Жуков вернулся в Москву рано утром 29 октября и немедленно приступил вместе с Генштабом к пересмотру последних планов всех предстоящих операций. Из представленного Генштабу плана Василевского он узнал, что подготовка операции «Уран» идет по графику. Краткие совещания с офицерами Генштаба убедили его, что разработка большей части планов — артиллерийского и авиационного прикрытия, подвоза боеприпасов и топлива, наведения мостов, обеспечения пайками, решения множества других задач, необходимых для проведения операции, — идет успешно, несмотря на отвратительные погодные условия на участках Калининского и Западного фронтов. Мысленно Жуков отметил: есть вероятность, что наступление будет откладываться еще несколько раз и почти наверняка начнется позже, чем операция «Уран». Он быстро взвесил последствия и вдруг понял: в случае успеха раннее наступление Василевского оттянет немецкие резервы на юг, от центрального сектора. В таком случае, понял Жуков, намеченные цели окажутся достижимыми для его войск.
Тем вечером Жуков опять встретился со Сталиным, чтобы обсудить итоги поездки. Сталин и Иванов поговорили с Жуковым о последних известиях с юга и прогрессе операции «Уран», датой начала которой теперь предположительно называли 19 ноября. Жуков изложил суть плана Конева и Пуркаева и отметил, что, хотя оба командующих рвутся в бой, они согласны с решением об отсрочке операции. На основании сведений, полученных днем раньше в Генштабе, Жуков рекомендовал начать наступление 24 или 25 ноября, чтобы извлечь как можно больше преимуществ из успеха операции «Уран». Между прочим, он упомянул, что дальнейшее распределение войск cледует проводить с учетом меняющейся обстановки. Напрямик он об этом не заявлял, но уже подумывал о подкреплении удара по Великим Лукам механизированным корпусом — за счет атаки 41-й армии. Жуков был убежден, что это незначительное изменение ни в коей мере не воспрепятствует наступлению на Белый, зато значительно поддержит наступление 3-й ударной армии на Великие Луки. Дав волю воображению, он представлял себе, как в случае успеха всех операций и падения Вязьмы она окажется полезным промежуточным пунктом для победоносного продвижения подвижного корпуса к северу от Витебска. В конце концов, в зимнем контрнаступлении главной целью советских войск был Смоленск. Теперь Советская армия значительно окрепла, а после успешного осуществления операций «Марс» и «Юпитер» немецкие войска будут измучены, им не хватит сил отразить глубокий удар. К тому же от Вязьмы до Смоленска рукой подать.
Жуков сознательно подавил эти мысли, коротко выругался и обратился к себе с резким упреком. Что с ним такое? Неужели за два года постоянного раздражения он тронулся умом? Всего восемь месяцев назад он дерзко упрекал Сталина за то, что тот ставит перед армией почти невыполнимые задачи. В то время это было позволительно: Сталин стал гораздо более терпимым с тех пор, как советские войска отогнали немцев на запад от Москвы. Жуков просто объяснял Сталину, как можно добиться более значительных успехов, — разве не в этом заключается долг главного военного советника? Именно в этом, и теперь Жукову было стыдно ловить себя на поступках, за которые год назад он критиковал Сталина, пусть и справедливо.
Жуков покинул Кремль приободренным. Теперь он полностью контролировал ситуацию, самого себя и предстоящие события. План был хорош, имел все шансы на успех. Но некое шестое чувство подсказывало ему: «Возможны и другие варианты!»
Штаб немецкой 9-й армии, Сычевка, 30 октября 1942 года
Командующий 9-й армией генерал Вальтер Модель был благодарен дождю и грязи, несмотря на перепачканные мундиры, сапоги и технику. Дождь, размышлял он, стоит нескольких линий оборонительных укреплений, а может, и резервной танковой дивизии. Модель был не философом, а воином, и подобные мысли вселяли в него тревогу. Обладая безупречной репутацией энергичного командира и блестящего тактика, а также надменной выправкой офицера старой прусской школы (с моноклем в глазу), Модель буквально излучал уверенность в себе (34). Но только не в последнее время. Вероятно, сказывалось все сразу — и необходимость провести прошлый год в должности главы «пожарной команды» вермахта, и рана, полученная в бою несколько месяцев назад. А главная причина, думал Модель, — августовский кризис, когда команда Жукова и Конева вплотную приблизилась к ликвидации его армии и остатков группы армий «Центр». Вот если бы фон Бок, Паулюс и остальные добились успеха на юге! Тогда гнетущему напряжению и неопределенности на его участке фронта пришел бы конец… Но если верить последним донесениям, немецкий натиск на юге уже ослабевал. Паулюс перешел в оборону среди руин Сталинграда, а доблестные 1-я и 17-я танковые армии группы армий «А» крепко заперты в предгорьях Кавказа. Модель подавил смешок, мельком представив себе нелепую картину: ковчег, набитый армиями вермахта, беспомощно и одиноко торчит на голой кавказской вершине. Что творит Гитлер? Куда катится немецкая армия? Чем все это кончится?
Видения исчезли, как только Модель вспомнил, какие сведения навели его на эти беспорядочные, бесполезные и даже опасные мысли. Донесения разведки были в лучшем случае тревожными, в худшем — предвещали катастрофу. С конца августа, пока взгляды всего мира были прикованы к титанической схватке на юге, разведка немецкого Генштаба, Ргетйе Нееге 051 («Иностранные армии Востока»), возглавляемая блистательным, энергичным молодым полковником Рейнхардом Геленом,[6] составляла и посылала на фронт все больше тревожных донесений об усилении активности советских войск на центральном участке фронта. При обычных обстоятельствах.
Модель не стал бы волноваться, поскольку с весны 1942 года русские выбрали главным направлением московское и продолжали считать его таковым вплоть до конца июня, хотя немецкие войска рвались к Дону. Но события на юге могли изменить их приоритеты. Или не могли? В отчетах Гелена было ясно сказано, что приоритеты русских остались прежними. Особое замешательство вызывал тот факт, что эти донесения не соответствовали стратегическим представлениям Гитлера и все больше совпадали с данными разведки самого Моделя.
Отчет, подготовленный отделом Гелена на 29 августа, предсказывал наращивание наступательного потенциала с советской стороны предстоящей зимой. Скорее всего, этот потенциал предполагалось использовать «против группы армий „Центр“, чтобы ликвидировать угрозу Москве и добиться успеха там, где обстановка не превосходит тактические способности низшего командного состава» (35). Несмотря на то, что в сентябре интенсивность советских железнодорожных перевозок в районе группы армий «Центр» возросла, Гелен не усматривал в этом регионе признаков приближающегося наступления. 15 сентября он полагал, что, учитывая обстановку в южных регионах, первые действия Советской армии будут проведены именно на юге, поскольку, по его оценкам, русским хватало ресурсов для проведения только одного крупного наступления. Гелен писал, что для этого противнику придется отправить подкрепление на юг, за пределы сектора группы армий «Центр» (36). Этот оптимистический — по крайней мере, с точки зрения командования группы армий «Центр» — прогноз был быстро опровергнут уже 17 сентября: Fremde Heere Ost начала противоречить самой себе, предупреждая о возможном советском наступлении против 9-й армии. Этому выводу способствовало усиление советских железнодорожных перево-зок на флангах Ржевского выступа: предыдущие действия были сосредоточены вблизи северо-восточной оконечности того же выступа. 24 сентября десант из 300–400 советских парашютис-тов указал на усиление диверсионной активности с целью по-вреждения немецких коммуникаций в этом регионе. 1 октября советская дальнобойная артиллерия начала обстрел немецкой железной дороги и шоссе близ Осуги, в пределах досягаемости для орудий, к западу от Вазузы (37).
К октябрю передвижения советских войск в окрестностях выступа привели Гелена к выводу: «Русские стягивают к расположению 9-й армии боевые соединения» (38). С другой стороны, советские оборонительные меры подо Ржевом предвосхитили угаданное разведкой наступление. Если некоторые немецкие военачальники, в том числе глава штаба верховного командования вермахта (ОКВ) генерал Альфред Йодль, допускали возможность ограниченного советского наступления у основания Ржевского выступа, к середине октября Гелен пришел к заключению, что атаке, скорее всего, подвергнутся центральный участок и левое крыло группы армий «Центр», сектора 3-й танковой и 9-й армий.
Эти противоречивые односторонние оценки служили фоном для информации, которую Модель получал от своей разведки, и существенно усиливали ее значимость. Разведку 9-й армии возглавлял полковник Георг Бунтрок, которого описывали как «невысокого, жилистого пехотинца, выдвинувшегося во время разведопераций дивизии в Крыму» (39). Новичок в сфере разведки, он тем не менее понимал, что успех в 9-й армии проложит ему путь к более высоким назначениям. Позднее он признавался: «Я с удивлением наблюдал затем, как успешно разведотдел раскрывал тайные замыслы противника» (40).
