Кэролли Эриксон - Мария кровавая

Королева принимала и выслушивала его со своей обычной серьезностью, но ему казалось, что она думает в тот момент о чем-то совершенно другом. Мария говорила Фериа, что из Гринвича будет «продолжать воздействовать на советников по поводу денег». Она собиралась туда переехать, однако подчеркивала, что смена резиденции с финансовым кризисом никак не связана. В Гринвиче она найдет утешение среди монахов, все еще не теряя надежды, что ей предстоят родовые схватки. Она умоляла Филиппа приехать в Англию на тот период, когда предполагаются роды, и он давал ей некоторые основания надеяться, что это может произойти. Кроме того, он смог бы здесь справиться с Пэджетом и остальными, потому что она уже отчаялась как-то поправить ситуацию в стране. Мария была не на шутку встревожена. Она уже и так пожертвовала интересами Англии, чтобы поддержать рискованные авантюры Филиппа. Подавленная необходимостью играть двойную роль, супруги и правительницы, она постепенно замыкалась в себе и погружалась в меланхолию.

Символично было то, что с Поулом произошли еще худшие перемены. Уже несколько месяцев Мария правила без его духовной поддержки. Безнадежно подавленный и больной, Реджинальд ПЬул бродил теперь по дворцу как слепой. «Кардинал уже мертвец», — писал Фериа Филиппу без обиняков, а письма самого Поула полностью подтверждали это суждение. Сознание кардинала было помрачено. Он обращался к сановникам церкви и папе, как к каким-то абстрактным видениям, и наполнял свои письма странными блаженными и апокалиптическими образами, вплетая в них себя и королеву.

Поула терзала мысль, что он вверг Марию в конфликт со святым престолом. В июне 1557 года папа лишил Поула полномочий легата в Англии и призвал его в Рим, чтобы тот предстал перед судом инквизиции по обвинению в ереси. На его место был назначен бывший исповедник Марии, Уильям Пето. Мария написала Павлу IV, что не согласна с его действиями, и попросила его «простить ее, если она считает, что лучше Его Святейшества знает, какой человек хорош на службе в ее королевстве». Это письмо вызвало большой гнев папы. Кардинал Поул оставался архиепископом Кентерберийским, но в глазах римского папы он был беглым еретиком.

Потеря Поулом папской милости означала, что попытка Марии возродить в Англии католическую церковь потерпела окончательную неудачу. Однажды она как-то заявила, что спасение душ подданных стоит для нее больше десяти королевств, однако, управляя страной более пяти лет, она не смогла даже заложить фундамент в дело восстановления церкви. Разрушенные храмы и монастыри по-прежнему уродовали городские и сельские ландшафты, а духовное возрождение, если и было достигнуто в первые годы правления Марии, давно уже разрушил ужас, испытываемый одинаково как католиками, так и протестантами перед страшными сожжениями еретиков. По их мнению, виновной в этом была королева, и ее с каждым днем ненавидели все сильнее и сильнее. Когда Поул в 1556 и 1557 годах посылал своих людей посетить приходы в Линкольне и Кентербери, они не обнаружили там никаких признаков восстановления. Все алтари по-прежнему были разрушены, а на многих отсутствовали кресты. В большинстве приходов не было подсвечников, облачения, церковных книг и чаш для святой воды, которые должны были стоять при входе в храм. Священников не хватало, а из имеющихся немногих большинство были необразованны и женаты. Несмотря на то что законы предписывали посещение мессы и других служб, люди Поула не заметили у населения какого-то религиозного рвения.

Марии и Поулу с самого начала казалось, что главное — это восстановить церковное имущество, а с ним восстановится и католическое благочестие. Поэтому значительную часть энергии они потратили па возрождение системы доходов, которые в начале века поддерживали епископальные и монастырские хозяйства. Но и это не получилось, потому что по прошествии нескольких десятилетии оказалось невозможным проследить переход отчужденного имущества и земель. Спустя четыре года после начала католического правления епископы так и не смогли составить точные списки того, что им когда-то принадлежало. Кроме того, королевская и церковная казна оказались недостаточно богатыми для того, чтобы совершить какие-то ощутимые преобразования. Все поруганные храмы и монастыри были возрождены чисто символически, а попытки упорядочить богослужения закончились ничем.

Конечно, немедленного возврата к старому после стольких лет разрушения и гонений ни королева, ни кардинал Поул не могли ожидать. Но все же у Марии оставалась на это какая-то надежда, а теперь, глядя на фигуру живого мертвеца, архиепископа Кентерберийского, который потерянно слонялся по коридорам Гринвича, она понимала, что и этой надежды больше не существует. Человек, который три с половиной года назад избавил Англию от ереси, теперь сам был заклеймен как еретик, стоящий во главе так и ire восстановленной церкви.

В смятенном сознании Реджинальда Поула никак не укладывалось, что Павел IV, его бывший друг, вдруг выступил против него. Поул написал папе, умоляя его признаться, что таким способом он просто испытывал его преданность, «как Христос захотел поместить в чистилище своих самых дорогих детей, чтобы испытать их». Когда он писал письма, над ним витали образы избавления. Он видел Господа, посылающего своих ангелов, чтобы остановить руку папы от вынесения неправедных обвинений в ереси. Он видел Марию и Филиппа, «католических королей и защитников веры», вступающимися за него, и призраки святых, «сходящих, как легион ангелов», чтобы встать между мечом папы и головой Поула. Эти образы Поула как-то успокаивали, а умиротворение было ему сейчас очень нужно, потому что силы постепенно покидали его бренное тело.

Весной 1558 года Джон Нокс, заклятый враг Марии, склонился над Библией, покачал косматой головой и угрюмо пробормотал себе под нос что-то о печальном состоянии протестантизма в Европе. Кроме немногих лютеранских конгрегации в империи, а также Кальвина в Женеве и его последователей в других городах, нигде больше протестантских бастионов не существовало. Во Франции, Шотландии, Англии и Нидерландах — повсюду, где доктрины Лютера и Кальвина нашли многочисленных последователей, — верующие протестанты были сломлены жестокими репрессиями. Правители этих стран были полны решимости истребить ересь огнем и мечом. Прежде всего это были. Екатерина Медичи во Франции, Мария Лотарингская (мать Марии Стюарт) в Шотландии, Мария Тюдор в Англии и, до недавнего времени, сестра Карла V, Мария, в Нидерландах. Чем больше Нокс размышлял в своем женевском изгнании над этим положеиием, тем сильнее укреплялся в убеждении, что это не случайность. Печальная судьба протестантизма определяется беспрецедентной концентрацией власти в руках женщин! Распалась связь времен! А как же иначе можно назвать то, что так много женщин в настоящее время правит мужчинами? Это же противоестественно. Об этом прямо сказано в Библии — и в Ветхом, и в Новом Завете. Женщина-монарх — до недавнего времени такие случаи в европейской истории были крайне редки. Надо же наконец мужчинам с Божьей помощью подняться всем вместе и искоренить эту скверну, прежде чем она окончательно не разрушила Божью церковь!

В начале лета Нокс анонимно опубликовал свой знаменитый трактат «Первый трубный глас против чудовищного нашествия легионов женщин», представляющий собой исполненный злобы пасквиль против участия женщин в государственных делах, — самый свирепый из всех когда-либо обнародованных. «Женщина, несущая бремя правления над землями, людьми либо городами, — писал Нокс, — это противно самой природе, оскорбительно для Господа нашего, противоречит его высшей воле и законам, которые он для нас установил, и, наконец, отрицает самое понятие справедливости». Потому что недееспособность женщин настолько очевидна, что не требует даже никаких доказательств. В соответствии с перечнем несовершенств и пороков, которые Нокс приписывал женщинам, они были «слабыми, хрупкими, нетерпеливыми, глупыми, непостоянными, жестокими, распутными и не способными организовать никакое дело». Если бы суровые патриархи древности встали из могил и увидели, что творится сейчас, в 1550-е годы, они бы содрогнулись от ужаса и решили, «что наступил конец света, что мир рухнул под игом амазонок».

«Станет ли кто-нибудь отрицать, — вопрошал Нокс, — что это супротив природы — назначать слепого вести зрячих? Точно так же больные не могут руководить здоровыми, а маньяки разумными». Какими бы способностями женщины ни обладали, все равно по сравнению с мужчинами «они слепы, слабы, глупы и нерешительны». Поэтому положение, когда женщина стоит во главе государства, есть не что иное, как политическое уродство, и данный трактат имеет целью «покончить с этим уродством раз и навсегда».