- И о том мной было писано брату, - в очередной раз кивнул головой канцлер.
- Если бы не знала примерной вашей службы брата твоего еще батюшке моему, то непременно отправила бы давно ослушника в Сибирь вслед за женушкой долгоязыкой.
- Значит, отзывать Михаила из Вены? - предугадал Алексей Петрович решение императрицы.
- А ты хочешь, чтоб нам по его милости оправдываться пришлось перед всем венским двором? Отзывай. Я указ тот хоть завтра подпишу.
- Слушаюсь, матушка. Велеть, чтоб в столицу возвернулся?
- На короткий срок, а там подумаем. В Дрездене нам ловкий человек нужен. Может, туда его и определим. А приватно отпиши брату, мол, нет нужды ему в столицу с лютеранкой той заявляться. Пусть она за границей его и дожидается, а нам ее ни к чему у себя принимать.
- Больна она, Михаил писал. Чахотка...
- Вот пусть врачи немецкие и лечат ее. А наш климат ей на пользу не пойдет, - встала с кресла императрица.
Канцлер поднялся, понимая, что разговор закончен. Если честно, то в душе он едва ли не торжествовал: Михаил с детских лет верховодил; шел впереди, когда они находились оба на дипломатической службе еще при живом отце, всегда чуть снисходительно относился к нему, Бестужеву-младшему. Зато теперь все становилось на свои места, и он может, почти может, праздновать долгожданную победу в незримом противоборстве со старшим братом.
- С наступающим Рождеством, - вслед ему произнесла императрица.
- И вас, матушка, - канцлер чуть обернулся, но не задержался, вышел из кабинета и, медленно ступая и чуть покряхтывая, начал мучительный для больных ног спуск по мраморным лестницам дворца.
9.
По случаю Рождества и освобождения Ивана из заточения в доме Зубаревых собрались многочисленные родственники: празднично разодетые, широко улыбающиеся хозяевам, подшучивающие друг над другом, подмигивающие главному виновнику - Ивану, что стоял бочком в сторонке, тоже радостный, с поблескивающими глазами.
Хозяйка дома, Варвара Григорьевна, не в меру суетилась, успевая и здороваться с гостями, и носить в столовую очередную закуску, расставлять все в требуемом порядке с помощью старой няни, которую по привычке все звали по-домашнему - Прокопьевной.
Праздничный стол уже не вмещал носимых с кухни угощений, но Варвара Григорьевна умудрялась сдвигать одну из тарелок, втискивая очередное блюдо. Тут стояли и баранья нога, запеченная в тесте, и неизменный рождественский поросеночек в румяной хрустящей корочке, горкой высились растягаи, отдельно красовался пирог из нельмы, искрился холодец янтарной желтизной жирка, особняком, на самом краешке, пристроились соленые грибочки, рядом с ними моченая брусника, а чуть дальше - квашеная капуста и соленые огурчики. Гости, входя в столовую, первым делом охали от изобилия кушаний, качали головами, втягивали носами тонкий аромат, столь присущий каждому праздничному столу.
Хозяин, Василий Павлович Зубарев, прошел в дальний конец стола и, перекрестясь, сел под образами, приглашая и остальных занять места. Рядом с ним тяжело опустился на лавку казачий полковник, крестный Ивана, Дмитрий Павлович Угрюмов, что служил в Тюмени, но по несколько раз в год приезжал в Тобольск по служебным делам и неизменно останавливался в доме у Зубаревых. Рядом с ним осторожно присел тобольский дворянин Петр Андреевич Карамышев, у которого с хозяином дома велась давняя дружба. Подле Карамышева сел кряжистый, осанистый Иван Иванович Пелымский, происходящий из старинного рода сибирских князей, коим в свое время была пожалована грамота на их исконные вотчины, занимавшие даже по сибирским понятиям немалую площадь. Однако та жалованная грамота со временем утерялась, земли были частью проданы, частью заложены, и последний человек из рода Пелымских жил безвыездно в Тобольске на небольшую ренту с малых остатков тех земель.
На другом конце стола, напротив хозяина, поместился Михаил Яковлевич Корнильев, благодаря чьим стараниям и был освобожден из острога Иван. А рядом с ним сидели его братья: Федор, Алексей и Василий, приходившиеся Зубаревым кровной родней по линии тетушки их, хозяйки дома Варвары Григорьевны.
Меж остальными гостями был посажен городской благочинный отец Павел, человек степенный и рассудительный, служивший в Тобольске уже два десятка лет и знавший наперечет всех горожан от мала до велика. Правда, он был не большой охотник принимать участие в застольях, но и отказать прихожанам не мог, а потому обычно уходил из гостей самым первым, сославшись на многочисленные дела и заботы.
Женщины, по давнему сибирскому обычаю собрались на другой половине дома, чтоб не мешать мужским разговорам, да и самим им было о чем посудачить, пожалиться друг дружке, а то и спеть что-нибудь из своих девичьих песен, украдкой всплакнуть вдали от сурового мужского окрика и глаза.
Когда мужчины выпили, как положено, за Рождество, за хозяев дома, за иваново освобождение, полковник Дмитрий Угрюмов голосом, привыкшим отдавать команды и приказания, начал увещевать крестника:
- Сколь раз говорил я тебе, Иван, не ищи правду-матку на свою дурную башку. Ведь говорил? - ткнул он коротким прокуренным пальцем в сторону Зубарева-младшего, сидящего напротив него.
- Говорил, крестный, говорил, - согласно кивнул Иван, аппетитно хрустя соленой капусткой.
- Не захотел меня слушать? Вот и намотал соплей себе на кулак. Ладно, что так еще дело обернулось, а мог бы и годик, а то и поболе в остроге просидеть, и никто бы тебя оттуда не выручил.
- Вы уж скажете, ваше высокоблагородие, - чуть сощурил глаза Михаил Корнильев, - мы, чай, не последние люди в городе, выручили бы.
- Как знать, - не согласился с ним полковник, - а был бы на службе, как все добрые люди, то ничего бы с ним и не случилось. Давно бы тебя к себе в конный полк определил, уже до вахмистра, глядишь, дослужился бы.
- Да чего ты все о службе своей толкуешь, - попробовал заступиться за сына Зубарев-старший, - женить Ивана поначалу надо, а потом все остальное приложится. Да и на кого я свое торговое дело оставлю, коль он один сын у меня, а обе дочки замужем?
-- По торговому делу он быстро в гору пойдет, - подал голос младший из Корнильевых, Василий.
-- Мало вашего брата разоряется в один день? - и не думал сдавать свои позиции полковник.
- Это точно, - вздохнул Василий Павлович, - то пожар, то баржа затонет, а то иная беда найдет, только успевай ворота открывать.
- Алексей вон у нас, - показал пальцем на брата Михаил Корнильев, вложил все, что за душой имел, в хрустальную фабрику, а случись с ней чего, не приведи Господь, то и нагим останется.
- Типун тебе на язык, братец, - глухо отозвался Алексей Яковлевич, который был на голову выше остальных братьев. - Ты вот при должности в магистрате сидишь и ладно, а нам голову в петлю совать приходится.
- Все под Господом ходим, - тяжко вздохнул Зубарев-старший, - так говорю, батюшка?
-- Истинно так, - отвечал тот, вставая из -за стола, - пойду я, а то дел много.
-- Да куда вы? Посидите чуть, - встрепенулся Василий Павлович.
- Нет, нет, благодарствую, - ответил тот, - оставайтесь с миром, - и, перекрестив всех, тихо удалился.
-- Ему какая печаль, когда под ним все городские священники ходят, кивнул вслед отцу Павлу Михаил Корнильев.
-- Про него плохого говорить не позволю, - погрозил ему пальцем Зубарев-старший, - он за меня сколько раз перед владыкой заступался.
- Да, владыка у нас нынче сурьезный мужик оказался, - степенно заявил Михаил Корнильев.
- Сказывали мне, - поддержал его младший из братьев Василий Корнильев, - будто бы приказал он выписывать по церквам всех, кто на исповедь не ходит...
- Слыхали о том, - кивнул чубатой седой головой полковник.
- А потом их всех в работу направляет при монастырях, - закончил Василий и оглянулся на дверь, за которой скрылся отец Павел.
-- Особо он татар не любит, - сообщил негромко Карамышев.
-- За что их ему любить? Нехристей, - хмыкнул Алексей Корнильев.
- А меня в Санкт-Петербурге татарином назвали, - неожиданно заявил князь Пелымский.
- Расскажи, расскажи о том случае, - подначил его Василий Зубарев, хотя почти все из гостей, включая его самого, хорошо знали о неудачной поездке сибирского князя в столицу.
- Я не слыхал, - хохотнул полковник, наливая себе в рюмку вино, расскажи, только не особо долго. По-военному.
- Чего там рассказывать, - начал Пелымский, - из столицы указ пришел, чтоб всем людям княжеского достоинства прибыть в столицу для выправления специальных свидетельств о том. Я отнекивался было, не хотел ехать, а губернатор мне, мол, поезжай, да поезжай. Поехал. Нашел дворец, где императрица размещается, а тогда еще Анна Иоанновна государыней была, подошел к караульному офицеру. Говорю ему: так и так, приехал с императрицей побеседовать, - все гости при этих словах дружно захихикали и опустили головы, чтоб не смущать рассказчика. - А он мне и отвечает: "Если каждый татарин будет императрице докучать, то ей некогда будет и делами своими заниматься". Чего делать? Собрался и обратно поехал.