Ознакомительная версия.
771
„Živ. st. Slov.“, I, 291–292. Наиболее распространенными терминами среди славян являются задушница, задушки (от славянского душа) и помен, поминки (от старославянского мьнети). На Руси и на Балканах весьма распространен также термин трапеза от греческого τράπεζα.
„Živ. st. Slov.“, I. стр. и 294, 295. Об относящихся сюда обычаях и их наименованиях см., в частности, исследование М. Мурко, „Das Grab ais Tisch“ в журнале „Wörter und Sachen“, 1910, II.
Впервые о радунице упоминается в IV Новгородской летописи под 1372 годом; русалии упоминаются уже в Киевской летописи под 1068 годом вместе со скоморохами и музыкой, а часто и в запретах и проповедях того времени („Živ. st. Slov.“, I, 292, III, 54, 260).
О русалиях см. исследование F. Miklosiche, Die Rusalien, Sietzungsber., Akad. in Wien, 1864; о радуницах — упомянутую работу М. Мурко (с. 144, 152). Более подробно см. в гл. VI.
„Živ. st. Slov.“, I, 296.
„Živ. st. Slov.“, I, 298–299. Обширные данные о погребальных пережитках собрал A. Fischer в работе „Zwyczaje pogrzebowe ludu polskiego“, Львов, 1921.
„Živ. st. Slov.“, I, 299.
Там же.
В общем следует отметить, что из могил, относящихся к этому периоду, нам известны пока только славянские могилы западных и восточных земель, а также среднего Подунавья. На самом Балканском полуострове (за исключением Далмации) я пока не знаю ни одного значительного славянского могильника VI–X вв., хотя история говорит нам, что славяне в тот период уже заселили Балканы. Могилы этого периода, несомненно, весьма бедны, и если их случайно и открывают, то они не привлекают к себе достаточного внимания.
От тюрко-куманского термина kurgan (ср. и перс. gurchäna), первоначально означавшего место, укрепленное рвом и валом, а позднее могилу с насыпью. См. „Živ. st. Slov.“, I, 374. Славяне для обозначения этой насыпи имели наряду со словом могила (mogyla) слово гомила (gomila); см. Berneker, Etym. Wörterb., I, 326, II, 69; Miklosich, Etym. Wört., 199; „Živ. st. Slov.“, I, 303.
„Živ. st. Slov.“, I, 307–308.
Там же, I, 309.
Там же, I, 313.
Лаврентьевская летопись (ПВЛ, I, 15).
Ebbo, I, 12. В отличие от истолкования предложенного мною в „Živ. st. Slov.“, I, 327, я полагаю теперь, что эти fustes были, по всей вероятности, жердями и бревнами, положенными на курган, такими же, какие до сих пор кладут в Полесье (так называемые нарубы).
См. дальше гл. XII и „Živ. st. Slov.“, I, 327–328; III, 654.
Подробный обзор см. в „Živ. st. Slov.“, I, 332–350.
Это название распространено и в Польше (в районе Познани и Куявы).
Под 1092 годом в Киевской летописи имеется известие о том, что на Руси уже изготавливали и продавали гробы. Порой находят гробы, изготовленные из дуплистых выдолбленных деревьев. Иногда тела умерших, должно быть, покрывались также большой шкурой или куском материи, края которой колышками прикреплялись к земле. См. „Živ. st. Slov.“, I, 353–354.
См. „Živ. st. Slov.“, I, 359, 360. Обратная ориентация тела в могилах, ногами к западу, засвидетельствована лишь в некоторых областях Северной и Средней Руси (Федово). Ориентация тела с севера на юг засвидетельствована вплоть до конца IV века в северных римских провинциях. С того времени тела умерших укладывали в могилах головой на запад. Этот обычай христианство утвердило повсюду.
„Živ. st. Slov.“, I, 367.
Д. Самоквасов, Могилы русской земли (М., 1908), 188 и след.
И. Хойновский, Краткие археол. сведения о предках славян и Руси (Киев, 1869), 118.
См. Капитулярий Карла Великого от 785 г., более позднее в Чехии предписание Бржетислава I от 1039 г. и Бржетислава II от 1092 г. (Kosmas, II, 4; III, 1), у поморских славян — распоряжение епископа Оттона от 1125 г. (Ebbo, I, 12). Однако в России и на Балканах, несмотря на всяческие запрещения, захоронение умерших не на кладбищах сохранилось до последнего времени („Živ. st. Slov.“, I, 370).
„Živ. st. Slov.“, I, 369.
Лаврентьевская летопись, 18, 23, 57 (ПВЛ, 156, 86, 95, 97, 115). Сначала хазары брали дань с русских племен по белке, затем варяги — по черной кунице; древляне также платили Ольге дань мехами. То же было и в Польше (Długosz, ed. Przedziecki, I, 56), и у франкских славян (Kętrzyński, О Słowianach, 37), и у сербо-хорватов (Klaić, „Rad“ sv. 157, 1904; Jireček, Gesch. d. Serb., I, 151).
Летопись под 945, 955, 1068, 1115 годами. To же мы читаем и о чешском и польском князьях в 1135 г. (Annales Pegavienses, Mon. Germ., Ser. XVI, 257).
В чешских грамотах от 1046, 1057, 1088 гг. (pellifices albi et nigri, sutores mardurinarum pellium — koselug; см. Friedrich, Codex dipl., I, 56, 360, 384) и у Козьмы I, 5 (coriorum sutores), II, 11 (sutores pellium diversarum).
Подробнее см. в „Živ. st. Slov.“, I, 409. Термин для обозначения войлока (церковнославянское — плъстъ) также является древним общеславянским словом. Однако для периода до XIV в. ни литературными, ни археологическими данными его засвидетельствовать пока не удалось („Živ. st. Slov.“, I, 411).
Ср. греч. λίνον, латин. linum, иранск. lîn, кимр. lliain, бретон. lien, старонемецк. lîn, литовск. linai, славянск. льнъ.
Jbrâhîm (ed. Westberg), 54; Helmold, I, 12, 14, 38.
Подтверждения см. в „Živ. st. Slov.“, I, 409–410; III, 333 (libra lini, toppus lini). Славянское полотно, которым выплачивалась дань, чаще всего обозначалось терминами paltena, palta, phalta, а также выражениями pannus de lino, lodex lini.
Изборник князя Святослава, „Житие Феодосия“ Нестора и Летопись под 980 годом („Živ. st. Slov.“, I, 410).
„Živ. st. Slov.“, I, 410–411.
Herod., IV, 74.
А.Г. Туманский. О неизвестном персидском географе. Зап. Вост. отд. И. Р. арх. общ. X, 135 и изд. В. Бартольда, 123.
Название hedváb, церковнославянское годовабль, перенято от германского godawebbi, gudawebi, в то время как svila является местным названием („Živ. st. Slov.“, I, 412–413). Другое славянское название, а именно шелкъ (с XII в.), скорее всего, восточного происхождения.
Nikeph., Breviarum. ed. Boor, 76; Лаврентьевская летопись, 31 (ПВЛ, I, 25).
Mon. germ. Script., XXIX, 314.
„Živ. st. Slov.“, I, 412–417.
Древними славянскими наименованиями для обозначения одежды, помимо других местных названий, были: рухо, одежда, робы, порты („Živ. st. Slov.“, I, 436).
Fredegar, Chron., IV, 68.
Ebbo, II, 13; см. также, как в 1138 г. немецкая княжна Христина высмеивала польскую одежду (Boguchwał, II, 31; Bielowski, Mon. Polon. Hist., II, 519).
Procop., Bell. Goth., III, 14.
Гаркави, указ. соч., 93, 98. См. перевод проф. Р. Дворжака в „Živ. st. Slov.“, I, 378.
Гаркави, указ. соч., 193, 221, 269; Гардизи (ed. Bartold), 123; Персидский географ (ed. Туманского), 135, 136; Ибрагим (ed. Westberg), 59; Прим. чешск. редакции: В „Manuel“, II, 66–67 текст Нидерле переведен следующим образом: „Un chroniqueur très important, Ibrâhîm îbn Jakûb, observe seulement que les slaves portent des vêtements larges et que leurs pantalons sont étroits dans le bas“. Однако у Т. Ковальского „Relacja Ibrâhîma îbn Jakûba z podróźy do krajów słowianskych w przekazie Al-Bekrîego“ (Kraków), 1946, на стр. 52 мы читаем: „Ubieraja się w szaty przestronne, tylko mankiety ich rękawów są obcisle“ (они одеваются в свободные одежды, и только манжеты их рукавов узки). Таким образом, речь идет не о шароварах, а только о рукавах.
См. „Živ. st. Slov.“, I, 424. Наиболее интересным среди них является известие так называемой Австрийской хроники начала XIV в., в которой рассказывается (стих 20020 след.), что князь Каринтии, вступая в княжение, согласно старой традиции, облекался в народные одежды. Этот наряд составляли серые шаровары из сукна, башмаки, прикрепленные ремешками; серая суконная куртка без воротника, с разрезами сзади и спереди, длиною до колен; затем серый плащ, изготовленный из целого куска, и на голове серая шапка с четырьмя цветными кистями (Mon. Germ., Deutsche Chroniken, V, 265).
Ознакомительная версия.