нравственно растленные типы.
В этом отношении характерна так называемая «владимирщина»- раскол, произведенный в 1919 году бывшим архиепископом Пензенским Владимиром Путятой. Руководитель этого раскола является одной из самых омерзительных личностей в истории Русской Церкви; вполне заслуженно, за свои тяжкие грехи против нравственности, он был лишен сана — и поднял после этого в своей бывшей епархии смуту. Характерно, однако, что он прикрывался обновленческими лозунгами, говорил о своем желании «приблизить церковь к евангельским идеалам». Владимиру Путяте и его ближайшему стороннику иеромонаху Иоанникию Смирнову принадлежит сомнительная «честь»: они первые в Русской Церкви стали пользоваться в борьбе с идейными противниками методами политического доноса. Главной их заботой было завоевать доверие властей — и нельзя сказать, чтобы эти усилия остались совершенно безрезультатными. В 1919 году представитель властей созвал в пензенском кафедральном соборе местное духовенство и потребовал в ультимативной форме, чтобы они признали Владимира своим архиепископом; на тех, кто не признал Владимира (к чести пензенского духовенства, таких было большинство), обрушились репрессии. Дело приняло столь серьезный оборот, что пришлось вмешаться самому В. И. Ленину. Ленин приказал немедленно освободить всех арестованных, а делегации, прибывшей из Пензы, заявил, что «Владимир Путята — это пиявка, присосавшаяся к советской власти».
Еще более курьезный характер носил так называемый «царицынский раскол», или «илиодоровщина». Возглавлялся этот раскол знаменитым черносотенцем иеромонахом Илиодором Труфановым. Знаменитый в дореволюционное время деятель из «Союза русского народа», прославленный своими скандалами и близостью к Распутину, Илиодор неожиданно сделался ярым «революционером». Явившись в 1920 году в Царицын, опираясь на кучку своих старых поклонников и поклонниц, он объявил себя со свойственной ему экстравагантностью патриархом всея Руси и главой новой церкви. Рассыпавшись в комплиментах по адресу советской власти, недавний черносотенный «трибун» провозгласил здравицу в честь «красных славных орлов, выклевавших глаза самодержавию». «Слава орлам! Слава орлам! Слава орлам!» — истерически выкликал он, кланяясь на все четыре стороны. Затем Илиодор приступил к «реформам». Выбрав из числа своих сторонников 12 человек, он провозгласил их «российским синодом» — и тут же придумал членам синода особый титул: Ваше достоинство (как же можно без титула?). Затея Илиодора носила, однако, слишком откровенно авантюрный характер, чтобы просуществовать долго; через несколько лет все лопнуло, как мыльный пузырь: даже самые ярые поклонники царицынского патриарха в нем разочаровались, и сам Илиодор вскоре покинул Царицын.
Эти два эпизода из эпохи гражданской войны являются зловещим прологом к обновленческому расколу — здесь в карикатурном виде сказываются все наиболее отрицательные черты обновленчества: авантюризм, моральная нечистоплотность и сикофанство.
Что делали, однако, в это время настоящие, идейные обновленцы? Питерское трио в этот период несколько притихло (в своей книге «Церковь и государство» Введенский называет это время «мертвым периодом»), но отнюдь не прекратило своей деятельности. Особую популярность приобретает в это время в Петрограде священник Введенский. В 1919 году ему пришлось пережить несколько неприятных событий: была закрыта церковь Николаевского кавалерийского училища, и ее настоятель очутился в положении безработного. В течение нескольких месяцев он должен был перебиваться кое-как, жить случайными заработками; одно время даже торговать газетами. Свой вынужденный досуг молодой священник использует довольно своеобразно. Он сдает экстерном курс в ряде высших заведений: таким образом, за короткий срок он приобрел, кроме имеющихся у него двух, еще шесть дипломов (юриста, биолога, физика и т. д.).
Вскоре Введенский получает назначение настоятелем Захарие-Елизаветинской церкви (на Захарьевской ул.) и в то же время становится приближенным митрополита Петроградского Вениамина. Сопровождая владыку во время его поездок по епархии, о. Александр всюду (на митрополичьих служениях) произносит проповеди. В 1921 году он (несмотря на молодость) возводится в сан протоиерея. В то же время он непрерывно выступает на разного рода диспутах. Во время диспутов происходят иной
раз острые инциденты, характерные для этого бурного времени. В качестве примера можно привести диспут 7 мая 1918 года, который происходил в Тенишевском училище: тема диспута была дана очень колоритно: «Борьба с Богом». Главными докладчиками были Введенский и Шпицберг — глава тогдашней антирелигиозной пропаганды. Когда начал говорить Введенский, группа учащихся заявила протест против того, что слушают попа. Большинство, однако, постановило предоставить слово Введенскому. После этого неожиданно выскочил на сцену матрос, обвешанный пулеметными лентами, и истерически выкрикнул, обращаясь к Введенскому, размахивая наганом: «Ваш Бог негодяй! Его расстрелять надо!» Последующая речь Введенского, однако, покорила многих, она закончилась шумными аплодисментами публики (Соборный разум, 1918, № 5–7).
Все эти годы Введенский ни на минуту не оставлял своих планов церковной реформы. Уже в это время он становится частым гостем в Смольном: стучится там во все двери, добиваясь разрешения на создание широкой обновленческой организации. Наконец в 1919 году он удостоился аудиенции у «самого» Зиновьева, возглавлявшего тогда Петроградский Совет. Эти два человека уселись друг против друга в одном из кабинетов Смольного и в течение часа обсуждали перспективы развития Русской Церкви. Введенский предложил конкордат — широкое соглашение между Советским правительством и реформированной Православной Церковью [11]. Г. Зиновьев дал следующий ответ: «Конкордат в настоящее время вряд ли возможен, но я не исключаю его в будущем, так как вообще являюсь сторонником свободы вероисповеданий и, как вы знаете, делаю все от меня зависящее, чтобы избегнуть каких-либо ненужных обострений в отношениях с церковью у нас в Петрограде. Что касается вашей группы, то мне кажется, что она могла бы быть зачинателем большого движения в международном масштабе. Если вы сумеете организовать нечто в этом плане, то, я думаю, мы вас поддержим».
А. И. Введенский тех дней довольно рельефно и близко к истине обрисован Н. К. Чуковским в его автобиографическом романе «Юность» (это признал, между прочим, и сам Введенский). «Священник был очень худ, высок, слегка сутул, — читаем мы в этом романе, — наружность его показалась Грише довольно странной, и он внимательно к нему приглядывался. Красивое, молодое, нерусское лицо. Армянин, что ли, или грек? Острая подстриженная бородка чрезвычайной черноты. Горбатый, изогнутый нос, очень тонкий. Смуглые щеки, большие зеленоватые глаза с необыкновенно ярким белком, в котором было что-то женственное и вместе с тем баранье. Черные длинные вьющиеся волосы из-под серой шляпы… Наша цель — конкордат, — сказал священник, — и на конкордат они пойдут». (Чуковский Н. Юность. Ленинград, 1930, с. 103–104.)
«Нет, ошибки быть не может, — читаем мы в другом месте романа, — это тот же самый священник… Но теперь он был без шляпы, и поверх рясы
