Бои, развернувшиеся на калединском фронте в декабре 1917 г., принесли первые успехи советским войскам, но до окончания борьбы было еще далеко. Между тем соотношение сил на Дону быстро изменялось в пользу Советской власти. Здесь, как писал В. И. Ленин 30 декабря, «явно большинство крестьян и трудового казачества» стоит теперь «против Каледина»5.
Это понимали и в белогвардейском лагере. Газета «Русские ведомости», из номера в номер публиковавшая подвальные статьи под общим заголовком «Гражданская война на Дону», отмечала: «Русские политики, съехавшиеся на Дон, были убеждены, что казачество является… особым племенем, проникнутым идеей государственности… Но все это оказалось мифом, может быть, недалеких, но безвозвратно ушедших дней»6.
Поворот трудового казачества Дона против Каледина явственно обнаружился на трех казачьих съездах — в Воронеже, Царицыне и станице Каменской. Особенно важную роль в развитии революции на Дону сыграл съезд фронтового казачества в Каменской в январе 1918 г. Существенное значение для его работы имела принципиальная позиция руководителя местной большевистской организации Е. А. Щаденко и приехавших в Каменскую из Москвы большевиков А. В. Мандельштама и М. П. Янышева. Съезд объявил контрреволюционное Войсковое правительство низложенным и, избрав Донской казачий военно-революционный комитет, передал ему власть7. Говоря об этом на III съезде Советов, В. И. Ленин подчеркивал, что опыт Советской власти, пропаганда делом, примером «берет свое, и внутренняя опора Каледина на Дону теперь падает не столько извне, сколько изнутри»8.
Тревожной была атмосфера на проведенной 13–15 января 1918 г. в Ростове Южнорусской конференции партии «народной свободы». В ее работе участвовали комитеты кадетских организаций Дона и Северного Кавказа, делегаты из Батума, Симферополя, Харькова. Группу кадетов, приехавших на Дон из Петрограда и Москвы, возглавлял Милюков. Резолюции конференции призывали к вооруженной борьбе против Советской власти и к усилению организации контрреволюционных сил Юго-Восточного союза казачьих войск, горцев Кавказа и вольных народов степей9.
В январе действовавшие на Дону советские войска перешли в общее наступление, одерживая одну победу за другой. 29 января Каледин, выступая на заседании Войскового правительства, признал положение безнадежным. «Население не только нас не поддерживает, — констатировал он, — но настроено к нам враждебно»10. Сложив с себя полномочия войскового атамана, он в тот же день застрелился.
24 февраля советские войска и отряды казачьего ВРК взяли Ростов, 25-го был освобожден Новочеркасск. Остатки белогвардейских частей бежали на Кубань и в Сальские степи. Так было покончено с кадетско-калединской контрреволюцией на Дону.
Эта победа явилась огромным успехом диктатуры пролетариата, партии большевиков на военном фронте. Что же касается достижений Советской власти за первые послеоктябрьские месяцы в сфере политической, то В. И. Ленин характеризовал их следующим образом: «…мы сделали гигантски многое… для социалистической, пролетарской революции: (1) Мы развернули, как никогда, силы рабочего класса по использованию им государственной власти. (2) Мы нанесли всемирно ощутимый удар фетишам мещанской демократии, учредилке и буржуазным «свободам», вроде свободы печати для богатых. (3) Мы создали советский тип государства…» Особое значение придавал В. И. Ленин «разгону учредилки», считая это событие конечным рубежом первого, «чисто политического» этапа революции11.
Гражданская война, писал В. И. Ленин, «начатая кадетско-калединским контрреволюционным восстанием против советских властей, против рабочего и крестьянского правительства, окончательно обострила классовую борьбу и отняла всякую возможность путем формально-демократическим решить самые острые вопросы, поставленные историей перед народами России и в первую голову перед ее рабочим классом и крестьянством»12. Всем ходом событий народные массы были «на редкость подготовлены» к разгону буржуазного парламента, к принятию советского строя13, они сознавали, что «самая лучшая демократическая форма, самая лучшая демократическая республика — это власть без помещиков и богатых»14, «…если Учредительное собрание идет против воли Советской власти, против воли заведомого большинства трудящихся… — говорил В. И. Ленин, — долой Учредительное собрание и да здравствует Советская власть»15.
•
Подавив первые вооруженные выступления контрреволюции, рабочий класс, руководимый Коммунистической партией, все свои силы направил на созидание нового, социалистического общества. Задача ликвидации сопротивления эксплуататоров в России представлялась решенной в своих главных чертах. После триумфального шествия Советской власти по всей стране стало непреложным фактом, что подавляющее большинство народа сознательно, твердо и решительно перешло на сторону большевиков. Без помощи извне внутренняя контрреволюция была бессильна вести дальнейшую вооруженную борьбу против Советской власти.
Видимо, поэтому особая бдительность в отношении кадетов казалась излишней. Даже после объявления партии «народной свободы» вне закона она (за исключением подвергшейся аресту группы лидеров) имела, по воспоминаниям В. А. Оболенского, полную возможность вести себя «так, как будто бы этого декрета не было». «Ежедневно мы собирались на заседания ЦК, — пишет Оболенский, — для взаимной информации и распределения работы… На частных квартирах мы собирались откровенно, не принимая никаких мер предосторожности. А по вечерам выступали на митингах в разных частях города»16.
Советская власть не имела намерения подвергать в дальнейшем серьезному наказанию и тех кадетских лидеров, которые были взяты под стражу. Главная цель их ареста заключалась в стремлении предостеречь партию «народной свободы» от дальнейшей борьбы против диктатуры пролетариата, предупредить новые контрреволюционные акции с ее стороны.
Подтверждением этому может служить максимально снисходительное решение по первому делу, рассматривавшемуся учрежденным в Петрограде революционным трибуналом.
С. В. Панина, бывшая товарищем министра просвещения во Временном правительстве, обвинялась в саботаже: она, как уже упоминалось выше, не признавая назначенных Советской властью руководителей Комиссариата народного просвещения, отказалась передать новой администрации денежные средства бывшего министерства. По воспоминаниям самой Паниной, эти деньги в соответствии с инструкциями бывших кадетских министров Временного правительства были помещены ею в иностранный банк и могли быть выплачены только «законному режиму»17.
Следственная комиссия постановила освободить Панину из-под стражи до суда под денежный залог, но она, как явствует из материалов дела, заявила в связи с этим «принципиальный отказ»18.
10 декабря 1917 г. в бывшем дворце великого князя Николая Николаевича собрались представители различных слоев населения. Большинство, однако, составляла буржуазная публика. Зал бурлил, подогреваемый всевозможными слухами о «жестокости» предстоящего суда. Председателем Петроградского революционного трибунала был рабочий-большевик, участник революции 1905 г. И. П. Жуков. Среди шестерых народных заседателей четверо были рабочие и двое — солдаты. Открывая заседание трибунала, Жуков сказал: «Ныне начавший жить революционный трибунал… будет строго судить всех тех, кто пойдет против воли народа, кто будет мешать ему на пути. И я уверен, что невиновные перед волей революционного народа найдут в революционном трибунале наиболее надежного защитника».
В ходе процесса были выступления в защиту обвиняемой, в которых отмечались ее заслуги перед российским общественным движением, ее человеческие достоинства, «благородство» по отношению к народу (на меценатские пожертвования Паниной в свое время был построен Народный дом в Петербурге). Возражая заступникам графини, рабочий завода «Парвиайнен» Наумов в своей обвинительной речи сказал: «„благородство” в понимании Паниной и ей подобных состоит в том, чтобы давать или бросать народу куски, когда он порабощен, и мешать ему в его борьбе, когда он хочет быть свободным. Сейчас перед нами не отдельное лицо, — заявил Наумов, — а деятельница, деятельница партийная, классовая. Она вместе со всеми представителями своего класса участвовала в организованном противодействии народной власти, в этом ее преступление, за это она подлежит суду. Я рабочий, я мог бы питать вражду к представителям другого класса, но во мне нет этой вражды… ”»19.
