Ознакомительная версия.
Игру пришлось закончить. Будущий мэр Москвы Юрий Лужков посетил Горбачёва в Кремле сразу после августовского переворота и заметил, что он потерял свое прежнее очарование – ту скрытую и дьявольскую жизнерадостность, которая ранее скрывалась за каждой фразой и служила подтекстом в каждом разговоре, пресекала все возражения собеседника.
В конце концов имя Горбачёва, стало скорее фирменным знаком: узнаваемое яркое родимое пятно стало мелькать в рекламе ресторанов «Пицца Хат» и дома моды Луи Виттона. Он стал вести обычную жизнь знаменитости: сыграл яркие эпизодические роли в паре фильмов, занялся благотворительной деятельностью, возглавил свой личный фонд, написал мемуары, опубликовал обозревательские статьи. Вопреки советам своей жены Раисы и других людей он баллотировался на пост президента России в 1996 году, вытерпел нападки злобно настроенных оппонентов и получил 0,5 % голосов. И в становившихся все длиннее перерывах между интервью и путешествиями у него было время неоднократно в мыслях переиграть историю.
В момент отчаяния Горбачёв сказал своему преданному помощнику Черняеву: «Все революции кончаются неудачей, хотя и изменяют страну, а некоторые – целый мир». Горбачёва можно рассматривать как самый успешный провал в истории.
Медленными целенаправленными шагами Борис Ельцин, первый демократический политик России, устремился в толпу. С дежурной улыбкой на лице, которая была одновременно и уверенной, и глупой, и открытой, и сдержанной. Это был 1996 год? или 1991? или 1990? или 1989? Судьба страны зависит от того, сможет ли этот человек наладить связь с массой простых россиян: бабушками в платочках, беззубыми мужчинами и сидящими у них на плечах детьми. Любят они его или ненавидят, но здесь они ради него. Они пришли, чтобы что-нибудь выкрикнуть, чтобы протянуть ему руку. Он сосредоточен, делает все возможное, используя искусство, которое он ввел в России, более разрушительное, чем западный джаз или порнографические фильмы, – искусство избирательной кампании.
От таких встреч с народом, как потом напишет, он черпает жизненную силу. Это его причастие, святое вино и хлеб. Он слушает, шутит, обещает, тянется, чтобы похлопать по плечу и пожать руку, вызывает их улыбки, веру в то, что завтра будет лучше, печальную веру, потому что в то же самое время они знают, что лучшего будущего не будет; но вера связывает их с этим человеком, с этой громадиной, ростом 187 см и весом больше центнера, с копной седых волос, развевающихся на ветру. В течение часа они упивались его убеждением, что он может сделать все.
Сибиряк
Однажды ночью 1934 года человек в военной форме появился в продуваемой насквозь комнате барака, где жили Ельцины. Трехлетнего Бориса разбудил шум. Он уснул на руках у матери, вторя ее рыданиям, сам не зная почему. Должно быть, года через три он увидел своего отца снова. Николай Ельцин, плотник, помог местному подразделению НКВД выполнить их ежемесячную норму по аресту антисоветских агитаторов.
Спустя много десятилетий его сын-президент будет держать пожелтевшее дело в руках, пристально изучая обвинения, написанные с ошибками выцветшими фиолетовыми чернилами, на тонких листах из папиросной бумаги, и вспоминать ту весеннюю ночь. Репрессии уже забросили род Ельциных за Урал. До революции 1917 года один дед Бориса был владельцем водяной мельницы и кузницы. Другой дед, довольно успешный строитель, имел наемных работников. При Сталине такая предприимчивость наказывалась. Оба деда были выселены из деревни и сосланы в пустынные северные поселения.
Ельцины были потомками старообрядцев, религиозных ортодоксов, отделившихся от православной церкви после того, как патриарх Никон реформировал литургию в 1650-х годах. Чтобы избежать гонений, многие бежали в Сибирь, точно так же как чуть позже общины гугенотов исчезли в горах на юге Франции. Аскетичные и отчаянно самоуверенные староверы придерживались почти пуританских взглядов: особое внимание они уделяли тяжелой работе, частной собственности и социальному консерватизму. Они крестились двумя пальцами вместо трех и не брили бороды. Курение у них считалось грехом, не допускалось сквернословие.
К концу 1930-х годов Николай Ельцин, вернувшись из трудового лагеря, перевез семью в город Березники, недалеко от Перми, на западном предгорье Урала. В отличие от Горбачёва, молодой Ельцин не испытал немецкую оккупацию во время Второй мировой войны. Но питание было скудным. Его мать позже вспоминала, как десятилетний Борис сидел после школы в углу комнаты и безутешно стонал: «Я хочу-у-у-у е-е-есть. Я не смогу-у-уу выы-ы-ыдержать этого». У семьи Ельциных была коза, которая согревала Бориса зимой.
В первой части своих воспоминаний, опубликованных в 1990 году, когда он баллотировался в правительство, молодой Ельцин появляется как озорной проказник. На самом деле его рассказ состоит из шалостей и смелых, рискованных выходок. Он подстрекал класс выпрыгнуть из окна до того, как придет учитель, подложить на стул учителю кнопку, пойти в поход через лес, присоединиться к драке, в одной из которых ему сломали нос. Во время войны он прокрался на склад боеприпасов и попытался выяснить, как работает ручная граната[21], ударив молотком по предохранителю. Он потерял большой и указательный пальцы на левой руке.
Репрессии забросили род Ельциных за Урал.
После окончания средней школы Ельцин изучал гражданское строительство в промышленном Свердловске (нынешний Екатеринбург). Во время учебы был капитаном волейбольной команды и ухаживал за своей будущей женой Наиной. После окончания университета он остался в Свердловске, где прошел путь от мастера до начальника городского строительного треста. Удивляя своих подчиненных, Ельцин настаивал на изучении всех аспектов работы, начиная от кладки кирпича и плотницкого дела до приготовления бетона и управления подъемным краном – первый год его работы прошел в обучении. В тридцать лет он вступил в партию, что помогло дальнейшему продвижению по службе, и был зачислен в местную коммунистическую организацию. Ельцин, как он сам писал, погрузился в партийную работу так, как однажды бросился с головой заниматься волейболом. Семь лет спустя его назначили главой строительного отдела областного партийного комитета, где он руководил всеми строителями области. Поразив свое начальство способностью справляться с огромной работой, в 1976 году он становится первым секретарем Свердловской области – областным партийным лидером.
Ельцин оказался весьма необычным провинциальным вождем, хотя и соблюдал все запреты времени. Ревностный, требовательный, жаждущий признания, он был трудоголиком, доводил себя и своих подчиненных почти до предела физических возможностей. Решив посещать все 63 областных города раз в два года, он измотал пилота вертолета бесконечными поездками. Как любой хороший коммунист, он мог по требованию подхалимничать. Предметом лести Ельцина стала «блестящая и глубокая» речь Брежнева на партийном пленуме: на семидесятилетии Генерального секретаря он похвалил его за «мудрость, громадный организационный талант, человеческое обаяние и кипучую энергию». Такой приукрашенный подхалимаж не был в порядке вещей, можно было подумать, что это ирония. Старик был еще не тем ходячим трупом, которым станет позже, но «кипучую энергию» многим было трудно обнаружить.
Однако несмотря на преклонение перед московской геронтократией, Ельцин внес новый стиль в администрацию Свердловска – стиль открытого общения и получающей широкую огласку ответной реакции на местные проблемы. Он умело использовал телевидение и появлялся в прямом эфире в беседах с народом, выражая свое уважение к простым людям, что было совершенно чуждо в то время. Понемногу он расширил границы свободы. Как сказал один свердловчанин, он «немного ослабил корсет».
К 1985 году, когда Горбачёв стал Генеральным секретарем, Ельцин имел репутацию сторонника жесткой политики, но популярного в народе провинциального партийного лидера. Игнорируя предупреждения некоторых своих коллег о личности Ельцина, Горбачёв пригласил его в Москву – сначала на службу в партийный секретариат, а затем с декабря 1985 года назначил руководителем московского горкома, заменив коррупционера, близкого друга Брежнева. Занимая эту должность, Ельцин стал кандидатом в члены политбюро.
Москва состояла как будто из двух параллельных миров. Она была домом коммунистической аристократии – семей высокопоставленных партийных и государственных чиновников, имеющие особые привилегии: машины с водителем, специальные магазины и клиники, элитные школы, государственные дачи, черноморские курорты, превосходное жилье и протекционистские связи для передачи всего этого следующим поколениям. Между тем вокруг них столица разрушалась. Выцветшие многоквартирные дома растянулись на многие километры на окраинах, водопроводная система износилась, разгромленные подъезды провонялись мочой. Общественный транспорт был перегружен, розничные торговые сети пронизаны коррупцией, кругом грязь и дефицит. Будущий мэр города Юрий Лужков впервые в то время увидел московские овощные склады. «Всегдашние грязь, вонь, плесень, крысы, мухи, тараканы, – вспоминает он, – казалось, нет такой нечисти, которая бы не могла найти тут пристанища».
Ознакомительная версия.
