Сен-Валье отравляли существование мелочными преследованиями. Он написал было несколько писем своей дочери Диане, но, когда лейтенант лучников пожелал прочитать их перед отправкой, предпочел порвать. Не смог Сен-Валье повидаться и с сыном, Гийомом де Сериньяном, поскольку тот заболел и вынужден был остаться в Лионе. Самого его постоянно мучила лихорадка, а кашель не давал спать. Вызванный из Тура врач объявил, что жизни Сен-Валье угрожает серьезная опасность.
Еще один слуга, некий Шабо, поселился у подножия замка Лош в гостинице «Черная голова». Он мог узнавать о пожеланиях своего господина и передавать их на волю. Так, 18 сентября он попросил секретаря Сен-Валье Пьера Гишарда как можно скорее приехать в Лош[100].
Для собственной защиты узник использовал любые средства. Он приказал напечатать, что готов вызвать на дуэль всякого, кто заявит, будто он знал о заговоре. Просил мажордома королевы Месье де Борна прислать ему борзую для компании, что было всего лишь способом лишний раз напомнить о себе[101]. В еще одной записке, адресованной сеньору Ла Ривьеру, он интересовался придворными новостями и спрашивал, что о нем говорят королева-мать и герцогиня Алансонская Маргарита, сестра Франциска I[102].
Все надежды Сен-Валье возлагал на зятя, и в письме от 19 сентября просил его обратиться к королю:
«Господину великому сенешалю.
Господин сын мой!
Думаю, Вы достаточно осведомлены о моей участи: дело в том, что король повелел схватить меня безо всяких на то причин, клянусь в том спасением души, а только оттого, что господин Коннетабль уехал, и доставил сюда в замок Лош, словно какого вероломного изменника, что является для меня источником ужасных терзаний, от коих я гибну. Молю Бога, да благоволит даровать мне крепкое терпение, а Королю — осознание того, сколь тяжкий позор он на меня навлекает. Но коли ему то угодно, здравый смысл требует от меня набраться терпения. А поскольку Вы — тот, к кому я питаю наибольшую любовь и доверие, мне захотелось уведомить Вас о своих злоключениях с тем, чтобы Вы соблаговолили сжалиться надо мною и пожелали спасти от бедственного положения, в коем я пребываю. А если б сумели Вы изыскать возможность приехать для беседы, мы могли бы решить сообща, что тут следует предпринять. Ради всего святого, сделайте милость, пошлите сюда свою супругу. Она могла бы проехать через Блуа, дабы испросить отпуск у Мадам ради того, чтобы навестить меня, не вдаваясь в объяснения, а затем мы обсудили бы с нею, что надобно поведать Госпоже королеве-матери. Что касается Вас, то напишите королю и Мадам о моем деле так, как Вы умеете, со свойственным Вам блеском. Пуская в ход увещевания, постарайтесь добиться, чтобы месье де Лизьё прибыл сюда. Сердце мое сжимается так, что вот-вот разорвется, а я не знаю никого, к кому мог бы обратиться с просьбой. Заклинаю Вас поелику возможно скорее сообщить мне о своих новостях. Молю Бога, господин мой сын, даровать Вам то, чего Вы желаете.
Лош, 19 сентября.
Остаюсь Ваш преданный отец — Пуатье»[103].
В тот же день он обратился к дочери, умоляя ее приехать в Лош:
«Госпожа моя, супруга великого сенешаля!
С тех пор, как я к Вам писал в прошлый раз, успел переехать в замок Лош, где подвергаюсь самому дурному обращению, какое может испытывать несчастный узник, и, коли Бог мне не поможет, долго не сдвинусь отсюда, а поскольку все мои упования — на Вас с супругом, молю его прийти и поговорить со мной. Если же для него это невозможно, молю, чтобы соблаговолили приехать Вы. Вы не могли бы доставить мне большей радости, чем явившись меня повидать. И мы смогли бы обсудить, о чем Вам следует сказать Мадам. Когда же Вы встретитесь с нею, уместно будет попросить отпуск, дабы меня навестить. Заклинаю Вас проникнуться такой жалостью к своему несчастному отцу, чтобы Вам захотелось его проведать, и, коли это для Вас возможно, привезите с собою г-на де Лизье, чьему доброму расположению я вверяю свою судьбу. У меня сердце разрывается оттого, что я смею молить Господа о чем-либо ином, нежели даровать Вам то, чего Вы пожелаете.
Лош, 19 сентября.
Ваш преданный отец — Пуатье»[104].
Жан Ла Венёр, епископ Лизье, первым разоблачивший заговор, также получил послание от Сен-Валье, датированное тем же числом. Заключенный молил его обратиться к великому сенешалю и его супруге, дабы те как можно скорее приехали в Лош[105].
Тем временем следствие шло полным ходом. Члены комиссии распорядились в присутствии Сен-Валье прочитать текст его первого допроса, проведенного Жаном Бриноном, текст, в котором он сообщил об аудиенции у Луизы Савойской, имевшей место в Лионе летом 1522 года, затем — о его поездке в Бутеон-ан-Форс к коннетаблю. В ответ на вопрос следователей Сен-Валье отрицал, что ему было известно о содержании договора между Бурбоном и императором и что он встречался с Борэном[106].
Однако 24 сентября один из участников заговора, Эктор Данжеруа, сеньор де Брюзон, известный также как Сен-Бонне, признал, что заметил Сен-Валье в комнате, где коннетабль вел переговоры с Борэном[107]. 23 октября, после того как на это противоречие указали подозреваемому, он сознался, что и в самом деле видел представителя императора и ознакомился со статьями договора[108]. На следующий день он выдал все подробности[109], а в ноябре полностью подтвердил свои показания[110]. Пытаясь оправдаться, Сен-Валье уверял, будто если он не донес о заговоре, то лишь с целью узнать о нем побольше, а затем выдать королю. Но подобные ухищрения не пошли ему впрок. Франциск I уже в ноябре дал указания судьям:
«Мы не видим ни причин, ни оснований, каковые могли бы побудить нас даровать прощение Сен-Валье или сохранить его исповедь в тайне. И мы повелеваем озаботиться, дабы скорее покончить с этой историей, ибо она имеет особую важность и чревата последствиями, известными всякому и не попускающими действовать с прохладцей, но поступать мужественно и благочестиво, не щадя тех, кто проявил подобную злокозненность, трусость, бесчестность, измену, клятвопреступление, ведая о нашествии и о том, что ныне враги наши изо всех сил тщатся всеми средствами полностью разорить нас, наших детей, подданных и все королевство, не почли долгом поставить нас в известность. И когда бы ни один из наших верных и честных подданных не проник с отвагою в число заговорщиков и не поведал о заговоре, мы удалились бы в дальние края, оставив попечение об Отечестве Бурбону вкупе с госпожой нашей матерью, и коннетабль в полной мере исполнил бы злостный свой замысел, обратив в руины и обрекши гибели все наше королевство».
Следовало вынести «окончательный приговор виновным и поелику возможно скорее казнить, дабы те, кто мог бы участвовать в заговоре, видя сей пример, отказались от своих злокозненных намерений».
В результате 7 ноября судьи решили усовершенствовать расследование, учинив подозреваемым пытку, дабы убедиться, что те ничего не забыли рассказать о своих сообщниках. Сен-Валье предстояло претерпеть «умеренное дознание, буде врачи сочтут, что лихорадка тому не помехою»[111]. На самом деле члены комиссии не спешили вынести заключение. Они ссылались на то, что параллельно ведут следствие в отношении лекарей коннетабля в Тулузе и Памье, дабы подтвердить двурушничество главного свидетеля[112].
В декабре король, потеряв терпение, поручил Парижскому парламенту закрыть дело. В виде компенсации за сделанные ими признания наименее значительные подозреваемые были помилованы, и первым — Эктор Данжеруа. сеньор Сен-Бонне[113]. Совсем иному обращению подвергся Сен-Валье: 23 декабря его перевели в парижскую тюрьму Шатле.
Парламент 8 января 1524 года получил недвусмысленный приказ короля начать судебный процесс[114]. Приговор был вынесен 16 января[115]. Уличенного в преступлении против короля, отца Дианы лишили всех титулов, прерогатив и приговорили к обезглавливанию на площади Парижа. Приговор не избавлял его от пыток, предшествующих казни: «Объявляется, in mente Curiae, что, прежде чем приступить к исполнению сего приговора, означенный суд приказывает подвергнуть упомянутого Сен-Валье пыткам и чрезвычайному допросу, дабы получить из его уст более обширные сведения о прочих сообщниках». Создается впечатление, что Сен-Валье избрали искупительной жертвой, поскольку других обвиняемых либо освободили, в обмен на их разоблачения, как Сен-Бонне, либо приговорили к недолгому тюремному заключению, и 23 января парламент распорядился привести приговор в исполнение[116].
