Выборы были другим новшеством. Каждый раз, когда Буэнос-Айрес объявлял о созыве какого-нибудь представительного собрания, как, например, Ассамблеи 1813 г. или Конгресса в Тукумане 1816 г., а также тех, которым не суждено было состояться, во всех городах бывшего вице-королевства жители собирались и выбирали того, кто будет представлять их в Буэнос-Айресе.
Конечно, люди, приходившие на собрания, принадлежали к тому же классу, который в колониальную эпоху принимал участие в кабильдо абьерто. «Самая главная и здоровая часть общества» — так их называли, то есть это были жители, у которых были дом, семья и уважаемая работа. Основная масса народа не голосовала.
Так же как рабы и метисы, не могли голосовать и белые — не важно, испанцы или креолы, — у которых не было респектабельной профессии. Мясники, например, не голосовали, так же как и сапожники. Право голосовать оставалось в руках элиты, которая ранее не занималась такими делами, как созыв собраний, образование кабильдо, выбор того или иного кандидата, составление актов, их подписание. Иногда, как это было в случае с депутатами Восточного берега на Ассамблее 1813 г., эта элита давала указания, в которых, среди прочего, депутатов просили выступить против превращения Буэнос-Айреса в столицу нового правительства.
Таким образом, формировалось динамичное общественное мнение, росла интеллектуальная активность, выражались различные точки зрения, находившие отражение в газетах и на хотя и ограниченных по составу участников, но все-таки выборах. Местные жители пережили различные трудности вместе с национальными правительствами, прошли через военные события — победоносные или нет, через открытие свободной торговли, связавшей эту часть Америки с остальным миром. Майская революция за десять лет (с 1810 по 1820 г.) принесла глубокие изменения. Произошли невиданные события, совершилась реальная трансформация общества, ставшего несколько более свободным и беззаботным, я бы даже сказал, юным. В этом контексте появились революционные лидеры, которые в колониальный период не имели бы ни малейшей возможности проявить себя в политике.
IV. В поисках политической формулы
Любой народ, который намеревается совершить переход к абсолютно новому этапу, такому, который в Рио-де-Ла-Плате начался в 1810 г., задает себе ряд вопросов, как прямых, так и тех, что присутствуют в скрытой форме. Первым стал вопрос о том, каковы будут отношения с бывшей метрополией. Были те, кто считал, что не стоило ввязываться в борьбу за полную независимость, а следовало образовать что-то вроде ассоциации с Испанией, но само развитие войны покончило с такой возможностью. С другой стороны, начиная с 1815 г., когда на трон вернулся Фердинанд VII, в Испании проводилась абсолютистская политика, которая была несовместима с либеральными идеями, существовавшими в Буэнос-Айресе в тот момент.
Второй вопрос, также очень важный: какую политическую модель стоило принять в этом новом образовании, называвшемся Объединенными провинциями Рио-де-Ла-Платы? Одним из вариантов была модель, существовавшая в США. За тридцать лет до этого английские колонии в Северной Америке провозгласили независимость, приняли конституцию и осуществили на практике новейшую политическую модель — демократическую республику — в эпоху (конец XVIII в.), когда даже конституционная монархия казалась прогрессивной. Английские поселенцы, освободившись от бывшей метрополии, избрали для себя республиканскую систему, которой в то время не было ни в одной стране, хотя она и существовала две тысячи лет назад в Греции и Риме.
Республиканские настроения присутствовали и в бывшем вице-королевстве Рио-де-Ла-Плата. Характер его жителей, свободная жизнь, специфика сельскохозяйственных работ, огромные расстояния — все способствовало тому, чтобы будущая политическая модель мыслилась республиканской и даже федералистской. Тем не менее здесь существовали традиции централизма, которые утвердились в период вице-королевства с преобладанием Буэнос-Айреса как столицы. Вспомним, что интендант-губернаторства — например, Кордоба и Сальта на территории современной Аргентины и другие в Верхнем Перу и Парагвае — подчинялись ему, но существовали города, входившие в эти интендант-губернаторства и постоянно соперничавшие с главными городами будущих независимых стран.
Мы можем сказать, что описанные нами выше вопросы стали возникать с 1810 г. Какую политическую систему выбрать? Республику, монархию, федеративную республику, унитарную республику? Помимо того, что раньше существовали кабильдо, интендант-губернаторства и централизм вице-королевства, также нужно учитывать, что во время майских собраний использовались две юридические концепции, которые приобретут огромное политическое значение в последующие годы. В первую очередь «доктрина ретроверсии», а также «доктрина о замещении».
Действительно, хунта, сменившая вице-короля, наследовала его полномочия, то есть взяла на себя всю полноту его власти, функции и компетенцию. Поэтому Майская хунта и последующие правительства (Большая хунта, Первый триумвират, Второй триумвират, Директория) считали, что они обладают всей той властью, которая была у вице-короля, и, следовательно, претендовали на то, чтобы управлять землями, на которые распространялись его полномочия. То есть, хотя между правительством вице-королевства и национальными правительствами существовала огромная политическая разница, ее не было в том, что касалось совокупности тех полномочий, которыми они обладали.
Концепция «замещения» позволила Буэнос-Айресу оправдать присвоение роли центральной власти, которую с 1810 г. он осуществлял над другими территориями вице-королевства. Этим, например, объясняется то, почему первая экспедиция в Верхнее Перу, посланная в июне 1810 г., получила указания остановиться перед рекой Десагуадеро, которая отделяла вице-королевство Рио-де-Ла-Плата от вице-королевства Перу. Если Майская хунта перенимала полномочия вице-короля, то она не могла превышать юрисдикцию, которой вице-король обладал в свое время.
Другая концепция, доктрина «ретроверсии», утверждала, что в случае отсутствия по той или иной причине законной власти, народ имел право сам выбрать власть. Именно такой была ситуация в 1810 г., когда законный король Фердинанд VII находился в плену и, кроме того, считалось, что Центральная хунта Севильи была захвачена французами.
Эта теория много раз использовалась юристами Буэнос-Айреса и провинции, где она быстро стала популярной. Настолько, что жители Жужуя, например, апеллировали к ней, отрицая полномочия Сальты присылать им правителей; жители Жужуя хотели самоуправления. Так постепенно утверждались федералистские настроения, которые очень сильно распространились после 1820 г.
То, как использовались концепции замещения и ретроверсии, показывает, что юридические теории не являются абстрактными настроениями, а имеют большой политический и юридический резонанс, когда овладевают массами людей; это говорит о том, что теории не являются чем-то иллюзорным, а имеют практическое и конкретное применение.
Отношения между Буэнос-Айресом и провинциями стали напряженными с началом правления Первой хунты. Столица, после того как Первая хунта переняла полномочия и права вице-короля, хотела не только руководить правительством, но и назначать интендант-губернаторов, посылать армии для признания ее власти, устанавливать дипломатические отношения с другими странами и, естественно, собирать налоги, главными из которых были таможенные пошлины. Мы уже говорили, что благодаря сбору налогов Буэнос-Айрес обеспечивал нужды национальной армии, государственного аппарата, вел пропаганду революции, посылал дипломатических представителей и т.д.
Тем временем в провинции очень быстро росло ощущение того, что Майская революция лишь заменила деспотизм Мадрида деспотизмом Буэнос-Айреса; это привело к ряду последствий.
Наибольшая ненависть исходила из Лимы, находившейся в руках роялистов, однако она была очень далеко. Среди территорий бывшего вице-королевства наиболее острое соперничество с Буэнос-Айресом всегда вел Восточный берег. Напомним, что Монтевидео, который обладал лучшей бухтой, чем Буэнос-Айрес, с колониальных времен надеялся стать воротами для этой части Америки.
Поэтому в Монтевидео (к тому же находившимся в то время в руках роялистов) и на равнинах, которые его окружают, начали серьезно оспаривать централистский режим Буэнос-Айреса. Это движение возглавил Артигас — каудильо, пользовавшийся большой популярностью в народе, очень упорный, талантливый и знакомый с принципами североамериканского федерализма. Его противостояние с Буэнос-Айресом проявилось на Ассамблее 1813 г. и во время Тукуманского конгресса, на который Артигас не прислал делегатов.
