Байройт был и останется «городом Вагнера». Однако в те годы, когда я служил в нем в качестве командира 125–го батальона противотанковой артиллерии, он, как выше уже упоминалось, получил еще и неофициальный статус города военной музыки. Теперь, вероятно, как это часто бывает в жизни, было бы неуместно проводить какие–то сравнения. Тем не менее, изучая историю города, я обнаружил, что после Первой мировой войны он был городом, в котором необыкновенную популярность приобрела военная музыка. Поэтому в 1967 г. при поддержке командира 4–й альпийской стрелковой дивизии генерал–майора Рюдигера фон Райхерта и его 4–го военного оркестра мне удалось возродить традицию исполнения военной музыки. После уже упоминавшегося 1–го Международного концерта военной музыки последовали другие концерты с участием военных оркестров из CША и Нидерландов, из Бельгии, Великобритании и Франции.
Мне хотелось с помощью моих солдат пробудить интерес к военной музыке в международном масштабе и наглядно продемонстрировать особенности этого музыкального жанра и звучания большого музыкального ансамбля. Наряду с этим мы хотели показать, что мы, солдаты, то есть французы, американцы и немцы, объединенные одной целью и одной общей задачей, обязаны защитить наш народ, входящий в сообщество свободных народов, от угроз извне. Это одновременно означало бы признание необходимости совместных усилий и способствовало бы взаимопониманию наших народов.
Необходимо было прежде всего показать, что вооруженные силы трех стран в южной части Германии связаны сердечными товарищескими узами.
В своем приветствии я сказал: «Я думаю, что такой концерт отражает чувство любви, в каком солдаты хотели бы адекватным образом признаться городу». Мы, артиллеристы, хотели некоторым образом спеть серенаду нашему славному городу Байройту. И я и сегодня по–прежнему убежден в том, что Рихард Вагнер и военная музыка в этом городе не исключают друг друга.
Этот первый большой Международный концерт военной музыки в Байройте, за которым должны были последовать многие другие, был дан джаз–оркестром 4–й американской танковой дивизии, оркестром 24–й французской горно–стрелковой дивизии и 4–м военным оркестром под общим музыкальным руководством майора Людвига Кюлехнена. Шефство вместе со мной взял на себя обер–бургомистр Ханс Вальтер Вильд. Этот Международный концерт военной музыки положил начало превращению Байройта и в город спорта. Много лет, где бы я ни проходил службу, главный редактор «Норд- байернишен Курир» присылал мне из Байройта очередной экземпляр газеты. Городская сберегательная касса Байройта устроила в своих служебных помещениях выставку, на которой были достойно и наглядно продемонстрированы примеры сотрудничества горожан и военнослужащих в городе, некогда служившем резиденцией маркграфа, во время моего командования гарнизоном.
Приехав по прошествии многих лет, в 2004 г., в Байройт прочесть лекцию, я не преминул заглянуть в старую и такую до боли знакомую мне маркграфскую казарму, над входом в которую висел транспарант со словами протеста против свертывания гарнизона. Акция ничего не дала, потому что министр обороны Штрук руководил бундесвером, или, как он выразился после возвращения в январе 2005 г. первых машин из Индонезии, — «своими солдатами», так, как будто они были его личной собственностью. Для него имели значение лишь военные аспекты.
В жизни солдата, у которого еще есть будущее, то есть перспектива получения очередного звания, всегда будут происходить перемены независимо от того, готов ли он к ним в настоящий момент или нет. Постоянные перемены — это часть его жизни. Поэтому солдат всегда должен смотреть вперед, даже если он не прочь был бы передохнуть иногда в таком замечательном городке, как Байройт. Он просто–напросто обречен на перемены, как обречен на выполнение неизменной своей задачи — постоянно идти навстречу неизвестному, а значит, и навстречу опасности. Солдат, у которого есть будущее, не отдыхает, как натовский обер–ефрейтор. Такой, находясь на марше, готов на каждом привале сразу улечься в траву и разглядывать облака. У командира же на это нет времени. Во время привала на марше он тотчас же определит ориентиры дальнейшего пути, поинтересуется, что, собственно, происходит, когда будет продолжено движение и задастся прочими тому подобными вопросами. Ведь на нем лежит ответственность. Простой солдат отдыхает в траве, пристроив автомат между ног… Когда же дело принимает серьезный оборот, солдаты оказываются первыми на линии огня. Вот так четко регламентирована солдатская жизнь. «Встать, построиться в походный порядок или занять свои места, песню запевай!» — и все продолжается.
Так вот и я после четырех лет службы в министерстве обороны в Бонне получил командировочное предписание отправиться в Амберг, приветливый к военнослужащим городок в Верхнем Пфальце с достопримечательностями в виде Наббургских ворот и мостом, отражающимся в спокойных водах реки. Не требовалось никаких чрезмерных усилий, чтобы, двигаясь вдоль старинной городской стены, за один раз обойти кругом весь этот средневековый город. Среди молодых солдат особой популярностью пользовались ниши, располагающиеся возле ворот и ведущие через стену во внутреннюю часть города. В этом месте были расставлены скамейки, все чуть скрытые за кустарником, так что прохладными вечерами там можно было провести пару–другую часов с какой–нибудь хорошенькой горожанкой до самого сигнала «вечерней зори». Да, я обязан был возвратиться в Амберг, если хотел продолжать свой путь солдата! И так уж устроено, что уже упомянутое нами и лучшее для этого условие — часто выдаваемые командировочные предписания.
У меня уже был опыт, приобретенный мной в этом городе еще курсантом, когда мне было девятнадцать. На скамейках у городской стены, например, под сенью церквей. Но это совсем иная история, никак не связанная с повествованием о жизни бундесвера и о жизни солдата вермахта.
В 1943 г., расписав стены нашей комнаты фресками, я в какой–то степени украсил казарму кайзера Вильгельма в Амберге. Помимо прочего, я вспоминаю картину, перед которой в изумлении застывали девочки из близлежащего лицея, охотно приходившие в казарму в День вермахта, хотя их мамаши быстро уводили их оттуда. Я тогда во всю ширину стены написал крупными буквами: «О чем может мечтать солдат–доброволец…» И постарался изобразить эти грезы в фигурах и краске. Они были переданы цветными тонами и формами, которые можно было мягко обозначить как женские. Главное же — они, эти изображенные здесь формы, заставляли биться солдатские сердца сильней обычного. Да, солдат–доброволец грезил именно «об этом»…. В картине не было ничего лишнего, а что в ней было, то отличалось откровенностью. Правда, если честно, то своей дочери я, возможно, тоже не позволил бы заходить в комнату и смотреть на ту часть стены над моей кроватью. Понятно, что фрески над кроватями моих товарищей были точно такого же рода. Но то, что я спустя столько лет вернулся в эту названную именем кайзера Вильгельма казарму, это точно уж можно расценить как чудо. Да это, верно, было настоящее чудо, после такой–то войны!
В казарме кайзера Вильгельма мы обустроили так называемый уголок традиций, в котором хранили вещи и предметы, связанные с памятью о кайзере. В витрине держали письмо его величества, обращенное к полку, почетным командиром которого был тогда кайзер, подобно тому, как короли или королевы Великобритании являются почетными командирами своего собственного шотландского Хайлендского полка.
В Амберге политическая дурость привела к тому, что это письмо кайзера было удалено из витрины. Нищи духом те солдаты, которым не дозволено гордиться солдатскими подвигами, совершаемыми ими сейчас, и подвигами, совершенными их отцами и дедами при образцовом исполнении своего долга в какие–либо иные времена, в которые мужество, храбрость и верность считались выдающимся проявлением солдатской доблести. В наше время солдатам в служебном порядке предписывается, кого они должны уважать и почитать. Сегодня в герои им назначают перебежчиков вермахта времен Второй мировой войны, своим предательством обрекших многих своих товарищей на смерть в России и в иных краях. Вроде — чтобы не быть голословным — того перебежчика под Шивенхорстом на Висле, который за несколько дней до окончания войны подробно проинформировал советское командование о наших оборонительных позициях, что имело чудовищные последствия. Ведь благодаря его предательству русская артиллерия имела возможность вести максимально точный огонь по немецким укреплениям, что привело к огромным потерям.
Министр, всем сердцем любивший армию
Как–то, в ту пору, когда я был командиром танковой бригады в Амберге, мои унтер–офицеры решили устроить большой праздник. Они хотели организовать что–то совершенно уникальное. Когда ответственный гаупт–фельдфебель изложил мне свою концепцию мероприятия, запланированного ими на субботу и воскресенье, я похвалил его и сказал, что вообще–то все здорово, для полного счастья не хватает только министра в качестве гостя. Мои слова вызвали восторженное воодушевление.
