в полтора раза уступало уровню более развитых стран.
Врачебно-санитарное дело и забота о предупреждении и пресечении эпидемий в Российской империи была возложена на Министерство внутренних дел. В губерниях и областях существовало около 4 тысяч врачебных участков, в каждом из которых были больница или приемный покой, доступные для бесплатного посещения. Лучше учреждения здравоохранения проявляли себя там, где находились под опекой земств. В 1913 году во всех больницах гражданского ведомства имелось всего 228 тысяч коек, что соответствовало приблизительно 16 единицам на 10 тысяч жителей. Это вдвое превышало уровень 1881 года, но в разы уступало показателям западных стран или более поздним советским. 80 % больных тифом и в 1913 году оставались без стационаров. Вакцинация использовалась только для борьбы с оспой, в 1910 году были привиты 78 % новорожденных.
Смертность от заразных болезней составила 529 случаев на 100 тысяч населения в год, тогда как в Западной Европе она нигде не превышала 100 случаев. И это еще без чумы и холеры, которые стали частым городским явлением из-за попадания в водопровод сточных вод [127]. Стоит ли удивляться, что ожидаемая продолжительность жизни составляла 32 года для мужчин, 34 — для женщин (в Англии того времени — 50 и 53), каждый четвертый ребенок умирал в возрасте до года [128]. Вместе с тем, в пореформенное время средний рост мужского населения увеличился со 163,9 до 169 сантиметров, а средний вес — с 61 до 65 килограммов [129].
К концу 1914 года в стране насчитывалось 123,7 тысяч начальных учебных заведений, из них более 80 тысяч принадлежало Министерству народного просвещения. Наиболее распространенным их типом являлись сельские училища с трех- или пятилетним сроком обучения, финансируемые земствами, сельскими общинами и частными лицами. Священный Синод курировал около 40 тысяч церковноприходских школ со сроком обучения три или четыре года. Школы посещали 30 % детей в возрасте от 8 до 11 лет, причем в городах — почти половина [130]. Грамотность росла повсеместно, но к 1913 году читать и писать умели лишь около половины горожан и до четверти крестьян [131]. В столицах, в западных регионах — особенно Польше и Финляндии — и среди мужчин ситуация была получше. В Петербурге более 80 % рабочих-мужчин были грамотными, вот только для большинства из них любимым чтением были ультралевые издания. В периферийных же регионах — Средней Азии, Закавказье, Бесарабии — уровень грамотности не превышал 4 %.
В системе среднего образования центральное место занимали классические гимназии — мужские и женские — выпускники которых имели преимущественное право поступления в университеты. Государство уделяло все больше внимания специальному и техническому образованию, быстро развивалась сеть реальных училищ, технологических и военно-технических институтов, готовивших кадры для промышленности и армии.
Общее количество высших учебных заведений достигло 63, среди них было только 10 университетов (против 32 в Германии). Все они были первоклассными по мировым меркам. Инженерных вузов было 15, военных и военно-морских — 8, богословских и земледельческих — по 6, юридических — 4, медицинских — 2. Общее количество профессоров и преподавателей не превышало 4,5 тысяч человек, и это была, во многом, настоящая интеллектуальная элита. Студентов на всю страну насчитывалось чуть более 70 тысяч [132]. «Образованность и способность открывали в России путь к любой службе, — признавала Тыркова-Вильямс. — Несмотря на неосторожные слова министра народного просвещения Делянова, что кухаркиным детям ни к чему давать образование, гимназии и университеты были всесословны. Получив диплом, можно было высоко подняться по бюрократической лестнице» [133].
Последние десятилетия монархии — годы удивительного, хотя и не однозначного интеллектуального, культурного и художественного пробуждения, оставившие множество настоящих шедевров — в архитектуре, живописи, театральном искусстве, поэзии. Серебряный век русской культуры не превзойден по богатству, разнообразию, разноплановости, творческой искрометности, эпатажу.
Очевидный бум переживало издательское дело, в 1913 году было издано больше 34 тысяч наименований книг общим тиражом почти 120 миллионов экземпляров. Выходили 2167 газет и журналов на русском языке, а еще 303 — на польском, 60 — на иврите и идише, а еще на немецком, латышском, эстонском, татарском… [134]
Долгое время считалось, что в дореволюционной России отсутствовало или очень слабо было развито гражданское общество, а потому не находившая себе конструктивного применения общественная активность вылилась в борьбу с режимом. Да и сейчас немало авторов, которые доказывают, как немец Лутц Хефнер, «низкий уровень развития гражданского общества. В то время в стране отсутствовала как толерантность в отношении к требованиям религиозного и равноправного этнического многообразия, так и понимание необходимости прекращения докучной опеки государства над обществом» [135]. Однако все больше историков приходят к выводам прямо противоположным. Действительно, еще в период реформ Александра II были заложены основы самоуправления, первоначально проявившего себя в земских учреждениях, но ими не ограничившегося. Культура печатного слова, пресса, образование, урбанизация — все это привело к тому, что к началу XX века по всей России уже существовали тысячи добровольных ассоциаций. Это были научные общества, студенческие союзы, сельскохозяйственные объединения, национальные землячества, спортивные клубы, вольные пожарные команды, общества любителей животных и так далее, и так далее. Некоторые из них пользовались огромным авторитетом. Например, Русское техническое общество, занимавшееся содействием развитию отечественных научных разработок, распространением практических знаний и улучшением инженерного образования. Или Комитет грамотности, создавший сетевую горизонтальную структуру по всей стране из учителей и образованных крестьян для оказания консультативной помощи системе начального образования.
Широкое распространение получила благотворительность, соединившая православную идею милосердия с европейской идеей общественного служения. Уже в начале века насчитывалось 4,7 тысяч обществ для помощи бедным и 6,3 тысячи странноприимных заведений. Благотворительные общества были созданы при большинстве больниц и учебных заведений. В Петербурге были хорошо известны Общество столовых, чайных и домов трудолюбия, Общество попечения о бедных и больных детях «Синий крест», Общество для пособия бедным женщинам. Как указывает знаток вопроса Галина Ульянова, лишь четверть бюджета системы общественного призрения шла из казны, от земств и городов, а остальное покрывалось добровольными пожертвованиями [136]. В сфере гражданской активности активно заявили о себе женщины, составившие костяк сети благотворительных, педагогических, культурных ассоциаций.
В добровольные общества было вовлечено около 5 % совершеннолетнего мужского городского населения [137], и немного меньше — женского. «Конечно, по сравнению с Западной Европой и Северной Америкой, сеть эта в обширной и куда менее урбанизированной империи была более разреженной, а количество членов ее на душу населения — явно меньше, — пишет американский историк Джозеф Брэдли. — Но ассоциации играли слишком важную роль, чтобы ими могло пренебрегать тогдашнее правительство Российской империи — или…
