На Заднепровской Украйне смятения увеличились. Полковник Дуня подстрекал козаков против Республики, был истреблен Поляками, и Гуляницкий принял начальство над его полком.
Здесь являются на поприще битв Сулима и Высогин. Тридцать тысяч козаков, под предводительством этих Полковников, взбунтовались против Короля на Заднепровьи: Лысянка, Ставище, Трахтимиров пали под их оружием; в подстрекательствах обвиняли Виговского. Король, получивший о том известие не далеко от Глухова, при отступлении, отправил Тетерю для изследования доноса; оставленный за Днепром, чтоб удерживать тамошних козаков в повиновении, Маховский, видя с ними неравный бой, принужден был отступить в Белую Церковь и в ней заперся. В это время Брюховецкий распускал слухи о поражении Короля и Чарнецкого, увеличивал число своих войск и отправил Кошевого Сирка для осады Маховского в Белой Церкве; но Сирко, услыша о приближении Тетери, отступил от города; как скоро туда явились две тысячи козаков, преданных Королю, и обезопасили Маховского, то, заблаговременно пойманный и посаженный в тюрьму Белоцерковскую, Сулима был приведен на суд, приговорен к смерти и казнен. Потом потребовали и Виговского «на военный совет к Королю в Белу Церковь.» Виговский был в Хвастове; получив предписание, немедленно прибыл в Белу Церковь. Там дела были уже приготовлены, был собран военный совет, и председателем назвал сам себя, никем не уполномоченный, Маховский.
Напрасно Виговский подал протест, ссылался на то, что Гетман войск Запорожских, Сенатор Королевства, не может быть судим Полковником; напрасно требовал видов письменных, по которым бы Маховский уполномочен был от Короля и Сейма действовать по своему произволу; напрасно объявлял, что измена его не доказана; что для приговора одних подозрений не довольно: —Маховский ничему не внял.
Десять часов продолжался суд. Воевода Киевский, Гетман, Сенатор, победитель Русских под Конотопом, защитник Польши, неоднократно отвращавший гибель от Республики, когда еще находился при старом Хмельницком, в звании войскового писаря, — Виговский был разстрелян.
Польский Историк Малороссии, которого рукопись лежит пред нами, защищая Поляков во всех их поступках, не мог однако ж защитить этого, сколько ни старался облегчить всю мерзость его. «Виговский», говорит он, «сделался жертвою вражды и недоброжелательства Тетери, несправедливости и не разсудительности Маховского. Республика признала на Сейме невинность Виговского; потомство его, по конституции 1666-го года допущено было ко владению имуществом, от него оставшимся.» Спрашивается: легче ли стало Виговскому? Это-ли были средства к обращению Украйны на сторону Республики? И могли-ли Малороссияне надеяться на права народные, после нового доказательства, как сильны были уставы тогдашней Польши, как безопасны были собственность и жизнь даже первейших наших сановников в руках обуялых панов?
Конечно, Виговский должен был кончить жизнь или на плахе или на виселице: хищнически вырванная из рук Юрия булава; предательские советы своему питомцу, сыну благодетеля; доносы на него Царю; покража народно-войсковой казны; измена Украйне, матери, которая назвала Батьком приемыша; отдача Малороссии ненавистной для нее Республике, тогда когда он, как Гетман, должен был и мыслить и жить благом народа, его избравшего, — все это рано или поздно должно было привесть его не к благородной смерти воина, а к лобному месту. Но не Полякам было б его казнить. Малороссияне не жалели об нем, и все же оценили поступок Поляков. От Виговского осталось три сына: Ян, Константин и Станислав, и дочь Марианна, вышедшая замуж за Старосту Ольховецкого, Осипа Ржевуского.
Немедленно увидим мы поступок панов и с другими нашими изменниками. Польша казнила людей, которые любили ее больше своей родины.
Заднепровская Украйна вспыхнула из конца в конец. Узнав о беззаконной казни Виговского по клеветам Тетери, отдельные вожди народа поднялись на Поляков; главная Королевская армия была за Днепром; Брюховецкий готовился перейти на правый берег. Дела становились для Польши опасными. Чарнецкий провожал Короля в Минск. Собеский, тогда еще Коронный Хорунжий, принял начальство над армиею, направил путь к Днепру, издал прокламацию к Малороссиянам, козакам приказывал положить оружие, чернь уговаривал возвратиться к хозяйственным занятиям. «Воля и повеление Королевские», заключил он свое воззвание, «суть таковы, чтоб в каком ныне положении находится Украйна, в таком оставалась и впредь, доставляя только войскам выгодные квартиры по городам и необходимое содержание; а войско, будучи принято ласково, будет ласково обходиться с жителями». Ему ответом была война.
Собеский привел войска в боевой порядок и двинулся вперед. Ян Сапега начальствовал над арриергардом. По кратком кровопролитном сражении, козаки были разбиты, потеряли две тысячи человек убитыми и пленными; в числе последних находился Сотник Скидан, который был немедленно, по приказанию панов, посажен на кол. Чарнецкий, препроводив Короля, поспешал к Собескому, и начал переправляться через Днепр; Сирко хотел его не пустить; Чарнецкий обманул: разложив огни на берегу Днепра, показал, будто хочет переправиться выше Ржищева; а в это время войско перешло чрез Днепр ниже, ни одно орудие не было оставлено, все военные снаряды были перевезены, Сирко был разбит, Поляки захватили полторы тысячи лошадей, которых всадники спаслись пешком.
Бидзинский и Полубинский, высланные в глубину Великороссии, проникнули туда на несколько десятков миль, везде оставляли след опустошения, счастливо били козаков и Царские отряды в нескольких стычках; но не имея никаких сведений о Короле и о выступлении Польских войск из восточной Украйны, видя убыль в людях и лошадях отряда своего, приняли путь ко Днепру. В Новегороде-Северском узнали о переправе Чарнецкого, пошли к Лубнам и там разделились. Бидзинский, обеспокоиваемый козацкими наездами, пошел по следам Чарнецкого; Полубинский пошел в Литву за Королем.
В Красном переговоры с Москвою о мире шли затруднительно. Пац во время перемирия стоял на берегу Днепра, Хованский был у него перед глазами, несколько Поляков пасли лошадей между двумя лагерями, — они поссорились с передовыми Хованского, были схвачены и посажены на кол в виду Паца; Поляки напали на лагерь, Царское войско было разбито, весь лагерь уничтожен; начались жалобы о нарушении перемирия. Король, оставя переговоры, поехал из Вильно в Варшаву и предложил Сенату сделать совещание насчет уплаты войску жалования, пополнения полков, улучшения монеты, высылки Татарам дани, или Донативы, как эту дань из приличия Поляки называли; наконец толковали о времени для созвания Сейма и о средствах начать новую войну в Украйне.
На западном берегу Днепра неудовольствие народа против Поляков усилилось, обе стороны давно отвыкли от кротких средств, Цицерон Коховский уверяет, что Помпей и Цесарь истребили менее народа, нежели сколько его погибло в борьбе Украйны с Польшею. Король приступил к средству сильному; дал Чарнецкому неограниченную власть в Украйне; в товарищи ему назначил Яна Собеского. Чарнецкий, видя войско свое уменьшенное, искал средств поправить его положение. Войну начинать было невозможно, на Тетерю никаких надежд не было; лишенный доверия и значения, погибший в общем мнении, обвиняемый в смерти Виговского, Тетеря был ненавидим Запорожцами; избегая неприятных последствий, он принужден был уходить перед полками Серденяка и Дейнека и наконец запереться в Чигрине. И так Чарнецкому осталась одна надежда: усилиться помощью Ханскою.
Разместив войска свои для отдыха, пехоту поставя в Паволочи и в Белой Церкве, конницу в окрестностях Корсуня, он взял тринадцать человек людей военных, решительных, сведущих в пути, и с глубочайшею тайною, поспешно отправился в Крым для личных переговоров с Ханом. Там узнал, что Крымцы выступили по Султанскому повелению в Венгрию, и обратился к Татарам Буджакским, которые пасли стада в степях Бессарабских за Кодымою. Удовольствие видеть военачальника знаменитого, наместника полномочного Украинского, гордого Магната в своих степях, это удовольствие было для Татар необыкновенно; оно льстило их самолюбию, и они положили в совете своем в три дни выставить двадцать тысяч войска под предводительством Сефер-Казы-Аги.
В Украйне между тем Сирко воспользовался отсутствием Чарнецкого. Собрав две тысячи козаков, погнался за восьмью Хоругвями Маховского, и заставил его запереться в Городище. Только счастье могло помочь Маховскому, он не ускользнул бы из рук козацких, если б не приход неожиданный Бидзинского из-за Днепра. Сирко выжег все предместия и уже начал сноситься с Городищанами, когда Бидзинский стал лагерем недалеко от Городища; услыша стрельбу, он догадался, что то перепалка козаков с поляками, и поспешно кинулся в ту сторону; непредвиденное нападение в тыл разстроило козаков, они бились, строились, опять бились, наконец разсеялись и бежали; сам Сирко, бросив коня, спасся пешком. Чарнецкий в это время возвращался, изумление и радость его были невыразимы при виде Бидзинского, выехавшего с Маховским к нему на встречу. В Польше полагали Бидзинского погибшим. Действительно, путь его чрез восточную Украйну к Днепру был сопряжен с опасностями, с затруднениями, которые могли быть побеждены только постоянною твердостию, мужеством в распорядительностию. Везде козаки ему перерезывали путь; везде он принужден был бороться за каждую сажень дороги, особенно же тяжелы ему были переправы через реки; но он все превозмог, и заслужил этим отступлением почетное место на страницах военной Истории.
