот принцип озадачивал немало студентов-помещиков, всосавших с молоком ложные и сантиментально-патриархальные принципы о нормальности и непреложности крепостного права. Несмотря, однако, на это, Мейер успел достигнуть того, что многие из его студентов не только в университете, но и по выходе оттуда считали справедливым мнение профессора касательно имущественных прав на лицо». Есть достоверные факты, свидетельствующие о том, что ученики Мейера из дворян воздерживались от приобретения «крещеной собственности». Сам Мейер не дождался освобождения крестьян, этой «счастливейшей минуты в жизни каждого честного человека».
См. Журналы заседания ученого Комитета глав, управ, училищ по проекту Общего Уст. Росс. Унив. С.-Пб., 1862 (офиц. издание. Прилож. № 1. С. 3–16).
См. ч. II, назв. Замечаний, ст. 267–300.
Универ. вопр. С. 19–20.
См. там же, 37“39-
См. ч. I, назв. Замечаний. С. 221–226.
См. Унив. вопр. С. 12.
Избрание проф. А. Н. Пыпина в академики имеет любопытную историю, о которой передает некоторые подробности Никитенко, человек далеко не солидарный с ним по политическим убеждениям. «Пыпин– человек почтенный и почтенный ученый, – пишет Никитенко, – он участвует в журнале “Вестник Европы”, который находится в оппозиции с мин. нар. проев, гр. Д. А. Толстым, и притом Пыпин не приверженец классицизма и Каткова: уж не в этом ли вся его вина в глазах некоторых?» Несмотря на сильную агитацию Каткова, Пыпин был выбран в адъюнкты академии 25-ю шарами против д-ти. Такое почетное избрание проф. Пыпина еще более разозлило его противников. Снаряжена была особая комиссия из графов Строганова, Толстого, Шувалова, Литке и Валуева для проверки (!) прав А. Н. Пыпина на академическое кресло.—А. Н. имел великодушный такт освободить почтенную комиссию от непосильной ей задачи и сам отказался от звания академика (см. Никитенко, III. С. 277, 280). Как известно, 29 декабря 1891 г. проф. Пыпин был избран в члены-корреспонденты академии, а 5 февраля 1892 г. получил большую золотую медаль от Импер. Русского Географического Общества за один из своих монументальных трудов – История русской этнографии (см. там же, прим. ред.).
