Даже среди рабов не переставали существовать различия. Некоторые были связаны с характером выполняемой работы: прислуживать с господском доме или работать на плантациях, быть рабом в крупном поместье или работать на отхожем промысле в городе — все это было не одно и то же. Другие различия были связаны с национальностью, временем пребывания в стране или оттенком кожи. Так, недавно привезенный африканец, не понимавший ни португальского языка, ни обычаев, назывался «босал» (дословно «чурбан», «невежа»); тот, кто уже более или менее адаптировался к новым условиям, понимал язык и мог сам объясняться — «ладину», что можно приблизительно перевести как «находчивый», «изворотливый»; негр, родившийся в Бразилии, назывался креолом. Угольно-черный африканец и мулат, чья кожа была лишь немного смуглей, чем у белого, также относились к разным категориям. Как правило, мулатов и креолов предпочитали использовать для работы в господском доме, для занятий ремеслом и в качестве надсмотрщиков, а рабов с наиболее темным цветом кожи, особенно африканских, направляли на самые тяжелые работы.
* * *
Помимо различных категорий рабского населения, в колониальной Бразилии было также много свободных или освобожденных из рабства африканцев и афро-бразильцев. Согласно данным, относящимся к концу колониальной эпохи, к этой группе относилось около 42 % негров и мулатов. Их положение было двойственным. Формально они считались свободными, но на деле их зачастую произвольно обращали в рабство, особенно негров с характерной внешностью и цветом кожи. Они не могли быть членами муниципального собрания или престижных светских братств, таких, как ассоциация мирян при ордене францисканцев. Даже статус вольноотпущенника мог быть пересмотрен, если в поведении такого лица усматривались признаки неуважения к бывшему господину.
Рабство являлось институтом, распространенным на всей территории страны. Оно пронизывало все общество, обусловливало действия и мысли. Желание быть хозяином рабов, стремление получить их было присуще всем, от господствующих классов до скромных городских ремесленников. Были хозяева сахарных заводов-энженью и владельцы рудников с сотнями рабов, мелкие сельскохозяйственные рабочие с двумя-тремя невольниками и семьи, в которых был один-единственный раб. Предубеждение против негров пережило отмену рабства и в измененном виде дожило до наших дней. Вплоть до времени массового притока европейских работников в центральные и южные регионы Бразилии, ручной труд в обществе презирался как «занятие для негров».
Теоретически свободные люди в колонии относились к сословиям, которые образовывали собственную иерархию. Разделение на сословия — дворянство, духовенство, крестьянство — было характерно для европейского Старого порядка. Перенос в Бразилию этого деления общества, действовавшего в Португалии, не имел большого практического значения. Белая элита стремилась к получению дворянских титулов, но наследственной аристократии не было. Настоящие дворяне-фидалгу [22] были редкостью, а большинство составляли простые смертные с претензией на благородное происхождение.
Как уже отмечалось выше, колониальное общество состояло не только из рабов и рабовладельцев. В сельской местности жили мелкие земледельцы и землепашцы, аграрные рабочие, крестьяне; в немногочисленных городах — уличные торговцы, мелкие коммерсанты, ремесленники. Подобное положение вещей не оставалось статичным и неизменным. Расширение международной работорговли привело к появлению важной группы среди элиты — крупных работорговцев из Рио-де-Жанейро и Салвадора. Открытие золота и алмазов в Минас-Жерайсе, Гойясе и Мату-Гроссу в начале XVIII в., а также переезд королевского двора из Португалии в Рио-де-Жанейро в начале XIX в. явились факторами, каждый из которых по-своему способствовал д иверсификации социальной структуры и изменению отношений между городом и деревней. Так, по отношению к районам золотодобычи (Минас-Жерайс) и крупным городам, подобным Рио-де-Жанейро и Салвадору, мы можем говорить о существовании прослойки чиновничества, образованных горожан и так называемых лиц свободных профессий, в первую очередь адвокатов.
* * *
Различные сферы деятельности ценились в обществе по-разному. Первоначально наибольшим престижем обладала даже не сама деятельность, а статус владельца сахарного завода-энженью («сеньора энженью»). По известному определению автора-иезуита А.Ж. Антонила в его произведении «Культура и изобилие в Бразилии, даваемое рудниками и растительными богатствами», «быть сеньором энженью — титул, к которому многие стремятся, так как это значит, что тебе многие служат и многие тебя уважают… В Бразилии статус сеньора энженью ценится так же, как в королевстве [23] дворяне-фидалгу ценят титулы».
Менее престижным считалось занятие торговлей; формально купцы и коммерсанты были исключены из муниципальных собраний и почетных объединений. Тот факт, что многие из них происходили из «новых христиан», усиливал дискриминацию. Непрестижным было и ремесленное производство, так как ручной труд считался «низким» занятием. Ремесленники почти всегда оставались за пределами муниципальных собраний, и лишь иногда им удавалось отстаивать свои интересы через так называемого «внешнего судью», назначаемого королевской властью и возглавлявшего муниципальное собрание в крупных городах.
* * *
Среди свободного населения на вершине социальной пирамиды, помимо элиты работорговцев, находились крупные землевладельцы и купцы, вовлеченные во внешнюю торговлю. Таков был типичный расклад на Северо-Востоке Бразилии [24] и позже в Рио-де-Жанейро. Выполняя стратегически важные функции в колониальный период, крупные торговцы не подвергались дискриминации, которую теоретически предполагал их род деятельности. Напротив, с середины XVII в. начинается их социальный и политический взлет. Они все чаще избираются в муниципальные собрания, становятся членами престижных братств и занимают важные должности в местном ополчении.
Между двумя вышеописанными группами элиты существовали как факторы, способствующие сближению, так и соперничество. С одной стороны, в массе своей они составляли господствующий класс колонии по отношению к множеству рабов и тех свободных людей, которые занимали более низкое положение. Рост экономического преуспевания купцов облегчал их вхождение в колониальную элиту. С помощью заключения браков и покупки земли многие купцы становились владельцами сахарных заводов-энженью на Северо-Востоке, вплоть до того, что различие между двумя группами порой стиралось.
С другой стороны, существовала и почва для конфликтов. Крупные коммерсанты влияли на цены импортируемых и экспортируемых товаров, особенно в том случае, когда им удавалось получить должности в привилегированных торговых компаниях, созданных по инициативе королевской власти. Кроме того, они ссужали крупных землевладельцев деньгами на устройство плантаций, покупку рабов и инвентаря, делая это под залог их земель. Вопросы долгов и споры по отсрочке платежей были частым явлением в среде сахарозаводчиков Северо-Востока. Трения еще больше усиливались, если им сопутствовало разделение по происхождению между рожденными в Бразилии владельцами сахарных заводов-энженью и коммерсантами из Португалии.
Наивысшим проявлением противоречий стала так называемая «война бродячих торговцев» (Guerra dos Mascates) в Пернамбуку (1710–1711). Соперничество двух городов — Олинды и Ресифе — отразило более глубинные противоречия между старой Олиндой владельцев энженью и Ресифе «бродячих торговцев», которые на деле имели мало общего с бродячими торговцами, а были крупными коммерсантами. Некоторые из них обогатились и усилили свое влияние, став откупщиками налогов.
Другим вариантом деления общества на категории, напрямую связанным с принципом чистоты крови, было разделение по религиозному признаку. По определению, подданные португальского короля, живущие в Бразилии, являлись католиками. Но среди них были, если можно так выразиться, более и менее правоверные католики. К последним относились «новые христиане», т. е. евреи или их потомки, принужденные принять христианство по указу португальской короны (1497) Над ними, помимо прочего, постоянно нависало подозрение в том, что они тайно продолжают исповедовать иудаизм. «Новые христиане» играли значительную роль в жизни Бразилии, особенно в первый период колонизации: они были купцами, ремесленниками или владельцами сахарных заводов-энже-нью, а также занимали государственные и церковные должности. Несмотря на эту значительную роль, а быть может и из-за нее, «новые христиане» подвергались дискриминации, некоторые из них были арестованы и казнены инквизицией. Однако в сравнении с преследованиями, развязанными в испанских колониях в Новом Свете, ситуация в Бразилии была не такой напряженной. Здесь не было собственного «подразделения» инквизиции, она лишь являлась с наводившими ужас инспекционными объездами. За исключением посещения Гран-Пара в 1763–1769 гг., большинство из них пришлось на время Иберийской унии. Трибунал святой инквизиции находился в Байе и Пернамбуку в 1591–1595 гг. и вновь вернулся в Баию в 1618 г.
