- Прочитайте его, Генри Спенс! Вы ученый, а я нет, - сказал Вудлей, передавая письмо школьному учителю, который тотчас же взошел на крыльцо и, поднося письмо к свече, объявил прежде всего, что оно написано женской рукой.
- Чарльзу Кленси! - прочел он.
- Чарльзу Кленси!.. - с удивлением воскликнули многие из толпы. Кто-то спросил:
- Это то самое письмо, которое выпало у Дика Дерка?
- То самое, - ответил Вудлей.
- Терпение, товарищи! - сказал плантатор, изображавший собою председателя. - Не перебивайте, пока не прослушаете всего.
Наступило молчание. Спенс открыл конверт и вынул оттуда фотографию; взглянув на нее, все с громким удивлением признали в ней Елену Армстронг; но еще больше удивились все, когда Спенс прочел подпись внизу фотографии:
"Елена Армстронг тому, кого любит".
- Дальше, Спенс! Читайте письмо! - крикнул чей-то нетерпеливый голос.
- Да, читайте! - прибавил другой. - Мы, я вижу, попадаем на верный след.
Спенс вынул письмо из конверта и прочел следующее:
"Дорогой Чарльз.
Когда в последний раз мы встретились с вами под магнолией, вы предложили мне один вопрос. Я сказала, что отвечу вам письменно. Держу свое обещание и ответ посылаю вам в виде моего крайне несовершенного изображения. Папа назначил наконец день нашего отъезда из старого дома. В следующий вторник мы отправляемся на поиски нового. Будет ли он мне так же дорог, как тот, который мы покидаем? Ответ зависит... надо ли говорить, от кого? Вы отгадаете, прочитав надпись внизу фотографии. Я все сказала в ней... все, что женщина может, могла и будет в состоянии сказать. В этих словах я выразила все свои чувства.
А теперь, Чарльз, поговорим о прозе, к которой нам так часто приходится обращаться в этом мире. Во вторник утром, очень рано, из Натчеза выйдет пароход по направлению к Красной Реке. На нем едем мы до Нечиточеса. Там мы останемся на некоторое время, пока папа устроит все, что нужно для дальнейшего следования в Техас. Я не знаю еще наверно, какую часть штата Лонг Стар выберет он для своего будущего местожительства. Он поговаривает о каком-нибудь притоке реки Колорадо, где, говорят, очень красивая местность. Мы, во всяком случае, пробудем месяц или более в Нечиточесе. Мне, я думаю, не надо говорить вам, Carios mio, что в этом городе есть почта... и до востребования. Если мы попадем затем туда, где нет почты, то я сообщу вам, как и куда адресовать мне письма.
Как мне сказать, или, вернее, написать вам все то, что я хотела передать вам, когда мы встретимся под магнолией... нашей магнолией. Печальные мысли невольно связываются с радостным ожиданием: ведь это наше последнее свидание под милым старым деревом. Наше последнее, во всяком случае, пока мы не встретимся в Техасе... на какой-нибудь равнине, где нет деревьев. Зато, надеюсь, мы встретимся, чтобы никогда не разлучаться... открыто, днем, не прячась ночью под тенью деревьев. Я уверена, что отец смирился теперь и не будет препятствовать нам. Я все скажу вам под магнолией.
Итак, будьте пунктуальны! Понедельник вечером... десять часов... по старым часам. Помните, что на следующее утро я уезжаю... раньше того часа, когда лесные певцы проснутся и разбудят вас. Джулия бросит это письмо в наш почтовый ящик сегодня вечером... в субботу. Вы говорили мне, что бываете там каждый день, и, следовательно, получите его вовремя. Мне хотелось бы еще раз услышать слова старой песни, которые вы говорили мне, обещая прийти: "я покажу ночным цветам их царицу". Ах, Чарльз, как приятно получать такое обещание! Как приятно слышать эти речи и как приятно будет всегда слышать их вашей Елене Армстронг".
- И это письмо нашли у Дика Дерка? - спросил кто-то.
- Он уронил его, - отвечал Вудлей, - вы должны поверить, что оно было у него.
- Вы уверены в этом, Симеон Вудлей?
- Человек не может быть уверен ни в чем, пока сам не увидит своими глазами. Я не сам видел это, но получил доказательство, убедившее меня.
- А, ну вас и с письмом, и с фотографией! - крикнул кто-то нетерпеливо. Не подумайте только что-нибудь, товарищи! Я не отрицаю того, что молодая леди писала его, и что она писала ему. Я хочу только сказать, что не нужно нам ни письма, ни фотографии для доказательства того, что мы хотим знать и что мы знаем. Чарльз Кленси был убит... Это ясно, как Божий день. Есть ли хотя бы один человек между вами, который не знает имени убийцы?
В ответ на эти слова послышался единодушный крик: "Дик Дерк!"
Толпа заволновалась. Посыпались со всех сторон угрозы, сначала тихие, затем все более и более громкие. Некоторые схватились за ружья и направились к лошадям...
- В тюрьму! - кричали они.
Десять минут спустя толпа всадников неслась галопом по дороге, шедшей по направлению от коттеджа Кленси к тому городу, где находилась тюрьма.
XV
Город Нечиточес находился в двухстах милях от устья Красной Реки. Город этот немноголюдный, зато очень интересный в историческом и этнографическом отношении. Заложен он был чуть ли не в первые дни французской и испанской колонизации. В разные периоды времени им владели разные нации, пока, наконец, он не перешел во владение Соединенных Штатов. Дома в нем деревянные, во франко-креольском стиле, с "piazzas", высокими остроконечными крышами, с тротуарами, вымощенными кирпичом и осененными тенью подтропических деревьев. Портики и галереи домов обвиты сверху донизу диким виноградом, переплетающимся с веревкообразными отпрысками бегоний, пристолохий и орхидей, цветы которых спускаются над окнами и дверями, преграждая доступ жгучим лучам солнца и наполняя воздух ароматом. Между ними кружатся, суетятся птицы-мухи, жужжат шмели такой же почти величины, как и первые, и бесшумно порхают громадные бабочки, которые несравненно больше и тех и других. Из-за этих цветов и наполовину спущенных жалюзи выглядывают молодые девушки с темно-карими или черными глазами, с бледными мраморными лицами и волосами цвета воронова крыла. Большинство из них потомки латинской расы, но есть между ними и такие, у которых течет примесь африканской или индийской крови. Белокурые волосы и голубые глаза представляют собой исключение. Когда эти молодые леди проходят по улицам города, всякий мужчина, знакомый и незнакомый, считает своей обязанностью снять шляпу и отвесить им низкий поклон.
Таков-то был город, куда "Красавица Натчеза" доставила полковника Армстронга и его семью и откуда он намеревался ехать в Техас, где предполагал основать новую колонию. Молодой креол Дюпре, поглощенный любовью к Джесси, не упускал, однако, из виду и другой, практической стороны жизни. Возвратившись недавно из Франции, куда он ездил, чтобы посетить своих родных, принадлежащих к высшему кругу общества, он полон был самых честолюбивых планов. В Луизиане он был только плантатором среди плантаторов, тогда как в Техасе, где земля была сравнительно дешева, он надеялся устроить нечто вроде ленных владений. Встретив Армстронга и узнав о его планах колонизации, он решил немедленно привести в исполнение свои мечты, для чего ему прежде всего нужно было продать свои дома и земли в Луизиане. А что касается невольников, то он предполагал взять их с собой в Техас.
Неделю спустя после прибытия в Нечиточес он ликвидировал все свои дела в Луизиане и, за вычетом всех расходов, в руках у него оказалась крупная сумма в 20000 фунтов стерлингов. Суммы этой в то время было совершенно достаточно не только для покупки громадной территории, но она давала ему возможность исполнить свою мечту о ленных владениях, где в замке его должна была царить, как леди suzeraine chatelaine, его белокурая красавица.
Насколько весело проходили дни для младшей дочери Армстронга, настолько томительны и мрачны были они для старшей. Прошло больше недели со времени приезда в Нечиточес, и она все время оставалась одна. Любовь в большинстве случаев себялюбива; к одним она снисходительна, к другим жестока. Джесси не была бесчувственна к страданиям своей сестры; она, напротив, старалась при случае успокоить ее и убедить, чтобы она вырвала из сердца яд, отравляющий его. Веселая, счастливая, она не могла понять противоположного состояния и мало задумывалась о несчастье своей сестры. Она знала даже меньше того, что могла бы знать. Гордая старшая сестра скрывала свое горе, отклоняла всякое сочувствие и избегала говорить о прошлом. Младшая со своей стороны не спрашивала ее ни о чем, из боязни огорчить ее. Один только раз порадовала ее сестра своей откровенностью, когда рассказала ей о таинственном падении своем в воду. Случилось это сразу после происшествия, когда Елена только пришла в себя. Тайны здесь никакой не было. Лицо, виденное Еленой среди кипарисов, было плодом ее расстроенных нервов, а руки, протянувшиеся к ней, ничто иное, как сучья, которые зацепили ее, когда пароход шел мимо, и столкнули ее в воду.
Джесси совершенно успокоилась после этого объяснения: она была теперь уверена, что Елена не покушалась на самоубийство. Она надеялась, что сестра недолго будет сетовать о прошлом, что у нее скоро найдется другой возлюбленный, который будет ей верен, и она забудет измену первого. Заключение это Джесси сделала из того, что видела вокруг себя. Сестра ее приобрела здесь новых поклонников, среди которых были лучшие представители города: плантаторы, адвокаты, члены местного правительства, один член генерального конгресса и молодые офицеры из форта Джессупа, который находился выше по течению реки.
