Такая обычная исторiя: взрывъ примуса. Совeтское производство. Самый распространенный видъ несчастныхъ случаевъ въ совeтскихъ городахъ. Никому ничего и въ голову не придетъ.
Вопросъ о моемъ моральномъ правe на такое убiйство рeшался для меня совсeмъ просто и ясно. Левинъ обучаетъ палачей моей страны стрeлять въ людей этой страны, въ частности, въ меня, Бориса, Юру. Тотъ фактъ, что онъ, какъ и нeкоторые другiе "узкiе спецiалисты", не отдаетъ себe яснаго отчета -какому объективному злу или объективному добру служить его спецiальность, въ данныхъ условiяхъ никакого значенiя не имeетъ. Левинъ -- одинъ изъ винтиковъ гигантской мясорубки. Ломая Левина, я ослабляю эту мясорубку. Чего проще?
Итакъ, и теоретическая, и техническая стороны этого предпрiятiя были вполнe ясны или, точнeе, казались мнe ясными. Практика же ввела въ эту ясность весьма существенный коррективъ.
Я разъ пять приходилъ къ Левину, предварительно давая себe слово, что вотъ сегодня я это сдeлаю, и всe пять разъ не выходило ровно ничего: рука не поднималась. И это не въ переносномъ, а въ самомъ прямомъ смыслe этого слова: не поднималась. Я клялъ и себя и свое слабодушiе, доказывалъ себe, что въ данной обстановкe на одной чашкe вeсовъ лежитъ жизнь чекиста, а на другой -- моя съ Юрой (это, въ сущности, было ясно и безъ доказательствъ), но, очевидно, есть убiйство и убiйство...
Въ наши жестокiе годы мало мужчинъ прошли свою жизнь, не имeя въ прошломъ убiйствъ на войнe, въ революцiи, въ путаныхъ нашихъ бiографiяхъ. Но здeсь -- заранeе обдуманное убiйство человeка, который, хотя объективно и сволочь, а субъективно -- вотъ угощаетъ меня чаемъ и показываетъ коллекцiи своихъ огнестрeльныхъ игрушекъ... Такъ ничего и не вышло. Раскольниковскаго вопроса о Наполеонe и "твари дрожащей" я такъ и не рeшилъ. Мучительная борьба самого себя съ собою была закончена выпивкой въ Динамо, и послe оной я къ этимъ детективнымъ проектамъ больше не возвращался. Стало на много легче...
Одинъ разъ оружiе чуть было не подвернулось случайно. Я сидeлъ на берегу Вички, верстахъ въ пяти къ сeверу отъ Медгоры, и удилъ рыбу. Уженье не давалось, и я былъ обиженъ и на судьбу, и на себя: вотъ люди, которымъ это, въ сущности, не надо, удятъ, какъ слeдуетъ. А мнe надо, надо для пропитанiя во время побeга, и рeшительно ничего не удается. Мои прискорбныя размышленiя прервалъ чей-то голосъ.
-- Позвольте-ка, гражданинъ, ваши документы.
Оборачиваюсь. Стоитъ вохровецъ. Больше не видно никого. Документы вохровецъ спросилъ, видимо, только такъ, для очистки совeсти: интеллигентнаго вида мужчина въ очкахъ, занимающiйся столь мирнымъ промысломъ, какъ уженье рыбы, никакихъ спецiальныхъ подозрeнiй вызвать не могъ. Поэтому вохровецъ велъ себя нeсколько небрежно: взялъ винтовку подъ мышку и протянулъ руку за моими документами. {452}
Планъ вспыхнулъ, какъ молнiя -- со всeми деталями: лeвой рукой отбросить въ сторону штыкъ винтовки, правой -- ударъ кулакомъ въ солнечное сплетенiе, потомъ вохровца -- въ Вичку, ну, и такъ далeе. Я уже совсeмъ было приноровился къ удару -- и вотъ, въ кустахъ хрустнула вeтка, я обернулся и увидалъ второго вохровца съ винтовкой на изготовку. Перехватило дыханiе. Если бы я этотъ хрустъ услыхалъ на секунду позже, я ухлопалъ бы перваго вохровца, и второй -- ухлопалъ бы меня... Провeривъ мои документы, патруль ушелъ въ лeсъ. Я пытался было удить дальше, но руки слегка дрожали...
Такъ кончились мои попытки добыть оружiе...
ТЕХНИЧЕСКIЯ ПРЕДПОСЫЛКИ
Дата нашего побeга -- полдень 28-го iюля 1934 года -- приближалась съ какою-то, я бы сказалъ, космической неотвратимостью. Если при нашихъ первыхъ попыткахъ побeга еще оставалось нeкое ощущенiе "свободы воли": возможность "въ случаe чего" -- какъ это было съ болeзнью Юры -- сразу дать отбой, отложить побeгъ, какъ-то извернуться, перестроиться, -- то сейчасъ такой возможности не было вовсе. Въ 12 часовъ дня 28-го iюля Борисъ уйдетъ изъ своего Лодейнаго Поля въ лeсъ, къ границe. Въ этотъ же полдень должны уйти и мы. Если мы запоздаемъ -- мы пропали. Лодейное Поле дастъ телеграмму въ Медгору: одинъ Солоневичъ сбeжалъ, присмотрите за оставшимися. И тогда -крышка. Или, если бы случилось событiе, которое заставило бы насъ съ Юрой бeжать на день раньше Бориса, такую же телеграмму дала бы Медвeжья Гора въ Лодейное Поле и съ такими же послeдствiями...
Практически -- это не осложнило нашего побeга. Но психически жесткость даты побeга все время висeла на душe: а вдругъ случится что-нибудь совсeмъ непредвидeнное, вотъ вродe болeзни -- и тогда что?
Но ничего не случилось. Технически предпосылки складывались -- или были подготовлены -- почти идеально. Мы были сыты, хорошо тренированы, въ тайникe въ лeсу было запрятано нeсколько пудовъ продовольствiя, были компасы, была такая свобода передвиженiя, какою не пользовалось даже и несчастное "вольное населенiе" Карелiи. Меня уже знали въ лицо всe эти вохровцы, оперативники, чекисты и прочая сволочь -- могли спросить документы, но придираться бы ни въ какомъ случаe не стали... А все-таки было очень тревожно... Какъ-то не вeрилось: неужели все это -- не иллюзiя?
Вспоминалось, какъ въ ленинградскомъ ГПУ мой слeдователь, товарищъ Добротинъ, говорилъ мнe вeско и слегка насмeшливо: "Наши границы мы охраняемъ крeпко, желeзной рукой... Вамъ повезло, что васъ арестовали по дорогe... Если бы не мы, васъ все равно арестовали бы, но только арестовали бы пограничники -- а они, знаете, разговаривать не любятъ..."
И потомъ -- съ презрительной улыбочкой: {453}
-- И -- неглупый же вы человeкъ, Иванъ Лукьяновичъ, ну, какъ вы могли думать, что изъ Совeтской Россiи такъ просто уйти: взялъ и ушелъ... Могу васъ увeрить -- это дeло не такъ просто... Одному изъ тысячи, быть можетъ, удается...
Въ свое время начальникъ оперативной части тов. Подмоклый говорилъ приблизительно то же самое. И въ сильно пьяномъ видe, разсказывая мнe исторiю побeга группы туломскихъ инженеровъ, презрительно оттопыривалъ мокрыя отъ водки синiя свои губы:
-- Чудаки, а еще образованные... Такъ у насъ же сексотъ на сексотe сидитъ... Чудаки... Продовольствiе въ лeсъ носили... А намъ -- что? Пусть себe носятъ...
Мы тоже носили свое продовольствiе въ лeсъ: не такая ужъ, оказывается, новая система... И, можетъ быть, товарищъ Подмоклый, протягивая мнe свою стопку и провозглашая: "ну, дай Богъ, въ предпослeднiй", гдe-то ухмылялся про себя: "ну, ужъ теперь-то ты бeжишь въ послeднiй разъ -- таскай, таскай свое продовольствiе въ лeсъ"...
Какъ разъ передъ побeгомъ я узналъ трагическую исторiю трехъ священниковъ, которые пытались бeжать изъ Повeнца въ Финляндiю: двое погибли въ лeсу отъ голода, третiй, наполовину обезумeвшiй отъ лишенiй, -- пришелъ въ какую-то деревню и сдался въ плeнъ -- его разстрeляли даже и безъ слeдствiя...
___
Вспоминались разсказы какого-то "басмача" -- узбека, съ которымъ мы еще зимой пилили ледъ на озерe. Это былъ выкованный изъ тугой бронзы человeкъ съ изуродованнымъ сабельными ударами лицомъ и съ неутолимой ненавистью къ большевикамъ. Онъ пытался бeжать три года тому назадъ, когда отношенiе къ бeглецамъ было снисходительное. Онъ запутался въ лабиринтe озеръ, болотъ и протоковъ и былъ схваченъ чекистами -- по его словамъ -- уже по ту сторону границы...
Все то, что разсказывали всякiе чекисты и активисты о попыткахъ побeга на западъ, къ финской границe, рисовало почти безнадежную картину. Но въ эту картину я вносилъ весьма существенную поправку: вся эта публика говоритъ о неудачныхъ попыткахъ и она ничего не говоритъ -- да и ничего не знаетъ -объ удачныхъ. Только потомъ, уже за границей, я узналъ, какъ мало ихъ -этихъ удачныхъ попытокъ. За весь 1934 годъ ея не перешелъ никто... Только весной на финской сторонe былъ подобранъ полуразложившiйся трупъ человeка, который перешелъ границу, но никуда дойти не смогъ... А сколько такихъ труповъ лежитъ въ карельской тайгe?..
Я считалъ, что мои планы побeга разработаны досконально. Передъ первой попыткой побeга была сдeлана развeдка: персидской границы -- по обe стороны Каспiйскаго моря; польской границы -- у Минска; латвiйской границы -- у Пскова и финляндской границы -- въ Карелiи... Шли, можно сказать, навeрняка, а -- вотъ, оба раза {454} провалились... Сейчасъ мнe кажется, что все подготовлено идеально, что малeйшiя детали предусмотрeны, что на всякую случайность заранeе подготовленъ соотвeтствующiй трюкъ... Словомъ -- съ точки зрeнiя логики -- все въ порядкe. Но -- что, если моя логика окажется слабeе логики ГПУ?.. Что, если всe наши затeи -- просто дeтская игра подъ взоромъ недреманнаго ока... Что, если какими-то, мнe неизвeстными, техническими способами ГПУ великолeпно знаетъ все: и нашу переписку съ Борисомъ, и нашъ тайникъ въ лeсу, и то, какъ Юра сперъ компасы въ техникумe, и то, какъ я тщетно пытался ухлопать Левина для того, чтобы раздобыть оружiе?.. Дeло прошлое: но въ тe дни провалъ нашего побeга означалъ бы для меня нeчто, если не худшее, то болeе обидное, чeмъ смерть... У каждаго человeка есть свое маленькое тщеславiе: если бы оказалось, что ГПУ знало о нашей подготовкe -- это означало бы, что я совсeмъ дуракъ, что меня обставили и провели, какъ идiота, -- и потомъ насъ всeхъ снисходительно размeняютъ въ какомъ-то подвалe третьей части ББК ОГПУ... При одной мысли объ этомъ глаза лeзли на лобъ... Я утeшалъ себя мыслью о томъ, что вотъ мы оба -- я и Юра -- сейчасъ тренированы и что до "подвала" насъ ни въ какомъ случаe не доведутъ. Но такой же уговоръ былъ и въ прошломъ году -- а сцапали сонныхъ, безоружныхъ и безсильныхъ... Правда, въ прошломъ году Бабенко врeзался въ наши планы, какъ нeкiй deus ex machina. Правда, отъ Бабенки шла реальная угроза, которую уже поздно было предотвратить... Бабенко былъ, видимо, весьма квалифицированнымъ сексотомъ: въ Салтыковкe мы напоили его до безчувствiя и устроили обыскъ на немъ и въ его вещахъ. Ничего не было, что могло бы подтвердить наши подозрeнiя. Но подозрeнiя были. Сейчасъ -никакихъ подозрeнiй нeтъ...
