также в Колотлане (юго-западнее Сакатекаса). Мигель Санчес занял во второй половине октября Уичапан (к юго-востоку от Керетаро) и несколько соседних с ним селений. Вместе с повстанцами под командованием капитана ополчения Хулиана Вильяграна он безуспешно пытался 30 октября овладеть Керетаро. На юге присоединившийся к Идальго сельский священник Морелос очистил от испанцев Сакатулу и двинулся вдоль побережья на юго-восток. За короткий срок в сформированный им отряд вступило более 3 тыс. человек.
Основную массу восставших составляли крестьяне-индейцы, горнорабочие, ремесленники и прочий трудовой люд городов, мелкая городская буржуазия. К ним присоединилась часть интеллигенции, офицерства, чиновничества, низшего духовенства. На первых порах многие представители креольской помещичье-буржуазной элиты тоже примкнули к восстанию, рассчитывая использовать его для свержения ненавистного испанского господства. Однако ход событий довольно скоро привел к изменениям в соотношении сил.
В занимаемых ими городах, селениях и асьендах повстанцы расправлялись с попадавшими в их руки крупными чиновниками, помещиками и купцами, не успевшими бежать. Некоторых убивали, других арестовывали, принадлежавшие им кукурузу, скот, различное имущество конфисковывали, а частично уничтожали. Такая судьба постигала не только уроженцев метрополии, но зачастую также и состоятельных «американских испанцев», особенно богатых помещиков-креолов.
Если для некоторых руководителей восстания, принадлежавших к привилегированным слоям колониального общества, главной задачей являлись ликвидация испанского господства и завоевание независимости, то для массы их сторонников, и прежде всего для индейского крестьянства, не меньшее, если не большее значение имели социальные цели, устранение феодально-крепостнического гнета и борьба против его носителей, кто бы они ни были. «Таким образом, — как справедливо отмечает мексиканский историк Луис Чавес Ороско, — война за независимость с самого начала приняла характер классовой борьбы… Это было восстание всех угнетенных против всех угнетателей» {31}.
Указанное обстоятельство и определяло в конечном счете расстановку сил. Против восставшего народа выступили не только колониальная администрация, католическая иерархия во главе с высшим духовенством, испанская знать и другие круги, связанные с метрополией. В том же враждебном революции лагере оказались вскоре в значительной своей части и принадлежавшие к имущим классам уроженцы Новой Испании — большинство местных помещиков и купцов, многие чиновники и офицеры. Еще в период боев за Гуанахуато немало богатых креолов вместе с испанцами оказывали яростное сопротивление повстанцам. Настроения креольской верхушки нашли свое выражение также в позиции, занятой муниципальными органами некоторых крупнейших городов. Так, аюнтамьенто Веракруса 6 октября публично осудил восстание и заверил вице-короля в своей полной поддержке. Две недели спустя аюнтамьенто Мехико обратился к населению вице-королевства с воззванием, в котором выражались верноподданнические чувства по отношению к испанской монархии и содержался призыв сохранять верность королю {32}. Однако определенная часть креольской элиты предпочитала выжидать исхода борьбы, не примыкая пока ни к той, ни к другой стороне {33}.
Внутри руководящего ядра патриотов не было единства. Идальго понимал необходимость социальных преобразований в интересах широких масс и потому сразу же, наряду с требованием «восстановить священные права, дарованные мексиканцам богом и узурпированные жестокими и несправедливыми выродками-конкистадорами» {34}, выдвинул лозунг возврата экспроприированных у крестьян земель. Возглавив народное восстание, он стремился к его дальнейшему расширению и углублению. Именно по этой причине планы Идальго внушали такой страх и ненависть колонизаторам. Епископ Абад-и-Кейпо прямо указывал, что в случае победы восставших огромная масса индейцев, метисов и неимущих креолов, составляющая девять десятых всего населения, немедленно выступит против зажиточной верхушки. Он писал, что Идальго пытается внушить индейцам, будто они вправе считать отнятые у них испанцами земли своими, и обещает вернуть их прежним владельцам. Эту же мысль высказал архиепископ Лисана-и-Бомон {35}. Эдикты об отлучении Идальго осуждали его не столько за мнимую «ересь», сколько за то, что он поднял «мятеж» и пытался изменить систему землевладения.
Что же касается Альенде, братьев Альдама, Абасоло и некоторых других военных руководителей повстанцев — кадровых офицеров и выходцев из креольской помещичьей среды, то они вовсе не желали подъема массового движения. Им были чужды социальные задачи начавшейся революции, в которой эти люди видели лишь вооруженное выступление с целью освобождения от испанского господства. В принятом 24 сентября постановлении аюнтамьенто Сан-Мигеля, возглавлявшемся Игнасио Альдамой, указывалось, что конфисковано может быть только имущество гачупинов, но «ни в коем случае наших соотечественников» {36}.
По мере того как в ходе восстания все более острые формы принимал социальный антагонизм, беспокойство Альенде и его сторонников, недовольных тем, что Идальго ищет опоры в массах, заметно усиливалось. Встревоженные чрезмерным, по их мнению, радикализмом движения, они считали, что взятие Мехико позволит быстро закончить военные действия, провозгласить независимость и подчинить народ контролю имущих классов. Поэтому Альенде, Альдама, Абасоло и другие настаивали на немедленном штурме столицы, хотя в создавшейся неблагоприятной для повстанцев обстановке это было сопряжено с серьезным риском.
Позиция же Идальго, проявившего в тот момент разумную осторожность, диктовалась не только трезвым учетом обстоятельств чисто военного порядка, но и пониманием того, что в целом соотношение сил складывалось не в пользу восставших. В таких условиях ему казалось нецелесообразным, при весьма сомнительных шансах на успех, предпринимать рискованную попытку занять столицу, ставя фактически на карту судьбу всего восстания.
Отказавшись от попытки взять Мехико, Идальго повел свою армию на северо-запад, с тем чтобы овладеть Керетаро. Одновременно испанские войска под командованием Кальехи двигались из Керетаро навстречу повстанцам, направляясь к столице. 7 ноября обе армии столкнулись возле Акулько, на полпути между Мехико и Керетаро. Силы патриотов сократились к этому времени примерно до 40 тыс. человек, так как многие из них, разочарованные отходом от Мехико, разошлись по домам. Их боеспособность ослабляли также разногласия между руководителями. Поэтому повстанцы предпочли уклониться от сражения. Отступив к Селае, они разделились. Главные силы под командованием Альенде двинулись на северо-запад, в Гуанахуато, а Идальго с небольшой группой направился на юг, в Вальядолид, чтобы пополнить свои войска.
Тем временем революционное движение охватывало все большую территорию. 10 ноября произошло вооруженное выступление в Сан-Луис-Потоси и восставшие овладели городом. На следующий день Торрес занял Гвадалахару. В конце ноября отряд индейцев во главе со священником Хосе Марией Меркадо захватил последний опорный пункт испанцев в интендантстве Гвадалахара — порт Сан-Блас. В руках патриотов оказалась вся Новая Галисия до побережья Тихого океана.
Узнав о победе повстанцев в Гвадалахаре, Идальго решил направиться туда и 17 ноября выступил из Вальядолида. Между тем армия Кальехи подошла к Гуанахуато и 24 ноября начала штурм города. Повстанческая артиллерия, расположенная на окружающих Гуанахуато высотах, не причиняла наступавшим большого урона. Шестичасовой бой завершился победой испанских войск. Альенде с небольшим отрядом отошел
