Лично я ни в каких непосредственных сношениях с Мануйловым не находился; только раза два пришлось мне иметь с ним непосредственные отношения, что было известно и Вуичу.
Дело заключается в следующем:
Как то раз приходить ко мне Мануйлов и от имени князя Мещерского очень просит, чтобы я принял священника Гапона. Я был очень удивлен, что священник Гапон находится здесь, и через несколько дней конечно выпроводил его за границу. Но раньше чем я его выпроводил - ко мне явился Мещерский и убеждал меня принять священника Гапона. Говорил, что Гапон раскаялся, что он может принести громадную пользу правительству в смысле сыска.
Но я сказал Мещерскому, что Гапона я никогда в своей жизни не видел, видеть не желаю и его не приму. Потом я сказал ему, что Гапон этот раз уже обманул Святополк-Мирского и Плеве, когда, вследствие этой истории 9-го января 1905 года, на Дворцовой площади благодаря Гапону было убито несколько сот человек невинного народа, и что я с таким негодяем ни говорить, ни видеться не желаю.
Так что, несмотря на все настояния Мещерского - я просьбы его не исполнил.
Затем, как я слыхал, он обращался с такими же просьбами и к Дурново.
Мне на днях говорили, - я сам этого не читал, может быть это и неверно, - но мне говорили люди довольно верные, что "Русское Слово" купило мемуары Гапона (который, как известно, уже давно убит), что мемуары эти будут летом печататься; что в этих мемуарах есть запись Гапона, относительно того, что когда он обращался к Мануйлову и Мещерскому и просил, чтобы я его принял, что тогда он лишь обманывал. В мемуарах Гапон, как мне передавали, пишет, что он хотел настоять, чтобы я его принял потому, что было решено меня убить, было решено, что Гапон придет ко мне с пистолетом и убьет меня из браунинга. Но это ему не удалось, потому что, несмотря на просьбы Мануйлова и Мещерского, я Гапона не принял, так как считал его негодяем.
Рассказывая это, я, конечно, уверен, что несмотря на низкие качества Мануйлова и Мещерского, они не знали намерений Гапона, а рассказываю это я (по поводу Мануйлова) только для того, чтобы охарактеризовать личность Мещерского, чтобы показать, какого рода {526} этот человек. Раньше, чем была дана конституция - он плакал и убеждал меня, что России необходима конституция, но когда конституция вышла из моды, то он начал кричать и накидываться на тех, кого он считает участниками этой реформы, благодаря кому конституция эта была дана.
Всю свою жизнь Мещерский только занимается своими фаворитами; из политики же он сделал ремесло, которым самым бессовестным образом торгует в свою пользу и в пользу своих фаворитов. Так что я не могу иначе сказать про Мещерского, как то, что это ужаснейший человек. Про это знают почти все, имеющие с ним сношения.
Как я уже говорил, относительно его предупреждал меня и граф Воронцов-Дашков, и К. П. Победоносцев, которые иначе, как негодяем, его не называли; против него были и Тертий Иванович Филиппов, и Дурново.
Затем, сам я видел, что до тех пор, пока какой-нибудь человек находится у власти и ему нужен - Мещерский пишет этому человеку дифирамбы, уверяя, что если только он уйдет, то Россия погибнет; а стоить только этому лицу уйти он на другой же день начинает обливать его помоями.
Брат Мещерского - который был попечителем московского учебного округа, а затем жил в Москве - Мещерского не признавал, считая своего брата таким человеком, с которым знаться нельзя.
У московского князя Мещерского было пять дочерей, из которых на одной женат князь Васильчиков (тот, который был министром земледелия, а теперь член Государственного Совета), на другой князь Голицын, а на остальных лица известные и вполне порядочные из общества. Все эти племянницы, а также и их мужья не признают этого Мещерского и считают постыдным для себя быть с ним знакомыми.
Вот, что такое Мещерский, а поэтому нельзя иначе, как с большим соболезнованием думать о том, что подобного рода лица могли и могут иметь какой бы то ни было доступ к таким чистым лицам, как наши монархи. Тут, очевидно, происходить - величайший обман, с одной стороны, и заблуждение - с другой.
{527}
МОЯ ПОЛЕМИКА С А. И. ГУЧКОВЫМ
НОВОЕ ВРЕМЯ, 15 СЕНТЯБРЯ 1911 ГОДА.
В ОБЩЕСТВАХ И СОБРАНИЯХ
Сегодня вечером состоялось под председательством А. И. Гучкова заседание центрального комитета союза 17 октября при участии членов партии, живущих в Москве. Заседание было посвящено главным образом речи Гучкова в память П. А. Столыпина.
Прежде всего память почившего была почтена вставанием. Гучков указал, что в лице Столыпина сошел человек, который по своим идеям, по своим стремлениям, по своим политическим задачам наиболее сходился с планами и стремлениями многих членов 17 октября. В виду этого к смерти этого человека союз не может отнестись так, как отнесся бы или мог бы отнестись к смерти всякого другого видного администратора и государственного деятеля, как бы крупно ни было его значение. Однако же пусть собрание не ждет от оратора попытки охарактеризовать всю деятельность Столыпина, все его заслуги. Оратор прежде всего лично подавлен тяжестью утраты и не мог бы осуществить такую задачу во всей ее полноте под свежим впечатлением момента. Это требует серьезной и продолжительной работы, да и время для полной оценки Столыпина еще не наступило, потому что события слишком близки к нам. Гучков хочет лишь познакомить собрание с некоторыми эпизодами, которые имели прямое или косвенное отношение к союзу 17 октября.
Первый раз Гучков познакомился с личностью Столыпина, когда граф Витте формировал кабинет и шла речь о приглашении в него общественных деятелей. Тогда на совещание были приглашены: профессор князь Трубецкой, Шипов и сам оратор. Им было предложено вступить в министерство. А. И. Гучков совершенно не хотел принимать портфеля, другие колебались, но во всяком случае все ставили известные условия. Прежде всего они хотели знать, кто будет их товарищами по кабинету, главное - кто будет министром внутренних дел. Гр. Витте говорил о Дурново. Против него решительно запротестовали все присутствовавшие общественные деятели. Гр. Витте предложил компромисс в виде назначения товарищами Дурново князя Урусова и Лопухина.. которые будут де сдерживать Дурново, но общественные деятели решительно высказались против Дурново.
Тогда кн. Оболенский, присутствовавши на собрании, выдвинул имя Столыпина, рекомендуя его с прекрасной стороны. После долгих переговоров и колебаний гр. Витте взял телеграфный бланк и написал вызов Столыпину в Петербург. Общественные деятели ушли в полной уверенности, что в кабинете будет Столыпин, но на другой день гр. Витте {528} собрал их и заявил, что передумал и остается при Дурново. Столыпин появляется уже после, когда перед созывом первой Государственной Думы Горемыкиным был сформирован кабинет. Тут состоялось и непосредственное знакомство Гучкова со Столыпиным. Когда во время первой Государственной Думы зашла речь о кадетском кабинете и вопрос об образовании его был в принципе почти решен, П. А. Столыпин был тот, который восстал против этой мысли и которому удалось доказать нежелательность такой комбинации.
Первая Государственная Дума была распущена и Столыпин был назначен премьером. Гучков рассказал все более или менее известные подробности об отношении Столыпина ко второй и третьей Думе, остановившись обстоятельно на образовании правой группы в Думе и, особенно, в Государственном Совете уже во время третьей Думы, причем деятельность этой группы в Государственном Совете была целиком направлена против Столыпина. Во главе этой группы стоял Дурново, а негласным ее вдохновителем был гр. Витт. В первый раз кампания правых против Столыпина должна была проявиться на преобразовании русской миссии при японском правительстве в посольство. Правые хотели подчеркнуть в этом акте покушение революционного Столыпина на прерогативы Монарха, который должен был провести это помимо Думы. Затем решено было оставить этот повод и ожидать более удобного случая. Случай нашелся в штатах морского министерства. Подробности этого инцидента достаточно известны. Когда эти штаты, пройдя через Думу и Государственный Совет, не удостоились Высшего утверждения, Столыпин подал в отставку. В вопросе о штатах, как и в вопросе об японской миссии, всю интригу вел Дурново, инспирированный своим другом Витте, или вернее гр. Витте через своего Дурново.
Третье столкновение Столыпина с этой кампанией было в вопросе о введении земства в западных губерниях. Все это дело настолько близко и настолько известно, что оратор не счел нужным о нем распространяться. Он только заявил, что октябристы во всем, где только было возможно, шли совместно со Столыпиным, рука об руку с ним. В заключение Гучков говорил о душе Столыпина, о его сердце, о том, что это был прекрасный, благородный патриот в лучшем смысле этого понятия. Он горячо любил Poccию и с особенно нежным, хорошим чувством произносил это слово Р о с с и я.
