633
Там же, 118.
См. письмо вел. кн. Елены Павловны к Милютину. Л.-Болье, 125.
«Слово земство наводит страх в высших сферах», писала 26 января 1862 г. великая княгиня Милютину. См. там же.
Il faur quelque chose, так выражались тогда, по словам В. П. Безобразова, наши передовые бюрократы. См. н. с. Безобразова. С. 500.
См. н. Истор. Записку. С. 307.
См .Наше время, 1862. № 217.
Не безынтересно отметить, что в томе LXVI Дела о преобразовании судебной части в § 4 поименовано до 30 № газет (Моск. Ведом., День, Голос и др.), официально приложенных для соображения. См. с. 47 Описи этого дела, напечатанной в виде приложения к книге моей «Основы учебной реформы». При университетской реформе печати отвел мин. нар. проев. А. В. Головнин видное место.
Ист. Зап. С. 69–70.
Председательствовал кн. П. П. Гагарин, членами были: М. Г. Хомутов, бар. М. Л. Корф, Н. Ф.Метлин, Е. П. Ковалевский, П. А. Муханов, гр. В. Н. Панин, Н. И. Бахтин, гр. В. Ф. Адлерберг, кн. П. А. Долгоруков, кн. Италийский, гр. А. А. Суворов-Рымникский, И. М. Толстой, Д. А. Милютин, Л. Л. Зеленый, П. А. Валуев, М. X. Рейтерн, П. П. Мельников.
Истор. Записка, 105–106.
Там же, 160.
Там же, 159.
Там же, 166.
Там же, 271–284.
Там же, 292.
Там же, 293.
Там же, 294.
Там же, 302.
Там же, 304. В некоторых местах губернский сбор был еще меньше, не доходил
до Yio; см. н. с. Головачева. С. 188.
Там же, 304–305.
Там же, 307–308.
Далее П. А. Валуев поясняет, почему у правительства связаны были бы руки. «Правительство не должно ставить себя, – говорит он, – в такое положение, чтоб у него выпрашивали милости» (с.308). Если даже «выпрашивание милостей», никому и никогда не возбраненное (см. с.340 Исторической Записки), представлялось, по мнению Валуева, опасным предоставлять органам общественного самоуправления, то это одно показывает, как «своеобразно» представлял себе этот либерал на словах, а на деле бюрократ до мозга костей, «самостоятельность» земства. Нельзя не согласиться с Безобразовым, когда он, характеризуя таких неисправимых бюрократов, восклицает: «О, как опасны те враги бюрократического порядка, которые сами бюрократы и действуют против него своими бюрократически сочиненными способами». См. н. с. Безобразова. С. 382. Отечеств. Записки тоже подтрунивали над заботою «об устранении в будущем произвола общества, упускающего из виду настоящий, очевидный произвол бюрократии». Говоря об уничтожении произвола, журнал продолжает: «Сильные лица всегда расположены думать, что законы не про них писаны, следовательно, уничтожение общего произвола возможно только тогда, когда лица, задумавшие устранить его, не забудут прежде всего устранить его из собственного сердца» (1862. № 9. С. 16, 25).
А. А. Головачев, указывая на то, что старые дворянские собрания де-юре ближе подходили к понятию самоуправления, нежели земские учреждения 1864 г., отмечает, что те собрания имели право контроля не только над губернским, но и государственным земским сбором. С улучшением этого права и с перенесением его на общесословные земские собрания, они, замечает г. Головачев, могли бы сделать многое и послужить зачатками того контроля, который общество, по необходимости, должно иметь над администрациею и который признавался полезным за весь период времени от 1805 до 1864 г. К сожалению, говорит г. Головачев, закон 1864 г. не сохранил этого права за местным обществом, а напротив, подчинил действия общества контролю администрации. См. н. с. Головачева. С. 188–189.
Кто бы мог подумать, что этот блестящий вольнодумец, с таким презрением взиравший пока не был у власти на представителей старого порядка, по понятиям которых Россия была для 14-гранного зерна простою скорлупою, т. е. Россия кончалась XIV классом по табели о рангах (см. Дневник Валуева в Русской Старине, 1891. № 11. С. 395), сам заплатит дань этому неизлечимому недугу бюрократов? И впоследствии не раз министры де-факто извращали законы почти до отмены, но никто двуличного колебания законов не довел до такой виртуозности и цинизма, как беспринципный Валуев. Помянутый Шумахер передает, что Валуев, гласно издавая либеральные циркуляры, в то же время конфиденциально писал губернаторам, имевшим связи при дворе (например, гр. Левашову), чтобы они не стеснялись циркуляром. Другой образчик двуличия. В Север. Почте в официальной части выхвалялась деятельность земства, а в неофициальной части В. Я. Фукс по внушению Валуева печатал нападки (см. № 4 Вестн. Европы. 1899). И это Валуев, который в 1855 г. (см. выше) так горячо нападал на «официальную ложь» николаевского времени!!
Желая охарактеризовать пристрастие к произволу и двоедушие мин. госуд. имущ. М. Н. Муравьева, Валуев называет его ханом, пашей, мандарином и т. п. и, наконец, «государственным хамелеоном», добавляя, «что можно говорить не о двуличности его, а о многоличности» (см. Дневник Валуева в Русск. Стар., 1891. №ю. С. 179).
Вестник Европы, 1866. № 1.
Соч. Аксакова, V, 254.
См. назв. сб. Неведенского. С. 429–430.
См. цитату у Аксакова, V, 401.
См. Московские Ведомости, 1864. № 9.
Н. с. Головачева, 192.
С.-Петербургская земская управа в 1867 г. отказалась исполнить требования губернатора об изменении сметы, находя их противными закону, и предлагала принести жалобу на министра, который оставил без последствий 12 из 26 ходатайств земства. Земские учреждения были закрыты, каковую чрезвычайную меру и М. Н. Катков находил неоправдываемою обстоятельствами. Никитенко в своем Дневнике также сожалеет о ней (т. III, 135).
Херсонское земство не получило в течение года по 19 ходатайствам никакого ответа (соч. Аксакова, V, 397).
До чего доходил произвол председателей, можно видеть на следующем примере. Священник был исключен из масальского земского собрания вследствие столкновения его с крупным землевладельцем. Несмотря на требования 15 гласных, председатель не допустил обсуждения жалобы исключенного гласного (см. т. V, соч. Аксакова. С. 410).
Любопытно, что закон 13 июня 1867 г., подчинивший гласность цензуре губернатора, по комментарию Валуевского органа «Северной Почты», оказывался не стеснением, а «распространением» прав земства. По поводу этого изумительного опыта превращения «черного в белое» И. С. Аксаков писал: «Это, конечно, очень смело, но едва ли безвредно, ибо отнимает у правительственной меры достоинство прямоты и откровенности». Там же. С. 409.
Неблагоприятное для земских учреждений направление правительственных мер и в особенности ограничение гласности, которая есть для них то же самое, что воздух для организма, писал Катков в 1868 г., подействовали на них мертвящим образом. (См. сб. Неведенского. С. 442).
См. сб. Неведенского. С. 444–445. Всякий, кто внимательно следил за деятельностью нашего земства, говорили Московск. Ведомости в 1869 г., не может не заметить, что институт этот имеет будущность, если только законодательство поставит его в благоприятные условия (№ 267).
При обсуждении вопроса о пересылке земской корреспонденции земства приравнены были к частным учреждениям. (См. н. с. Безобразова. С. 541).
В провинциальном обществе, – писал Салтыков в конце 60-х гг., – существуют известные слои, в которых 19 февраля отозвалось последствием свойства довольно неожиданного. В противность всяким соображениям, оно выдвинуло вперед в этих слоях совсем не тех, кого следовало выдвинуть, и поставило вне деятельности совсем не тех, кого следовало вне деятельности поставить. Одним словом, вышла какая-то беспримерная и только у нас возможная путаница, вследствие которой влиятельными практическими деятелями на почве 19 февраля явились люди, не могущие и даже не дающие себе труда воздержаться от судорожного подергиванья при малейшем намеке на эту почву; люди же, всецело преданные делу, верящие в его будущность, очень часто не только отстраняются от всякого влияния на правильный исход его, но даже, к великой потехе многочисленного сонмища фофанов и праздношатающихся, обзываются коммунистами, нигилистами, революционерами и демагогами… Что составляет, спрашивает он, язву, непрестанно точащую провинциальных историо-графов-ненавистников? Эту язву составляет упраздненное крепостное право, гласные суды, земство, т. е. то, в чем замыкается существенный смысл 19 февраля. Ненавистничество до такой степени подняло голову, что самое слово «ненавистник» сделалось чем-то вроде рекомендательного письма. Ненавистники не вздыхают по углам, не скрежещут зубами втихомолку, но авторитетно, публично, при свете дня и на всех диалектах изрыгают хулу, и, не опасаясь ни отпора, ни возражений, сулят покончить в самом ближайшем будущем с тем, что они называют «гнусною закваскою нигилизма и демагогии», и под чем следует разуметь отнюдь не демагогию и нигилизм, до которых ненавистнику нет никакого дела, а преобразования последнего времени. (Сочин., II, 360–361). Это писалось в конце 6о годов. – «Ненавистники» 80-90-х гг., как известно, заткнули за пояс своих предшественников.
