Как–то, в ту пору, когда я был командиром танковой бригады в Амберге, мои унтер–офицеры решили устроить большой праздник. Они хотели организовать что–то совершенно уникальное. Когда ответственный гаупт–фельдфебель изложил мне свою концепцию мероприятия, запланированного ими на субботу и воскресенье, я похвалил его и сказал, что вообще–то все здорово, для полного счастья не хватает только министра в качестве гостя. Мои слова вызвали восторженное воодушевление.
— В чем же проблема, господин полковник? — обрадовался гаупт–фельдфебель. — Вы же лично знаете министра. Может быть, пригласите его на наш праздник? Пожалуйста, господин полковник!
Почему бы и не пригласить, подумал я и решил по меньшей мере предпринять попытку. И действительно — чтобы получить согласие министра, потребовалось всего лишь позвонить в Бонн. Когда дело касалось его унтер–офицеров, Лебер всегда был готов пойти навстречу. А когда предоставлялась возможность, он к ним приезжал. Его безоговорочно можно было назвать главнокомандующим, всем сердцем любившим армию.
Таким образом, в один прекрасный день, а именно в субботу, желание моих унтер–офицеров материализовалось, и пребывающий в отличном расположении духа министр обороны, прилетев из Бонна в Мюнхен, спустился с небес прямо на нашу «амбергскую лужайку», на которой «было и имело право быть много народу». Я редко видел министра Лебера в таком хорошем настроении, в каком он был здесь, в праздничном шатре среди своих унтер–офицеров. Мы выпили пива — по литровой кружке, а может, и по две, и вообще здорово провели время. Идиллию несколько подпортил один профсоюзный деятель, попросивший у товарища Лебера «купюрку». Его выходка была мне очень неприятна, я хотел было положить ей конец, но Лебер беззлобно ухмыльнулся, предупредительно махнул мне рукой, извлек из кармана купюру в десять марок и протянул ее просителю.
Когда вертолет удалился в направлении Мюнхена, солдаты долго смотрели ему вслед со счастливой улыбкой на лицах. Радовались и их гражданские гости, хотя, естественно, лишь единицы из них — в Верхнем Пфальце — голосовали за партию министра. В Баварии, в вагнеровском городе Байройте, в Амберге на горе Мариахильфсберге или в Вюрцбурге, городе — резиденции монаршего двора, отдают должное в первую очередь человеку, а уж потом — партии.
Именно Георг Лебер позже не только произвел меня в бригадные генералы, но и перевел из Гамбурга в Бонн, поручив восстановить нормальную контрразведывательную деятельность МАД, и наконец однажды после многочасового доклада незадолго до полуночи сказал мне: «Господин генерал, это означает мою отставку».
Этому заявлению предшествовал напряженный вечер. Мне пришлось информировать министра об акциях прослушивания, проведенных Службой военной контрразведки в ту пору, когда ею руководил мой предшественник. Среди них значилась и акция во Франкфурте–на–Майне в отношении Коммунистического союза Западной Германии, регулярно проводившего конспиративные встречи в подсобном помещении одной гостиницы. Как было установлено, над гостевыми номерами жили тогда люди, не считавшие зазорным пинать ногами полицейских и совершать иные «революционные поступки».
Те несколько случаев, о которых мне пришлось сообщить в своем докладе, имели весьма деликатный характер. Все они были так или иначе связаны с коммунистами или террористами. Было такое ощущение, что Георг Лебер — во всяком случае, так мне казалось — совершенно осознанно искал тогда повод для своей отставки. Перспектива погореть в политическом смысле именно из–за коммунистов ему явно была по душе, так, во всяком случае, мне тогда казалось. Я же применение средств прослушивания в отношении конспиративно действующих врагов уж никак не считал достаточным основанием для отставки. Тем не менее Георг Лебер принял решение подать прошение об отставке. Просто он, видимо, утратил желание и дальше нести этот крест.
Приняв такое решение, он отдал распоряжение к двенадцати ночи собрать на совещание начальников отделов и инспекторов. Он изложил собравшемуся руководству бундесвера суть вопроса и сообщил о своем намерении следующим утром объявить о своем уходе с поста министра обороны.
Собравшиеся — высокопоставленные гражданские руководители и генералы — пришли в ужасное волнение. «Вы не имеете права уходить в отставку, господин министр! — восклицали они в один голос. — Это не основание для отставки. Вы нужны стране!»
Но Георг Лебер уже принял окончательное решение. Он приказал мне оформить и представить ему протокол ночного совещания.
Лишь один–единственный участник высокого собрания, адмирал Т., член ХСС, сказал: «Нет–нет, господин министр, вы приняли абсолютно правильное решение! Уходите в отставку. Это единственно верное решение».
Георг Лебер слегка улыбнулся, поблагодарил адмирала за совет, а всех участников за то, что они явились в столь поздний час, и пожелал им спокойной ночи. Боннские и другие немецкие газеты на следующее утро выдали политическую сенсацию. В сообщениях нередко проскальзывали нотки сожаления, причем не только в тех, которые печатались в газетах, близких к СДПГ.
На следующее утро на заседании немецкого бундестага министр Лебер попросил меня сесть прямо у него за спиной на правительственную скамью. Не успел я присесть, как статс- секретарь подал мне для ознакомления рукопись предстоящей речи. Прочтя текст, я тут же рекомендовал формулировку «Это был единственный случай» дополнить словосочетанием «такого рода». Это показалось мне важным.
После основательной проверки мне пришлось сообщить министру в своем последнем докладе накануне его отставки об одиннадцати случаях использования Службы прослушивания. В сравнении с осуществляемой на основании судебного решения практикой использования средств прослушивания в 2005 г. такие цифры кажутся почти мизерными. В настоящее время в год осуществляется несколько тысяч акций прослушивания. Тогда же к одиннадцати акциям Службы военной контрразведки бундесвера предположительно можно было добавить еще несколько, предпринятых Федеральной разведывательной службой Германии (БНД) и Ведомством по охране конституции. Но они не подлежали обсуждению. В их отношении не поступало ни одного запроса со стороны депутатского корпуса. В целом их было, вероятно, меньше ста.
Когда Георг Лебер читал свою речь, я ждал определяющих слов — «такого рода». Однако он не произнес этих двух слов. То есть он принял такое решение.
Министр сказал парламенту неправду. Поправить себя он был уже не в состоянии.
Георга Лебера проводили трубными звуками «большой зори», которой выражали ему огромное сочувствие его солдаты и бундесвер. Сегодня многие еще с большой охотой вспоминают то время, когда они были доверены его руководству и заботе. В войсках его любили.
Отставка Федерального канцлера Вилли Брандта
Перемена декораций: штаб–квартира НАТО в Брюсселе, 70–е гг. Собравшись на заседание Группы ядерного планирования (NPG) в связи с весенней сессией всех государств- членов НАТО, начальники генеральных штабов Североатлантического союза поздним вечером в избранном кругу «Семерки» обсуждали вопрос об изменении действующих принципов планирования ядерных операций в Европе.
Группа ядерного планирования (NPG) представляет собой инструмент, позволяющий Федеративной Республике участвовать в планировании ядерных операций, хотя сама она таковым оружием не обладает. Федеральное правительство в юридически обязательной форме ранее отказалось от обладания атомным, химическим и биологическим оружием во всех его видах. Однако членство в Группе ядерного планирования (NPG) обеспечивало ей право на участие в принятии решений в отношении использования этого оружия. Правда, этот отказ не исключает возможности владения средствами применения и доставки атомного оружия. Ядерные боеголовки оставались в единоличном распоряжении американцев.
Эти заседания Группы ядерного планирования (NPG) имели свой собственный ритуал. На них партнеры, владевшие ядерным оружием, встречались с теми, кто проявлял особый интерес к планированию его использования, но сам им не обладал. Бывший генеральный инспектор бундесвера генерал Хайнц Треттнер, будучи командиром 1–го корпуса, расквартированного в Мюнстере (Вестфалия), на одном из обычных «утренних молений» — так называли первое, утреннее, совещание командира со своим адъютантом, на котором определялся распорядок предстоящего дня, — заявил: «С появлением ядерного оружия в мире наступил эпохальный поворот. Государство, владеющее хотя бы одним–единственным таким зарядом, изменяет соотношение сил. Угроза использования этого оружия означает изменение положения в глобальном масштабе при том, что в общем раскладе противоборствующих сил значимость этого государства может быть практически ничтожной».
