— Немецкий язык я изучал в суворовском училище в течение семи лет. Потом три года в Киевском училище.
— Ну что же, у вас должна быть солидная языковая подготовка, — сказал полковник и вдруг, неожиданно для Резуна, перешел на немецкий, протягивая ему газету «Neues Deutschland»: — Bitte Genosse Oberleutnant lesen Sie diesen Absatz vor (пожалуйста, товарищ старший лейтенант, прочитайте этот абзац вслух).
Резун взял газету, начал читать выделенный красным фломастером абзац, постепенно по мере чтения преодолевая волнение и стараясь поймать необходимый темп и разделить текст на синтагмы (смысловой отрезок текста).
— Хорошо, спасибо, достаточно, — прервал чтение полковник. — Вам кто в суворовском преподавал немецкий?
— Немецкий язык в суворовском нам преподавал майор Шахнович. Он вел у нас и военный перевод, — отвечал Владимир.
— По окончании суворовского училища вы получили диплом военного переводчика? — спросил полковник Иванов.
— Так точно, — отвечал Резун. — Мы сдавали экзамены по военному переводу. — Про себя подумал: «Как хорошо, что я получил этот диплом. Каким потом он мне достался, знает только бог. Майор Шахнович драл нас как Сидоровых коз. Заставлял зубрить наизусть проклятые немецкие военные термины: „Drahthindernisse“, „Schulterklappen“ (проволочные заграждения, погоны) и прочую немецкую дребедень, которая до сих пор в памяти».
— То, что вы знаете немецкий язык, — продолжал между тем Иванов, — конечно, похвально. Это ваш, несомненно, плюс. Это увеличивает ваши шансы для нашей службы. Но мне не нравятся ваши звуки: ng, ch, h. Чувствуется влияние вашего родного, по всей вероятности, украинского языка. Но ничего, это дело поправимо. Как говорят немцы: «Ubung macht den Meister» (дело мастера боится). Правда, есть некоторые «но». Вы в армии, я имею в виду, в офицерской должности без году неделя. Хотя военную форму, погоны носите с детских лет. Ваше воинское звание и должность для офицера военной стратегической разведки, конечно, слабоваты. Но не всегда молодо — зелено, будем надеяться.
Пока полковник говорил, Резун успел его достаточно хорошо разглядеть. Полковнику на вид сорок пять — сорок семь лет, среднего роста, сухощав, русые коротко стриженные волосы. На висках уже заметная седина. Наиболее примечательными в его лице были глаза: серые, небольшие, насмешливые. Резуну показалось, что они излучают какой-то особый, проникающий в его душу свет. Голос у него был не громкий, но твердый, с четкой артикуляцией звуков. Когда он заговорил по-немецки, Владимир услышал настоящую немецкую интонацию, которую ему приходилось слышать в немецкой кинохронике: мелодия речи не опускается, как в русском языке, словно синусоида, то вверх, то вниз, а идет все время на одном уровне. На нем был серый шерстяной двубортный в крупную клетку пиджак хорошего покроя, по всей вероятности, импортный, белая нейлоновая рубашка, галстук завязан по-модному на два узла, коричневые брюки, черные туфли. Пожалуй, улыбка была наиболее отличительной чертой его внешности — добрая и обезоруживающая собеседника, располагающая к себе. Хотелось верить, что все, что говорит этот человек, правда.
— А вот что ещё, — улыбнулся полковник. — Вы холосты. А мы холостых, за редким исключением, на ответственную работу за рубеж не посылаем. Правда, я понимаю, это дело поправимое в вашем возрасте. У вас еще есть время обзавестись семьей. Вам только двадцать два года, все еще впереди. Девушка или невеста небось есть на примете?
— Девушка была, — замялся с ответом Резун, — но невесты пока нет.
— Что, «любовная лодка разбилась о быт», как сказал поэт? — допытывался полковник.
— Вроде этого, — уклончиво отвечал Владимир, краснея. Его полные щеки стали красными как мак, а лоб покрылся легкой испариной.
— Ну хорошо, оставим этот вопрос, — представитель Генштаба заметил смущение молодого офицера. — А как вы сами считаете, товарищ старший лейтенант, готовы вы к такой ответственной работе за рубежом, о которой я вам коротко здесь рассказал? Ведь офицер военной стратегической разведки не только приветствует на дипломатических приемах и раутах, как может показаться на первый взгляд. Это тяжелая, полная опасности работа, порой с риском для жизни. Приходится иногда копаться в «грязном белье», засучив рукава, лазить по помойкам в тайники, работать, не считаясь с личным временем, днем и ночью, без выходных. Вы готовы к такой работе?
— Да, я готов к такой работе, — взволнованно, но уверенно ответил Резун.
— Хорошо, — подытожил полковник в штатском. — Заполните анкеты, которые я вам дал, как там указано, напишите вашу биографию по предлагаемой схеме, не забудьте приложить к анкете две фотографии три на четыре и передайте все документы полковнику Кривцову. Может быть, я еще раз вызову вас на беседу, если мне потребуется что-нибудь уточнить. Я вам ничего не обещаю. Еще раз предупреждаю, что о нашей беседе никто не должен знать. Если все будет хорошо, вас вызовут летом в Москву на сдачу экзаменов в объеме средней школы. Суворовское училище и знание иностранного языка дают вам определенные преимущества перед другими абитуриентами.
Полковник встал из-за стола, протянул Резуну руку и, прощаясь, сказал:
— Желаю успехов.
Владимир поблагодарил и вышел из кабинета.
А дальше, вспоминал Резун, потянулись томительные дни ожидания: вызовут или не вызовут. Правда, отец вскоре прислал письмо и успокоил, написав, что все будет в порядке. Писал, мол, наберись, сынок, терпения и жди. У бати, возможно, была какая-то информация от его друзей-кадровиков. Отец в то время после ухода из армии в отставку принимал активное участие в ветеранском движении на Украине. Имел много друзей и знакомых среди военных.
В июне пришел долгожданный вызов из Москвы: старшему лейтенанту Резуну предписывалось прибыть к такому-то сроку в распоряжение командира в/ч номер… по адресу…
Все экзамены для Резуна оказались легкой прогулкой в столицу. Со своей подготовкой он действительно выглядел совсем неплохо на фоне других абитуриентов, хотя в суворовском училище не отличался блестящей успеваемостью. На экзамене по немецкому языку его поставили даже в пример другим. Когда Владимир вошел в аудиторию, в которой проходил экзамен, и доложил по-немецки о своем прибытии, преподаватель, женщина средних лет, театрально вскинула руки вверх и произнесла: «О mein Gott. Endlich sehe ich den Einzigen welcher deutsch spricht» («о боже, наконец-то я вижу единственного, который говорит по-немецки»).
После этой фразы экзамены по немецкому языку для Резуна свелись к небольшой беседе с преподавателем. Женщина спросила по-немецки, где он изучал язык, кто преподавал. Оказалось, что экзаменатор хорошо знала майора Шахновича по совместной учебе в ВИИЯ (Военный институт иностранных языков). Пошли воспоминания. Теперь уже абитуриент слушал преподавателя. Владимир получил пятерку и довольный покинул аудиторию.
Резун не блистал спортивными успехами, но и здесь, когда абитуриентов заставили подтягиваться на перекладине в спортзале, не сплоховал. Подтянулся десять раз, суворовская закалка давала о себе знать.
Ответы на вопросы тестов и собеседование с психологами не вызвали у него каких-либо серьезных затруднений. Беседы велись в очень корректной манере.
На следующий день после сдачи экзаменов состоялась мандатная комиссия.
В комнату, где заседала комиссия, приглашали по одному. Выходил полковник со списком в руках, громко называл фамилию и приглашал очередного абитуриента на ковер.
Офицеры находились в большом зале в ожидании вызова. Кто курил, нервно расхаживая по коридору, кто сидел, о чем-то думая, некоторые, сбившись в группки по два-три человека, негромко разговаривали между собой, практически не нарушая напряженной тишины, стоявшей в зале. Она нарушалась, только когда дверь открывалась и из нее выходил проэкзаменованный офицер. Характер в экстремальной ситуации проявляется наиболее ярко, в этот день Резун это увидел воочию. Вот из дверей выходит возбужденный, красный как рак офицер. Спешно вынимает сигарету, закуривает. Несколько абитуриентов подлетают к нему: «Ну как? Ну что?» Тот, нервно затягиваясь, пытается что-то объяснить. А вот в дверях появляется чуть побледневший молодой человек, молча покидает зал и удаляется в курительную комнату, не желая ни с кем разговаривать. Некоторые выходили с гордо поднятой головой, уверенные в своем успехе. Охотно отвечали на вопросы товарищей, снисходительно улыбались и, конечно, считали, что они, без всякого сомнения, прошли и у них все трудности уже позади. Таких среди абитуриентов было немного, они, как правило, были не из войск, служили в Москве в теплых местах.
Резун вздрогнул, услышав свою фамилию, вскочил со стула и быстро направился к полковнику.
— Прошу вас, товарищ старший лейтенант, входите, вас приглашают, — сказал вежливо полковник, пропуская его вперед.
