Ознакомительная версия.
В начале июля 1598 г. Борис Годунов с триумфом возвратился в Москву. Кажется, что момент для его коронации был как нельзя более подходящим. Тем не менее венчание Бориса Годунова состоялось лишь через два месяца. Чем были заняты эти дни, остается загадкой: от июля 1598 г. сохранились лишь вполне рутинные документы, свидетельствующие о том, что поместья от имени царя Бориса продолжали раздавать и тогда. Возможно, Борис Фёдорович просто хотел совместить свое венчание на царство с началом нового года. Новый год на Руси наступал тогда 1 сентября, в день памяти святого Симеона Столпника (Летопроводца), которому тезоименит был последний невольный соперник Бориса Годунова в борьбе за царский венец. Любопытно, что прежнее «великое княжение» Симеона Бекбулатовича волей Ивана Грозного закончилось в 1576 г., судя по всему, 1 сентября. Если это так, то в этом можно видеть иронию Ивана Грозного, завершившего номинальное правление царя Симеона в день святого Симеона. В таком случае Борис Годунов мог повторить эту тонкую шутку грозного царя в отношении Симеона Бекбулатовича, вставшего против собственной воли на его пути к трону.
Торжества по поводу венчания на царство Бориса Годунова продолжались неделю, начавшись в первый день нового года, 1 сентября 1598 г., когда толпа москвичей вновь отправилась в Новодевичий монастырь просить царицу-инокиню Александру Фёдоровну, чтобы та благословила своего брата принять царский венец. Согласие было получено, и 3 сентября в Успенском соборе состоялось торжественное венчание Бориса Годунова на царство. Запланированная и четко расписанная церемония, однако, неожиданно была нарушена самим виновником торжества. Венчаемый царь неожиданно обратился к Патриарху Иову со словами обещания не допустить в своем царстве бедности и нищеты. Келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, автор известного сочинения о событиях Смутного времени, присутствовавший на церемонии, описал впоследствии этот политический жест царя с явным неодобрением: «И не ведомо чего ради испустил таков глагол зело высок: «Вот, отче великий патриарх Иов, Бог свидетель сему, никто не будет в моем царствии нищ или беден!» И, тряся верх рубахи на себе: «И сию последнюю, – сказал, – разделю со всеми». Выражаясь современным языком, царь Борис Фёдорович обещал проводить активную социальную политику, направленную на борьбу с бедностью. Это был первый случай в истории Московского царства, когда носитель верховной власти добровольно и публично принимал на себя обязательства по отношению к собственным подданным.
«Тяжела ты, шапка Мономаха!»
Партия, которая объявляет своей заслугой дождь, не должна удивляться, когда ее обвиняют в засухе.
Дуайт Морроу
Сделавшись царем в возрасте 45 лет, Борис Годунов оказался одним из самых пожилых правителей в истории России на момент вступления на престол (если не считать политиков XX века, которые до 50 лет рассматривались как едва ли не молодые люди). Царь Борис имел колоссальный опыт управления страной: политическую школу он проходил под руководством такого выдающегося наставника, как Иван Грозный; оттачивать свои политические таланты ему пришлось в условиях борьбы за власть, развернувшейся вокруг трона слабого монарха Фёдора Ивановича. К моменту венчания на царство Борис Фёдорович Годунов был фактически единовластным правителем страны уже около 12 лет, поэтому его вступление на престол не сулило кардинальных политических перемен. За прошедшие годы Борис Годунов показал себя блестящим дипломатом, не обнаружив притом выдающихся полководческих дарований. Это был «муж совета, но не меча», и, казалось, данное обстоятельство сулило стране относительно спокойное и мирное царствование.
Смоленский кремль. Современный вид
Во всяком случае, первые два года пребывания Бориса Годунова на престоле вполне подтверждали такой прогноз. Все, включая и явных недоброжелателей нового царя, указывали на то, что в начале своего царствования Борис был государем, о каком его подданные могли только мечтать. Князь Катырев-Ростовский описывал Годунова в следующих выражениях: «Царь же Борис благолепием цвел и образом своим множество людей превзошел; рост средний имел, муж зело чудный и сладкоречивый вельми, благоверен, нищелюбив и распорядителен, о державе своей многое попечение имел и много дивного по себе оставил». Авраамий Палицын, вовсе не расположенный расточать Борису Годунову похвалы, тем не менее констатировал: «Двоелетному же времени прешедше, и всеми благами Росиа цветяше. Царь же Борис о всяком благочестии и о исправлении всех нужных царству вещей зело печашася; по словеси же своему о бедных и о нищих крепце промышляше, и милость от него к таковым велика бываше; злых же людей люте изгубляше. И таковых ради строений всенародных всем любезен бысть». То же самое констатировали иностранные наблюдатели. Служивший при дворе Бориса Годунова французский наемник Жак Маржерет писал, что в начале своего царствования тот мирно вкушал власть «в большем благоденствии, чем любой из его предшественников». Шведский дипломат Пётр Петрей также писал, что Годунов «старался своим правлением приобрести себе великую славу и имя у иноземных народов и заботился о пользе и благосостоянии подданных… и искренно расположен был ко всей стране».
Борис Годунов. Портрет из «Титулярника» 1672 г.
Страна наслаждалась миром с соседями, чем была обязана в числе прочего многолетнему и умелому построению Борисом Годуновым сложных политических комбинаций, не позволявших Швеции и Речи Посполитой, как было в конце Ливонской войны, выступить против Московского царства единым фронтом; Крымское ханство стараниями российской дипломатии, а также трудами строящих в степи крепости русских людей воздерживалось от активных действий против Москвы. Интересуясь европейской культурой, Борис Годунов подумывал даже открыть в Москве первый университет. Этому, однако, всеми силами воспротивилось православное духовенство, боявшееся пагубного воздействия на умы россиян «латинского и люторского» просвещения. Поэтому Борис Годунов ограничился отправлением за границу, в Англию и Германию, первых русских «студентов», которым предстояло, получив образование в Европе, вернуться в Россию и поступить на службу переводчиками в Посольский приказ. Как известно, именно так начинал насаждать европейское образование в стране столетие спустя Пётр Великий. Правда, из десяти отправленных за рубеж русских «робяток» (подростков из провинциальных дворянских семей) на родину вернулся лишь один – остальные из-за разразившейся после смерти Бориса Годунова Смуты предпочли остаться на чужбине.
Московский Кремль. Ансамбль колокольни «Иван Великий». XVI–XVII вв.
Современники с похвалой отзывались о созидательной деятельности Бориса Годунова. Одним из грандиозных памятников, оставленных им потомкам, стал построенный по распоряжению царя Бориса Смоленский кремль. Работы по возведению этой мощной пограничной крепости на литовском рубеже были начаты в 1595 г. и продолжались на протяжении семи лет. Строительством руководил талантливый московский зодчий Фёдор Конь. Масштабы построенной крепости впечатляют и сегодня: периметр крепостной стены составил около 6,5 км при 38 башнях (некоторые из которых в высоту достигали 25 метров). Стены поднимались над землею на 19 метров, а толщина их местами превышала 5 метров. В город вело 9 проездных ворот. В окрестностях Смоленска было изготовлено больше 100 млн кирпичей, на строительстве города было задействовано порядка 6 тысяч наемных рабочих (последнее обстоятельство дало ряду ученых повод говорить о том, что на рубеже XVI–XVII вв. в России уже полным ходом шло формирование капиталистических отношений). Гордый своим детищем, царь Борис, согласно преданию, воскликнул: «Смоленская стена станет теперь ожерельем всей Руси… на зависть врагам и на гордость Московского государства». Правда, торжественность минуты испортили слова, произнесенные в ответ бывшим опричником, старым князем Фёдором Михайловичем Трубецким: «Как заведутся в этом ожерелье вши, и их будет не выжить». Жизненный опыт и приобретенная с годами мудрость подсказали Трубецкому оправданные опасения: в 1611 г., после долгой, тянувшейся 20 месяцев осады польско-литовские войска короля Сигизмунда III овладели Смоленском. После этого в 1613–1617 гг. русские войска почти четыре года осаждали город, но выбить оттуда неприятеля так и не сумели. Неудачей завершилась и попытка отвоевать Смоленск в 1632 г. И лишь в 1654 г. «ожерелье всей Руси» было возвращено в состав Российского государства.
Лобное место в Кремле
Борис Фёдорович всеми силами стремился увековечить в памяти потомства свое имя. По его распоряжению начались работы по надстройке возведенной еще в начале XVI в. колокольни церкви Иоанна Лествичника. В 1600 г. работы были завершены – колокольня взметнулась к небу на высоту 81 метр и более столетия оставалась самой высокой постройкой в России. Но царю Борису было мало возвести самое колоссальное здание Руси – верх строения венчала идущая по кругу золотая надпись, которую и теперь еще мы можем прочесть ниже купола колокольни: «Изволением Святыя Троицы, повелением великого государя царя и великого князя Бориса Фёдоровича всея Русии самодержца и сына его, благоверного великого государя царевича и великого князя Фёдора Борисовича всея Русии, храм совершен и позлащен во второе лето государства их». Наверное, последователи школы психоанализа при желании найдут немало пищи для своих штудий относительно «комплексов» царя, мечтавшего стать основателем династии и потому загодя приказавшего на недосягаемой высоте рядом со своим именем написать имя своего единственного сына и наследника. В одном ряду с колокольней «Иван Великий» (как стали называть после годуновской реконструкции колокольню церкви Иоанна Лествичника) стоит и отлитый в том же 1600 г. Царь-колокол весом 40 тонн (не сохранившийся до наших дней, не тот, что в неисправном виде выставлен ныне в Кремле), и отлитая мастером Андреем Чоховым в 1586 г. Царь-пушка.
Ознакомительная версия.
