«Там все кипело: звучали сигнальные трубы, играли волынки, вокруг мчались люди, штурмовики прибывали на десантных судах и высаживались на берег, словно на увеселительную прогулку, болтая и бормоча:
— Что же нам придется преодолеть, чтобы выполнить свою малую часть общего дела?
Комендант пункта высадки морского десанта заметил Уэбба и его товарищей и велел им:
— Уйдите с дороги и держитесь подальше от неприятностей. Мы заберем вас.
Уэбб добрался до берега в 07.30. В 08.00 «стрельба на побережье прекратилась. Не стреляли вовсе. Стрельба шла в глубине территории». С материка прилетали и падали на берег мины и снаряды, и время от времени велся снайперский огонь; на все это штурмовики и солдаты из Восточного Йорка, отправлявшиеся выполнять свою задачу, не обращали внимания. В 11.00 Уэбб был эвакуирован на ДСП.
Те штурмовики, которых видел Уэбб, были французами. Возглавлял их комендант Филип Кифер. 4 июня во время погрузки французские десантники — те, кто был эвакуирован из Дюнкерка четырьмя годами ранее или бежал из вишистской Франции, чтобы присоединиться к движению Сопротивления под командованием де Голля, — были в веселом настроении.
— Обратного билета не надо, спасибо, — говорили они офицерам военного контроля, наблюдавшим за погрузкой, когда садились на свои ДСТ.
Утром 6 июня они составляли часть контингента десантников, первыми осуществивших на ДСА вторжение на побережье. В последнюю минуту командующий группой подполковник Роберт Доусон (Королевский морской десант) дал французам знак двигаться вперед, чтобы они первыми вступили на берег.
Одним из тех французов был 24-летний рядовой Робер Пияж, мать которого жила в Уистреане. Он находился на судне ДСП 523 под командованием младшего лейтенанта Джона Берри, которое застряло на береговом укреплении. Пияж и другие штурмовики прыгнули в море — так им не терпелось вновь очутиться во Франции. Вода доходила Пияжу до груди. Он вышел на берег третьим из французов.
Вокруг них взрывались мины, падали и тяжелые снаряды; огонь из стрелкового оружия велся незначительный, но шума было много. Пияж добрался до берега и прошел по нему метров десять, и тут рядом с ним взорвалась мина, изрешетившая его шрапнелью (он до сих пор носит в своем теле 22 кусочка стали). Его лучший друг, шедший рядом с ним, был убит той же миной. Английский врач осмотрел раны Пияжа, произнес «готов», сделал ему укол морфина и отправился лечить тех, кого можно было спасти.
Пияж думал о своей матери, которая со слезами умоляла его не вступать во Французскую армию в 1939 г.: ведь ее муж умер от ран, полученных на Первой мировой войне. Затем он подумал о Франции и «заплакал. Не от жалости к себе, не от ран — я почувствовал великую радость оттого, что вернулся на французскую землю». Тут он потерял сознание.
Врач подобрал Пияжа. Его доставили на ДСП на госпитальный корабль. Он излечился от ран и окончательно выздоровел в английском госпитале. Теперь он живет в Уистреане у моря. Из окна его гостиной видно место, где он когда-то высадился на берег.
Десантники продолжали действовать. Двигаясь решительно и энергично, они пересекли дамбу и атаковали обороняющихся немцев в Рива-Белла и Уистреане, выбив их из ДОСов и укрепленных зданий. После ожесточенной схватки они взяли с тыла интенсивно укрепленный опорный пункт «Казино».
Майор Р. «Пэт» Порчес, заслуживший крест Виктории за рейд в Дьепе (будучи ранен в руку, он вел штыковой бой одной рукой), командовал английской группой в 4-й дивизии коммандос. Его задачей было идти налево, на окраину Уистреана, чтобы уничтожить башню в средневековой крепости, с которой немцы вели управление огнем, и расположенную поблизости береговую батарею. Затем он должен был заменить на моcту Пегас соединение майора Говарда, предназначенное для главного удара.
Порчес потерял почти четверть своих людей, преодолевая дамбу, а также на заминированных заграждениях, под огнем минометов или под пулеметным огнем из ДОСа, находившегося слева от него. «Мы миновали побережье настолько быстро, насколько это было возможно. Бросали дымовые шашки: они более или менее защищали нас, давая возможность пересечь побережье. ДОС имел бетонное покрытие, и это обеспечивало немцам максимальную безопасность, но дымовые шашки позволили нам перейти берег».
Порчес повернул налево на прибрежную дорогу, с боем проложил путь по улицам, добрался до батареи и обнаружил, что «пушки» — это телефонные столбы. «Мы потом узнали от французов, что за три или четыре дня до дня „Д“ батарею отвели назад и разместили примерно в 3 км в глубь территории, — вспоминал Порчес. — Когда мы прибыли на позицию, они открыли огонь по тому месту, где недавно находилась батарея. Мы потеряли там кучу народу».
Порчес понял, что немецкие корректировщики огня в средневековой башне поддерживают связь с артиллеристами на батарее в глубине территории. Он двинулся к основанию башни. «Единственная лестница, ведущая наверх, находилась в середине башни, а те немцы были наверху. Они были в полнейшей безопасности: стены имели толщину 10 футов». Один из его солдат попытался вскарабкаться по лестнице, но немцы бросили в него гранату. Другой выстрелил по башне ракетным зарядом из «Пиата», но пробить стену ему не удалось.
«Так что от этого „Пиата“ толку не было. Мы попытались пустить в немцев струю пламени из огнемета, но те были слишком высоко; мы не могли получить достаточного давления из тех маленьких переносных огнеметов, какие были у нас с собой». Выбить наблюдателей с позиции не удавалось; отряд Порчеса нес потери, так как сидящие на башне вели огонь из винтовок; он решил оставить их кому-нибудь другому и отправляться к мосту Пегас.
Его солдаты двигались не очень быстро. «Мы были по-прежнему мокры. Из-за рюкзаков на спине мы были очень похожи на множество ползущих улиток. Но немцев мы не встретили, кроме нескольких убитых, лежавших вокруг». Но с французами им довелось встретиться. «У одного из фермерских домов — это было ужасно — к нам кинулся человек и закричал:
— Моя жена ранена. Доктор есть?
В этот миг я услышал свист приближающейся мины. Я упал ничком и, вставая, увидел, как его голова катится вниз по дороге. Это было просто ужасно. К счастью, я шел быстрее».
Отряд Порчеса двигался по суше в направлении моста Пегас. «Мы проходили большое поле клубники. Большая часть ребят забрела в поле и начала есть ее. Бедняга фермер, маленький француз, подошел ко мне и сказал:
— Четыре года немцы были здесь и не съели ни одной ягоды».
Отряд остановился, чтобы выпить чаю. «Один из моих младших офицеров заваривал себе в чашке чай. У него был маленький солдатский столовый прибор; в одной руке он держал котелок, в другой — жестянку с чаем. Неожиданно прилетевшая мина снесла ему голову, изрешетила его кофейную чашку и котелок. И все, что было у него, и его самого точно унесло ветром».
Капитан Кеннет Райт был офицером разведки в 4-й дивизии коммандос. 11 июня он написал родителям («Дражайшее старичье!» — таково было приветствие) о том, чем он занимается. Он описал погрузку, путешествие через Ла-Манш, потопление норвежского эсминца «Свеннер», прибытие на берег на своем ДСА.
«Как раз когда мы готовились к выгрузке, — продолжает Райт, — все ужасающе затряслось, и вся компания попадала вниз головой. У меня в правом боку все онемело — это была не боль, просто внезапное отсутствие чувствительности. Казалось, меня вышибло из жизни. В ту же минуту рамка была спущена, и малый из корабельной команды сказал:
— Здесь вам выходить.
Поэтому я вышел, но лишь ценой больших усилий, переборов удушье. Казалось, прошла вечность после того, как я встал и покинул лодку. Довольно много народу не смогло следовать за мной, в том числе и наш священник. Я спустился в воду на глубину примерно три фута. Было примерно 7.45, и, помню, я несколько мгновений думал о том, звонила ли вам уже Нелли!»
Райту пришлось идти по воде 50 м, и «из-за тяжести моего рюкзака и из-за воды, проникшей внутрь, я почти обессилел к тому моменту, как выбрался. Придя на берег, я просто сел и сбросил рюкзак со всеми своими принадлежностями.
К тому времени побережье было покрыто людьми. Они ложились рядами так, чтобы не создавать толкотни вокруг выходов. Некоторые сидели; большинство бежало или шло по песку к дюнам. Жертв было очень много; хуже всего пришлось тем беднягам, которых подстрелили в воде: они пытались дотащиться до берега и обогнать прилив.
Поведение людей на том побережье было ужасающим. Наши французы, с которых текло, пересекли берег, болтая как сумасшедшие, ухмыляясь во весь рот. Мы все прошли через одну и ту же брешь в проволоке в глубине берега, выстроившись в очередь, как будто за зарплатой. Я сел под стеной и смотрел, как колонны десантников проходят по главной дороге, ведущей в глубь страны. Все как один были счастливы и находились в отличном настроении». Солдат принес Райту кальвадоса. Это облегчило его боль. Он присоединился к доктору Джо Патерсону, десантнику, офицеру медицинской службы, который был ранен в голову и в ногу, но продолжал работать. Патерсон осмотрел рану Райта и велел ему лежать и дожидаться эвакуации. Двое французов принесли Райту еще кальвадоса, добавив к нему «множество добрых пожеланий. Я пошел в дом и улегся на большую перину. Так окончилось мое участие во вторжении».
