я же держусь веры хрестьянской; видеть лицо мусульманское (для меня) несчастье» [145].
Джузджани, автор «Табикати насери» [146], из которой мы привели этот отрывок, на первый план выдвигает религиозные мотивы. Однако известно, что у монголов первоначально существовала веротерпимость, поэтому было бы неправильным объяснять причины распри, возникшей между Беркой и Сартаком исключительно религиозными мотивами. Берке принял ислам еще при жизни Батыя, Сартак же сочувствовал христианам, а сам Батый всю жизнь оставался язычником. Однако при жизни Батыя это не вызывало раздоров. Причины начавшегося раздора надо искать в притязаниях Берке на престол Батыя, чем нарушалось завещание Батыя и соглашение Батыя с Менгу-ханом.
Сторонникам Берке все же не удалось тогда посадить его еа трон, несмотря на то, что Сартак был убит. Описание этих событий в достаточной мере не отражено в источниках. Джузджани, сообщая об убийстве Сартака, ошибочно приписывает отравление его Менгу-ханом, якобы тайком подославшего своих доверенных людей, которые отравили «проклятого Сартака». Утверждение Джузджани несовместимо с последующей политикой Менгу-хана.
Армянский историк Киракос отравление Сартака приписывает именно сторонникам Берке, и с ним нельзя не согласиться [147]. Когда стало известно о смерти Сартака в коренном юрте, Менгу назначил ханом Золотой Орды не Берка, а сына Сартака Улакчи. Об этом сообщает один из официальных историков монголов Джувейни. «Менгу-хан отправил (в Золотую Орду) эмиров, — пишет Джувейни, — обласкал жен, сыновей и братьев его (Бату) и приказал, чтобы Беракчин-хатун, старшая из жен Бату, отдавала приказы и воспитывала сына Сартака Улакчи до тех пор, пока он вырастет и заступит место отца. Но так как судьбе это было неугодно, Улакчи также умер в этом же самом году» [148].
После смерти Улакчи, Баракчин-хатун, обладавшая, по свидетельству арабских писателей, «обширным умом и умением распоряжаться», решила посадить на престол внука Батыя Туда-мингу и тем самым сохранить за собой прежнее положение регентши. Но она не встретила сочувствия со стороны монгольской аристократии Джучиева улуса, поддерживавшей сторону Берке. Это обстоятельство заставило ее обратиться за. помощью к хану Хулагу, стоявшему во главе Монгольского государства в Иране. Замыслы Беракчины были раскрыты. Она пыталась бежать в Иран, но при попытке к бегству она была схвачена и казнена. На престол вступил Берке, еще со времени смерти Батыя оспаривавший власть над Золотой Ордой [149].
Победа Берке в значительной мере была облегчена благодаря поддержке его кандидатуры со стороны мусульманских купцов, привлеченных еще при Батые золотоордынской администрацией в качестве откупщиков дани. Одновременно он нашел поддержку мусульманского духовенства Хорезма и Булгара, желавшего видеть на троне не язычника, а сторонника магометанской религии. Со вступлением на престол хана Берке мусульманские купцы действительно получили доступ ко всем государственным учреждениям, а перед мусульманским духовенством открылось широкое поле для миссионерской деятельности. Вскоре после восшествия на престол Берке начался массовый переход правящей аристократии от шаманства к мусульманству.
Принятие ислама, бесспорно, имело большое политическое и культурное значение для господствующего класса. С принятием ислама в Золотой Орде получила большое распространение в Дешт-и-Кипчаке сравнительно высокая арабская культура. Однако при переходе к новой религии монгольская аристократия прежде всего интересовалась политическими выгодами, поскольку новая религия помогала монгольским феодалам укреплять свое положение. Ислам, внушавший народным массам основное положение Корана — «повинуйтесь богу и тем, кто имеет власть» оправдывал и защищал эксплуатацию зависимого населения монгольскими феодалами. Мусульманское духовенство своими проповедями о необходимости «повиноваться богу» и всем «власть имущим» способствовало усилению господствующих классов и, в первую очередь, власть самого хана.
Правительство Берке с тех пор, как упрочилась власть нового хана, начало борьбу за усиление военно-политического могущества Джучиева улуса среди остальных монгольских государств. Тем более, что после смерти великого хана Менгу (в 1259 г.) для этого создались весьма благоприятная обстановка: в коренном юрте монголов после смерти Менгу два его брата Арык — Буга и Хублай начали оспаривать друг у друга права на трон Чингис-хана. Арык-Буга был объявлен великим ханом на курултае Каракорума, Хублай был провозглашен великим ханом монголов в Пекине. Между обоими претендентами началась ожесточенная борьба за власть» в которой принял участие и Берке, ставший на сторону Арык-Буга [150]. Несмотря на то, что войска Берке и Арык-Буга в одном из сражений разбили Хублая, Хублай добился на курултае признания себя великим ханом.
Берке оставался единственным царевичем из внуков Чингис-хана, отказавшимся признавать Хублая верховным владыкой Монгольской империи и стал действовать самостоятельно, порвав связи с великим ханом. Стремление Берке к превращению Джучиева улуса в самостоятельное государство отразилось на чеканке монеты. Когда Золотая Орда была зависима от коренного юрта, как это было при Батые, золотоордынская монета чеканилась с именем великого хана Менгу. Сам Берке тоже чеканил монеты с именем Арык-Буга. Но как только Хублай стал великим ханом, Берке отказался чеканить монеты с именем великого хана, что было равнозначно непризнанию верховной власти Хублая. В то же время независимость улуса еще не была признана остальными монгольскими царевичами, поэтому свои монеты Берке стал чеканить с именем последнего халифа Насыр-ад-дина, подчеркивая этим, что он, Берке, признает над собой только духовную власть халифов [151].
Перенесение Хублаем столицы монгольских ханов из Каракорума в Хамбалык (Пекин) еще больше содействовало превращению Джучиева улуса в независимое государство. С перенесением столицы в Пекин улусы Монгольского государства оказались оторванными от коренного юрта, и связь между центральной администрацией и администрацией улусов фактически перестала существовать. Правительство хана Берке воспользовалось этой благоприятной обстановкой для усиления государственного могущества Золотой Орды, и без того же являющейся одним из крупнейших государственных объединений, образованных монголами. Пользуясь слабостью других монгольских государств, правительство Берке начинало вмешиваться в дела улусов Чегатая и Хулагу. Так, например, есть указания в источниках об ограблении христианской части населения Самарканда и Бухары войсками Берке, хотя Джучи не имели никакого отношения к этим городам, принадлежавшим потомкам Чегатая [152]. Особенно агрессивной была политика Берке по отношению к только что образованному улусу Хулагу. Она завершилась в конце концов войной [153].
Об этой войне, продолжавшейся почти 100 лет, сохранилось достаточно сведений в сочинениях арабских, персидских и армянских историков, но причины войны все же раскрыты недостаточно. Арабский писатель Эльмуфадаль считал главной причиной отказ Хулагу от уплаты дани, собираемой в Иране и Азербайджане в пользу дома Джучи по обычаю монголов. «Обычай же этот заключается в том, — пишет он, — что всё, добытое в землях, которыми они (татары) овладели и над которыми они властвовали от реки Джейхуна на запад, собиралось и делилось на пять частей; (из них) две части (отдавались) Великому хану, две части
