Главным прорывом века бронзы, из мира авестийских ариев, — в железный век, век скифо-сакских племен, был прорыв в образе хозяйственной деятельности и, соответственно, в образе жизни. Знамением прорыва стало сложение кочевого скотоводческого хозяйства. Переход к кочевничеству вовлек в хозяйственный оборот огромные незаселенные и неиспользовавшиеся ранее междуречные степные пространства. Изменившееся в позднеандроновскую эпоху стадо, где крупный рогатый скот все более заменялся лошадью, не требующей повседневного ухода и способной к тебеневке, позволило в начале I тыс. до н. э. резко удлинить маршруты перекочевок и сделать их сезонными. Однако вместе с ростом стада и специализацией хозяйства возросла зависимость населения степи от погодных и климатических колебаний и состояния пастбищ. Любой сбой в природных циклах создавал кризисную ситуацию, которая не могла полностью компенсироваться ослабленным земледелием на зимниках, в поймах рек и ручьев. Обусловленность миграций, завоевательных походов, набегов кризисными изменениями в кочевом хозяйстве смутно сознавали и сами кочевники (вспомним цитированные ранее слова Лукиана). Не исключался и временный возврат к оседлому или полуоседлому быту и даже к ирригационному земледелию части племен союза, что, например, наблюдается археологами у дахов нижней Сыр-Дарьи. Оседание стимулировалось и резким расслоением племени по уровню богатства, по величине стада, находившегося в собственности разных семей. Беднейшие семьи неизбежно оседали.
Кочевой быт в Евразийских степях полнее описан в других разделах книги. Пока же заметим, что появление кочевого хозяйства было наиболее рациональным ответом общества на изменение природной среды, резкий рост народонаселения в конце эпохи бронзы и на усилившуюся военную опасность. Последняя была обусловлена появлением всадничества и созданием войска конных лучников — подвижных, тактически пластичных, обладающих огромными возможностями быстрых и длительных перемещений и высокой поражающей силой оружия.
Высоким боевым качествам сакских воинов и удивительной резвости их коней античные авторы посвятили немало строк. Остановимся на одном, отнюдь не военном, а спортивном эпизоде, характеризующем еще и этические нормы саков. Ксенофонт (434–355 гг. до н. э.), долго живший при персидском дворе, рассказывает: «Персидский царь устроил конные ристалища для всадников, представлявших разные народы. Длина беговой дорожки была определена в пять стадиев (около одного километра. — С. К.). Когда начались бега, то какой-то молодой сак вырвался вперед и достиг финиша, оставив всех остальных всадников почти на половине дорожки. Персидский царь предложил саку царство в обмен на коня, но тот отказался, заявив, что отдал бы коня лишь в обмен на благодарность храброго человека» (цит. в изложении И. В. Пьянкова: [Пьянков, 1975, с. 37]).
В суждениях о социальном устройстве сакского общества скудость письменных источников заставляет более полагаться на археологический материал. Действительно, различия между громадными погребальными сооружениями знати и рядовыми погребениями наглядны и впечатляюще убеждают в далеко зашедшей дифференциации общества. Имущественная поляризация внутри племени усиливала, конечно, и социальное расслоение всего общества, но далеко не всегда играла решающую роль для статуса его членов. Принадлежность к знатному роду или личная воинская слава были не менее престижны в сакских племенах.
Сакские цари, упоминаемые античными источниками, обладали немалой властью, они решали вопросы войны и мира, посылали послов и заключали союзы, возглавляли войско. Во времена Ктесия (конец V–IV в. до н. э.) страна саков не входила ни в одну из ахеменидских сатрапий, а царь саков считался не подданным, а союзником персидского царя [Пьянков, 1975, с. 32]. Однако пределы их власти внутри племен неясны. Царская власть сохранялась в одном роду. Арриан упоминает о случае, когда умершему царю наследовал его брат. Более неопределенны сообщения о наследовании власти царицами — все сведения о них содержатся в явно легендарных повествованиях или связаны с литературными сюжетами.
Роль народного собрания отмечена только единственным сообщением о переговорах Александра с «царем скифов» после неудачного для саков (вероятно, дахов) столкновения на Танаисе. Царь не считает этот бой войной, так как напала на македонцев, по его словам, сакская вольница, а «скифский народ в целом» войну Александру не объявлял. Возможно, этот случай свидетельствует об ограничении власти вождей решениями и властью народного собрания, т. е. всех взрослых мужчин племени.
В числе институций царской власти Арриан упоминает сатрапов, т. е. поставленных царем управителей в какой-либо местности или племени. На втором месте названы «могущественные мужи скифской земли», т. е. военно-племенная аристократия. Вообще же сведения о сословиях у саков отсутствуют, и их существование возможно предположить лишь по аналогиям. Так, упоминание у массагетов пехоты, может быть, свидетельствует о безлошадных членах сакской общины. Свидетельства греческих авторов о скифах Причерноморья, выделяющих кроме племенной знати и рядовых общинников еще и сословие жрецов, вполне допустимо распространить на саков.
Духовная культура и религия саков реконструируются скорее по памятникам искусства, чем по письменным памятникам. Близость представлений саков о мире богов с уже упомянутыми религиозными воззрениями ариев (в частности, общий для них культ Митры) позволяет опустить эту тему. Во всяком случае, скифская эпоха в евразийских степях была ознаменована такими шедеврами артистического мастерства, связанными с мифологией и пантеоном саков, представления о которых могут дать только специальные работы (см., например: [Акишев, 1984]).
Непосредственными продолжателями сакских традиций были в первые века н. э. усуни в Семиречье и царство Канг (Кангюй) в присырдарьинских оазисах и западной части Семиречья. Появление во II в. до н. э. на территории древней авестийской «Кангхи, высокой и священной» царства Канг, скорее всего, связано с переселением сюда части юэчжийских (тохарских) и сакараукских племен, поделивших с усунями прежние земли заяксартских и семиреченских саков. Однако подлинное изменение этнической, расовой и культурной обстановки связано с поистине эпохальным событием — великим переселением с Востока.
Средняя Азия в I тыс. до н. э.
В начале I тыс. до н. э. завершилась иранизация населения в зоне оседло-земледельческой и городской культуры Средней Азии. Из Авесты известны названия первых государств этой огромной страны — Бахди (Бактрия), Гава Сугда (Согд), Харайва (Арея, область Герата и долины Герируда-Теджена), Вркана (Гиркания), Харахвати (Арахозия), Моуру (Маргиана). Если исключить мало достоверные рассказы Ктесия о походах сюда ассирийцев и мидян, иных сведений о начальных веках истории перечисленных стран нет. Судя по реминисценциям в источниках более позднего времени и результатам археологических исследований, крупнейшими государствами Средней Азии в VII–VI вв. до н. э. были Бактрия, возможно включавшая тогда в свой состав Маргиану, Согд и Хорезм, не упомянутый в Авесте.
Походы Кира и Дария, о которых уже рассказывалось, позволяет связать события этого региона с историей Передней Азии, а по существу — с тогдашней «мировой историей». Около двухсот лет страны Средней Азии и окружающие ее оазисы кочевые племена были частью Ахеменидской державы, контролируемые правителями четырех сатрапий (административно-податных провинций). Племена, обитавшие между Каспием и Аму-Дарьей, входили в состав XI сатрапии и ежегодно выплачивали подать в 200 вавилонских талантов (1 вавилонский талант был приблизительно равен 30 кг серебра). Хорезм, Согд и Парфия, входившие в XVI сатрапию, платили 300 талантов; впрочем, уже в конце V в. до н. э. Хорезм был выделен в отдельную сатрапию, а в начале IV в. до н. э. обрел самостоятельность. Бактрия была XII-ой сатрапией и платила 360 талантов. Саки же, входившие в XV-ю сатрапию, платили 250 талантов. Для сравнения заметим, что подать Вавилонии, самой богатой провинции державы, составляла 1000 талантов.
Кроме уплаты податей из населения среднеазиатских сатрапий рекрутировалась немалая часть ахеменидского войска. Геродот упоминает, что в армии Ксеркса были отряды бактрийцев и саков-амюргиев, которыми командовал сын Дария Гистасп. Персидский военачальник Артабаз командовал отрядами парфян и хорезмийцев, а согдийцев возглавлял перс Азан. На персидских кораблях служили каспии, жители Ареи и саки. Все они участвовали в греко-персидских войнах, служили в отдаленных гарнизонах вне пределов своих сатрапий. Из документов персидского архива с острова Элефантина на Ниле известно, что там служил хорезмиец Даргаман, а в египетском городе Мемфисе стоял гарнизон из конников-саков.
