Однако как быть с королевским письмом?! Прежде чем полки двинутся на запорожцев, Владислав IV должен дезавуировать «козырную карту» Хмельницкого. Вот и взялся за перо господин гетман коронный в мартовские дни 1648 г., чтобы обрисовать высочайшей особе серьезность обстановки и аккуратно добавить: «Для предохранения отечества от этого зловредного человека есть у вашей королевской милости сильное средство, именно то средство, которое ваша королевская милость предлагать изволили — дозволить своевольным вылазки на море, сколько им угодно будет. Не расположен Хмельницкий к тому, чтобы выйти на море, а хочет в прежнем жить своеволии и ниспровергнуть священные узаконения Речи Посполитой… По моему суждению, я предпочел бы сперва позаботиться о том… чтобы нынешние бунты прекращены были, а тогда уже, по мере необходимости, можно будет думать о способе и порядке отправления казаков на море».
Стоит отметить: процитированные строки Потоцкий писал, зная, что никакого набега на Крым запорожцами не планируется, ибо приблизительно в феврале Хмельницкий поручил трем верным людям заключить с крымским ханом пакт о взаимопомощи. Разумеется, красочная история Величко об успешном визите в Бахчисарай Богдана Михайловича и затем избрании 19 апреля гетманом выдумана летописцем для пущей героизации своего кумира. Настоящий Хмельницкий на риск отлучки куда-либо, тем более в непредсказуемый Бахчисарай, права не имел, да и современники — от Потоцкого и Киселя до Ракуши-Романовского и крымского полоняника Данилки Чичиринова — не подтверждают басен канцеляриста. А курчанин Никита Гридин, вырвавшийся из татарского плена и застрявший в Запорожье на полтора года, своими глазами видел, как «Богдан Хмельницкой пришол в Запороское войско с королевскими листами за 3 недели до масленицы. И посылал де… х крымскому царю… послов двожды, по королевскому веленью на ляхов на помочь звать крымскова царя со всею ордою». Очевидно, именно весть о посольстве мгновенно накалила атмосферу в польском лагере, и разгневанный гетман распорядился начать карательную операцию немедленно тремя полками — Каневским, Переяславским и Чигиринским. Универсал с предложением «сечевикам» сложить оружие и выдать «самого» подписан им 10 (20) февраля 1648 г.
Впрочем, поостыв, главнокомандующий скомандовал отбой, вскоре адресовал «королевской милости» вышеозначенные сентенции и продолжал ждать, активно обсуждая с А.С. Киселем способы умиротворения Запорожья. Колебания Потоцкого прекратило известие о присоединении к Хмельницкому крупной партии — до нескольких тысяч всадников — крымских татар Тугай-бея. Хан Исмаил-Гирей со второй попытки столковался с запорожцами. Наличие прочной засечной черты с русской стороны очень посодействовало образованию сего мезальянса. А кондиции положили простые: татары согласны с казаками «итти войною на ляхов», если те не прочь с ними ходить «войною на Буданы или в московское государство»{28}. Казаки не возражали, обзавелись собственной конницей и приготовились к маршу на Киев, который гетман коронный и попробовал предотвратить превентивной атакой. Но вместо победы разразилась катастрофа.
В первой декаде апреля армия Потоцкого тремя группами устремилась к Запорожью. По Днепру на «чолнах» через крепость Кодак, построенную в 1635 г. чуть южнее нынешнего Днепропетровска, проплыли реестровые казаки Чигиринского, Черкасского и Корсунского полков, подкрепленные кодацкими мушкетерами и канонирами. По суше через Желтые Воды шагали казаки Каневского и Белоцерковского полков, польская пехота и конница во главе с сыном гетмана Стефаном Потоцким и комиссаром Я. Шембергом. Николай Потоцкий с резервом держался позади. В ночь на 24 апреля (4 мая) ударный отряд днепровской колонны, расположившейся у Каменного затона, атаковал цитадель Хмельницкого на Буцке, но, кроме караульных, никого не обнаружил. В отсутствие «лутчих людей», большинство казаков, предпринятой акции не сочувствовавшее, взбунтовалось и перебило всех польских офицеров, немецких наемников и лояльную Потоцкому старшину. Затем выслали отряд в Запорожье, арестовали командиров, привели обратно, где и засудили, казнив всех пособников ляхов. Среди прочих погибли и полковники Иван Барабаш и Иван Илльяш.
Новый гетман — Дзялкий (Джалалий) Кривуля — тут же установил контакт с Хмельницким, который, совершив скрытный марш-бросок, в середине апреля окружил у Желтых Вод польские хоругви и казацкие ватаги пана Стефана Потоцкого. Две недели осады вдвое сократили польский контингент: перебежали к соплеменникам каневцы и белоцерковцы, украинцы из регулярных команд. Присланные крымским ханом новые орды надежно прикрыли тыл Хмельницкого. Лазутчики Потоцкого-старшего так и не сумели проникнуть через эту стену и разведать, где и в каком состоянии обретается авангард. Финал драмы выпал на 5—6 (15—16) мая, когда казаки и татары сломили сопротивление поляков и уничтожили лагерь Потоцкого-младшего.
Прослышав о том, гетман коронный повернул войско назад, к Киеву. Окрыленное разгромом шляхты у Желтых Вод, население открыто примкнуло к запорожцам, обеспечило их провиантом, пополнением, информацией о противнике, расправляясь заодно с прежними, ненавистными хозяевами. При таком раскладе далеко Потоцкий уйти не мог. И верно, 15 (25) мая союзная армия настигла его у Корсуня на реке Рось. Попытка под покровом ночи оторваться от неприятеля закончилась плачевно. Колонна угодила в засаду, и к утру 16 (26) мая от нее ничего не осталось: мало кто вместе с Потоцким и воеводой Черниговским, гетманом напольным Мартыном Калиновским попал в плен.
От Корсуня Хмельницкий направился в Белую Церковь, откуда послал десятитысячный отряд атамана Кривоносова брать под контроль Левый берег Днепра и целую делегацию — в Варшаву, на встречу с королем. Сотник Чигиринский исполнил то, что Владислав IV хотел поручить Барабашу и Илльяшу. Король обрел решающий аргумент в споре с Сенатом и сеймом. Речь Посиолитая, лишившись вооруженной руки, столкнувшись с поголовным неповиновением на Украине, подгоняемая охваченной паникой шляхтой приняла бы августейшую схему урегулирования конфликта: казакам — автономию, монарху — полноценную исполнительную власть. Однако случилось то, что, судя по всему, не могло не случиться в не любящей компромиссы стране.
Владислав IV из Вильно в Варшаву выехал 19 (29) апреля 1648 г. По пути заглянул в Меречь. Там и слег из-за болезни, вдруг обострившейся. Неважно, камни в почках или подагра приковали монарха к постели. Врачи не оказали ему должной помощи, и 10 (20) мая 1648 г. государь скончался. Умышленная или нет, смерть Владислава спутала карты Хмельницкому. Он, кстати, не сомневался в убийстве короля. Но еще больше она навредила республике. Разумеется, всерьез обсуждать с Хмельницким вышеописанный вариант примирения Сенат не собирался. Только ради отсрочки боевых действий. Надавить на магнатскую верхушку в Варшаве было некому. Наступать на Варшаву казакам не стоило, дабы не спровоцировать патриотический подъем среди поляков. Удовлетвориться тем, что завоевано, и ничего не предпринимать, означало дать Польше карт-бланш на основательную подготовку к реваншу. Как ни крути, Хмельницкий очутился в ловушке с двумя выходами — либо на юг, к османам, либо на восток, к русским. Естественно, православный гетман войска Запорожского предпочел поиск влиятельного патрона начать с царя московского{29}.
* * *
Полагаю, теперь понятно, почему Б.И. Морозов официально не учредил смоленский фонд. Публичный призыв Алексея Михайловича сброситься на войну с Польшей в республике, безусловно, заметили бы и отреагировали адекватно. Вполне вероятно, ради сохранения Смоленска приманили бы и казаков либерализацией украинских порядков, а то и возрождением автономии. У короля также отпала бы необходимость заключать с кем-либо союзы против Речи Посполитой. Сейм щедро бы отстегнул на оборону нужную монарху сумму. И Россия заплатила бы большой кровью за формирование «золотого запаса» честно и открыто, без принуждения и обмана.
«Дядька» царя играл ва-банк, надеясь сорвать крупный куш. Ведь еще летом 1646 г. для него стало ясно, что Польша дрейфует по курсу, проложенному англичанами, то есть к революции. Все совпадало: религиозные разногласия внутри королевства усугублял конфликт монарха с парламентом из-за нежелания нации субсидировать непопулярную войну. Там союз Карла I с католиками против пуритан, здесь — Владислава IV с православными и протестантами против католиков. Там сдетонировала взрыв война с Шотландией, здесь тот же итог сулили планы войны с Турцией. «Великий посол» В.И. Стрешнев привез из Варшавы первому министру хорошие новости. Сам гетман литовский Янош Радзивилл по поручению короля 18 (28) апреля 1646 г. посвятил боярина почти во все подробности антитурецкой кампании. Владислав IV замыслил широкую коалицию с участием помимо Венеции Австрии, Дунайских княжеств, России и Персии. Обеспечить спокойный проезд к шаху через Московию королевского спецпосланника Юрия Ильича и попросил Стрешнева литовский князь, не преминув представить россиянам дипломата.
