Однако самой распространенной формой сопротивления системе принудительного труда среди кабальных слуг, как и среди рабов, было бегство. Из документальных материалов того времени совершенно ясно, что это представляло весьма реальную проблему для хозяев, и газетные объявления о беглых рабах — необычайно распространенное явление для периода, предшествующего Американской революции. Довольно типичным образцом таких объявлений может служить одно из них, появившееся в «Пенсильваниа газетт» 8 сентября 1773 года:
«Бежал от нижеподписавшегося, проживающего в Аппер-Пеннс-Нек, округ Сейлем, 27 августа сего года слуга-шотландец, по имени Джеймс Дик, около 30 лет от роду, ростом около пяти футов восьми дюймов, волосы рыжеватые, цвет лица свежий, смотрит исподлобья, говорит хриплым голосом; во время побега на нем был железный ошейник (так как это уже восьмой его побег) и темная куртка из медвежьей шкуры… Кто поймает упомянутого слугу и обеспечит, чтобы его господин смог вернуть его себе, получит награду в три доллара, которую заплатит Томас Кэри младший».
Глава 4. ВНУТРЕННИЕ КЛАССОВЫЕ КОНФЛИКТЫ (СВОБОДНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ НАСЕЛЕНИЯ)
Жизнь свободных трудящихся масс американских колоний была тяжелой, и поэтому боевой дух получил в их среде широкое распространение. Как уже указывалось ранее, для тех 70 процентов трудящегося населения колоний, которые были свободны, условия жизни были лучше, чем для их собратьев в Европе, а степень социальной подвижности — несколько выше, но все это было справедливо лишь в относительном смысле. В абсолютном же смысле жизнь была весьма обременительной, ибо заработков производителя едва хватало на то, чтобы кое-как прокормить самого себя, свою жену и детей, а времена острого кризиса влекли за собой массовую безработицу и голодание. Социальная подвижность действительно существовала, но громадное большинство свободных рабочих и беднейших фермеров обречено было бедствовать всю свою жизнь, причем обычно в таком же тяжелом положении оставались по наследству и их дети — не говоря уже о том, что подвижность действовала в обоих направлениях, вверх и вниз.
В городах процветала проституция, в них на каждом шагу встречались нищие, приюты для бедных были переполнены1, уже имелись трущобы, а те сотни людей, существование которых зависело от общественной помощи, обязаны были носить специальные жетоны, свидетельствующие об их приниженном положении. В сельских районах уделом почти всех, кто жил своим физическим трудом, были самая простая пища, самое убогое жилище и самая грубая одежда. А труд свободной бедноты и в городах и на фермах, как и всегда труд бедноты, был очень тяжким и очень долгим. Богачи в колониальной Америке жили так же, как они жили повсюду. Городской особняк и сельская вилла; сотни или тысячи акров земли; десятки слуг или рабов; обильные трапезы, бесконечные приемы гостей; шелка и атлас, бархат и жемчуга; кареты и золотая посуда; модные игры, музыка и книги; дела, различные сделки, союзы, интриги, высокие и влиятельные посты; наконец, ревностная забота о том, чтобы сохранить это положение и найти ему убедительное оправдание и в то же время удерживать людей «низшего сорта» на подобающем им месте.
Различия эти, утверждали богачи, являются творением и волей бога, ибо в противном случае их бы не было. Тот, кто оспаривает эти различия, обнаруживает тем самым свое безверие и безбожие; тот, кто оспаривает их, является отродьем дьявола, и с ним надо поступать соответственно. Бедняков необходимо заставлять трудиться, а трудиться их заставит именно страх перед голодной смертью. Что же касается нищих и шатающихся без дела, то надо признаться, писал преподобный Коттон Мезер в 1695 году («Прочные богатства»), что они, «как ни стыдно об этом говорить, вызывают у нас все больше сочувствия, и притом даже такие нищие, коих господь наш Иисус Христос особливо воспретил поддерживать». Отсюда — его апостольский совет: «Пусть дохнут с голоду».
Классовая борьба среди свободных элементов колониального населения проявлялась на многих уровнях и самыми различными способами. В идеологическом отношении вызов угнетательскому статус-кво принимал всяческие формы — от выступлений против отдельных привилегий до анархистских и уравнительных предложений. В политическом отношении предложения разнились от изменений определенных налоговых установлений до полного разрыва связей с Англией и создания эгалитарной республики. В организационном отношении эти действия включали в себя забастовки рыбаков и насильственное изгнание королевского губернатора.
Начнем с краткого рассмотрения бедных и средних слоев городского населения — так называемых чернорабочих и более квалифицированных прослоек, таких, как моряки, ремесленники, мелкие кустари и мастеровые, — которые, вместе с рабами и кабальными слугами, составляли подавляющую массу населения городов.
В этой среде мы обнаруживаем на фоне изнурительного труда своего рода бурлящий протест, который постоянно прорывается наружу в форме более или менее драматических эпизодов. Большинство этого люда было неграмотно и, во всяком случае, лишено собственных печатных станков. Летописцы колониальных дней, как и почти всякой истории, были представителями состоятельных кругов, и перу именно этих летописцев принадлежат те письменные свидетельства, которые остались от той поры. Несмотря на указанные ограничения, картина колониальной жизни масс, как она предстает в имеющихся письменных свидетельствах, представляет собой картину их глубокого недовольства и постоянного стремления к чему-то лучшему.
Профессор Брайденбо, характеризуя колониальную городскую жизнь, пишет, что «рабочий человек находился во власти своего хозяина, был лишен всякой помощи и гарантий против сокращения заработной платы или безработицы» и из каждого города без конца поступали тревожные вести о «бедных людях, многие из коих помирают с голоду, не имея возможности найти работу». И все-таки, несмотря на полное отсутствие юридической защиты и неприкрытое благоволение властей интересам хозяев, с одной стороны, и конкуренцию, исходившую от несвободных рабочих, — с другой, мы располагаем письменными свидетельствами об организованных битвах колониальных американских рабочих — конечно, непохожих на то, что мы видим среди современных промышленных рабочих, — которые предвосхищают позднейшие профсоюзные сражения.
По-видимому, самой ранней из забастовок поденных рабочих (в отличие от забастовок мастеров-ремесленников, представлявших собой фактически протесты против регулирования уровня цен правительством) явилась забастовка, которую подняли в 1636 году рыбаки, промышлявшие в районе побережья нынешнего Мэна, с целью добиться повышения платы. Имеется и письменное свидетельство о локауте, которому подверглись в 1643 году со стороны хозяев судостроители в Глостере (Массачусетс). В начале 1684 года забастовали 15 из 20 возчиков, находившихся на службе у городского управления Нью-Йорка, в знак протеста против низкой заработной платы. Город прогнал забастовщиков с работы, нанял других и этим сумел в течение какой-нибудь недели принудить возчиков просить об обратном приеме на службу. Восстановлены были только трое, да и то после того, как их заставили уплатить штраф в шесть шиллингов.
Гораздо чаще встречаются письменные свидетельства о «рабочих беспорядках», относящиеся к XVIII столетию, хотя опять-таки запечатлена была только часть этой истории. Один из самых ранних примеров деятельности то организации домашних работниц относится к городу Нью-Йорку, а по времени — к началу 1734 года. Эти женщины чувствовали себя достаточно сплоченными, чтобы поместить в городской печати того времени заметку, в которой говорилось:
«Мы полагаем разумным, чтобы нас не смели бить мужья наших хозяек, так как они очень сильны и могут нанести повреждение слабым женщинам. Если же леди, нуждающиеся в слугах, поручатся за своих мужей, то такие слуги вскоре будут предоставлены в их распоряжение».
Сообщения о нескольких примерах аналогичного характера относятся и к 1740‑м годам. Дороговизна пшеницы в городе Нью-Йорке, вызванная отчасти попытками неразборчивых в средствах купцов овладеть рынком путем скупки запасов товара в спекулятивных целях, вынудила пекарей заявить в 1741 году, что они договорились между собой не выпекать более хлеба, пока цена на пшеницу не упадет. В том же году бросили работу конопатчики (рабочие, делающие корабли водонепроницаемыми) в Бостоне, требуя, чтобы им платили деньгами, а не бонами, имеющими силу только в определенных лавках. В обоих случаях исход борьбы неясен.
Отнюдь не была неведома в течение колониального периода (и позднее) деятельность рабочих организаций и среди трудящихся Юга. Так, имеется письменное свидетельство о забастовке, поднятой еще в 1746 году плотниками Саванны с целью добиться повышения платы; надо упомянуть и весьма примечательный факт, что в 1763 году негры-трубочисты (профессия, ограниченная в основном негритянскими рабочими) в Чарлстоне образовали «между собой объединение, чтобы повысить обычное вознаграждение за их труд и отказываться выполнять работу», если их требования не будут удовлетворяться. Исход этой, попытки опять-таки неизвестен; однако зловещим признаком является то, что одна газета того времени свое сообщение об этом событии сопроводила следующим комментарием: «Конечно, это — зло, и чтобы его искоренить, ему надо уделить известное внимание».
