Мир, заключенный в Мюнстере и Оснабрюке, был европейским миром, последовавшим за большой европейской войной. Потребовалась опустошительная всеобщая война, чтобы убедить европейские государства в том, что только порядок, в который будут включены все, сможет надолго избавить континент от войны всех против всех. Сообщество европейских государств, выйдя из Тридцатилетней войны в результате подписания системы договоров, создало для себя своего рода европейскую конституцию. Она стала исходным пунктом для ius publicum europeum, европейского международного права, но одновременно потребовала подписания целого ряда конвенций и заключения несколько позже мирных договоров, обеспечивавших стабильность системы европейских государств. С этих пор сосуществование европейских государств было урегулировано правовыми нормами, выходившими за пределы повседневной политики и имевшими силу и во время войны. Эти нормы касались особого положения дипломатов, военных действий и заключения мира, правомочности войн, сохранения мира, а в первую очередь — неприкосновенности государственного суверенитета. Существование и суверенитет каждого европейского государства были теперь признаны всеми остальными государствами. Но для того чтобы сбалансировать эту систему на длительную перспективу, требовался слабый, раздробленный центр Европы, который отделял бы друг от друга сильные государства европейской периферии: Швецию, Данию, Нидерланды, Великобританию, Францию, Османскую империю и Россию. В случае войны он мог бы стать европейским театром военных действий, а в мирное время стратегическим и дипломатическим предпольем. Так «Священная Римская империя» превратилась после длительной опустошительной войны в мягкое ядро европейской системы государств. Вестфальский мир был не только большим барочным зданием международного миропорядка, но и основным законом империи. В то же время Швейцария и Северные Нидерланды вышли из состава имперского союза, к которому они уже задолго до этого принадлежали лишь формально.
Прежняя система конституционного устройства, прообразом которого являлись Золотая булла и Аугсбургскии религиозный мир 1555 г., была дополнена и углублена. С этих пор предполагалось на паритетных началах замещать имперские институты католическими и протестантскими. Религиозные партии стали системными учреждениями империи. Их называли corpus evangelicorum и corpus catolicorum, и они обсуждали на рейхстагах все религиозные вопросы раздельно и без риска подчинения одной конфессии другой. В результате признания кальвинизма в качестве третьей религиозной конфессии, права которого гарантировались имперским законодательством, многоконфессиональность империи получила юридическое обеспечение. В то же время князья формально обрели полный суверенитет над своими землями во всех духовных и светских делах. Отныне они обладали правом формировать собственные вооруженные силы и могли к тому же заключать союзы друг с другом и с зарубежными государствами. Тем самым немецкие князья превратились в самостоятельные субъекты международного права. Их суверенитет ограничивался только обязанностью соблюдать верность империи и ее институтам: рейхстагу, имперскому палатному суду и императорскому придворному совету.
Густав II Адольф высаживается в Германии.
Листовка. Кёльн, 1632 г.Шестого июля 1632 г. шведский король Густав II Адольф высадился в Германии во главе крестьянского войска. Притесняемые протестанты сплотились вокруг спасителя из северной страны как вокруг евангелического императора. На иллюстрации — король в образе Моисея в момент освобождения избранного народа. Увенчанный лавровым венком, Густав II Адольф стоит на берегу Балтийского моря и принимает меч из рук Божьих. Благодаря тексту цитат, вставленных в листовку из Библии, он оказывается в ряду библейских спасителей и пророков Израиля.
Раздробление и значительное ослабление империи в пользу «вольностей», которыми обладали немецкие княжества и имперские города, обеспечивались двумя «фланговыми» державами. Одной из них была Франция, получившая епископства Мец, Тул и Верден, а также прежние владельческие права Габсбургов в Эльзасе. В то же время с помощью в высшей степени активной политики союзов с немецкими князьями она пыталась укрепить свое влияние в империи. Другой державой была Швеция, которая вместе с Передней Померанией и бывшими епископствами Верден и Бремен приобрела значительные владения в устье Одера, Эльбы и Везера; тем самым ее короли получили права депутата имперского сословия. Позже, после поражений, которые Швеция потерпела от России во время Северной войны, и с окончанием великодержавия, восточным гарантом империи стала Россия. С этого времени она вместе с Францией пыталась насколько возможно препятствовать каким бы то ни было переменам внутри империи. Устройство империи стало европейским вопросом.
III. Сумерки империи (1648–1806)
Мир, заключенный в Мюнстере и Оснабрюке, немцы в большинстве своем расценивали впоследствии как несчастье, как низшую точку немецкой истории. И действительно, исходя из представления о том, что создание национального государства становилось необходимой целью всей немецкой истории, такое мирное устройство должно было рассматриваться как тяжелый провал. «Значимость имперской власти и национальное чувство, — сетовал в 1889 г. историк Генрих фон Зибель, — упали до нулевого уровня. Партикуляризм полностью овладел немецкой землей и немецким духом». В какой-то степени это было верно. Удивительное обстоятельство, на которое обращали мало внимания, заключалось в том, что «Священная Римская империя» продолжала существовать не только в результате гарантий со стороны европейских держав, но и благодаря основам, унаследованным от Средневековья и покоившимся на ленном праве. На этих основах и в дальнейшем держались связи имперских князей с сюзереном — императором. Император и империя образовывали, как и прежде, правовое сообщество, опиравшееся на старые традиции, громоздкое и малоподвижное, сложное и в своих переплетениях едва ли доступное пониманию. И все-таки это было устройство, обеспечивавшее компромисс, мир и защищавшее права и притязания как мельчайших, так и больших имперских территорий. Это была пользовавшаяся всеобщим уважением система, создававшая рамки для пестрого разнообразия немецких государственных образований, — маленький европейский мирный порядок посреди большого общеевропейского сообщества.
Но уже современникам это устройство казалось устаревшим, отсталым и труднопонимаемым. Повсеместно повторялось прозвучавшее в 1667 г. высказывание юриста — специалиста по государственному праву — Самуэля фон Пуфендорфа о том, что империя подобна монстру. На эту знаменитую критику имперского устройства сразу же среагировала императорская цензура, запретив высказывания такого рода. И действительно, возникли многочисленные факторы, углублявшие традиционную отсталость империи по сравнению с западными соседями. Резкое снижение численности населения и всеобщая бедность после окончания Тридцатилетней войны, отражали длительный застой экономики, ибо территории империи оказались отрезанными от мировой торговли, шедшей через Атлантический океан, от приносивших плоды колониальных владений. Исключением были решительные, но не обеспеченные необходимыми средствами попытки «великого курфюрста», бранденбургского курфюрста Фридриха Вильгельма (1640–1688), основать колонии на западноафриканском побережье, которые он, в конце концов, продал Нидерландам. Недостаточный приток капитала усугублялся малыми размерами большинства территорий империи, едва ли допускавшими образование более крупных экономических регионов, и кроме того, количество таможенных барьеров доходила до смешного. Торговцу, который хотел доставить свой товар по Рейну из Базеля в Кёльн, приходилось чуть ли не каждые десять километров причаливать к таможне на берегу. Многочисленные мелкие и мельчайшие княжества, в общем и целом определявшие облик империи, не имели ни средств, ни сил, чтобы преобразоваться в государства с надлежащей системой управления.
Тем усерднее многочисленные мелкие князья пытались доказать свою политическую независимость, копируя роскошь Версаля и императорского двора в Вене. Демонстрация княжеского достоинства с помощью пышной архитектуры барокко, придворный церемониал, подчеркивание характера власти, как данной Богом, дистанция, отделявшая придворных от простого люда, — все это инсценировало абсолютизм, прообраз которого находился в Версале и звался Людовиком XIV — «королем-солнце». Для подданных это зачастую означало очень неприятное для них проявление придворного абсолютизма. В отличие от больших государств: Франции, Испании, Австрии — на маленьких немецких территориях невозможно было укрыться от взора властителя. Его светлость князь находился слишком уж близко от своих подданных. Поэтому народная молва гласила: «Лучше к князю не ходи, если нет в тебе нужды». Что и говорить, не лучшая предпосылка для развития свободного, исполненного самосознания буржуазного духа.
