Владимир Миронов - Древняя Греция

П. Ф. Мола. Разбойник-пират. XVII в.

Всюду царят запустение и разруха. Денег в казне нет. Снабжение затруднено, «на полках магазинов» хоть шаром покати. Демосфен описывает жителей Пирея, что толпятся на Большом рынке «для получения пайка в полсетье ячменной муки». Народ выходит из себя и ненавидит политиков. Значительная часть его голодает. Чиновники живут только за счет взяток. Транспорт перехватывают пираты. Афины почти в блокаде, окруженные со всех сторон теми, кто их ненавидит и является их конкурентом в торговле. Как только рухнула гегемония Афин, ее данники тотчас отшатнулись от нее и норовят побольнее укусить вчерашнего «Большого Брата». Конечно, мы вправе сказать: Афины получили то, что заслужили, развязав империалистическую войну. Но справедливости ради надо бы заметить, что все без исключения рвали друг друга на части (Афины, Спарта, Фивы, Коринф, Персия, Филипп и Александр Македонский, Рим и т.д.). Нельзя воевать против всего мира? Но именно это и демонстрируют все участники описываемых событий. А в итоге Афины и Спарта не выдержали чудовищного напряжения – и надломились.

Крестьянин с быком

Поэтому и к Спарте, которой мы посвятили немало похвальных и лестных слов, которая могла бы восприниматься как образец для подражания (в то время и с оговорками), нельзя не высказать тех же упреков. Да, она не делала культа из богатств и была чужда алчности, старалась сохранить единство греков, вела более трезвую политику в отношении соседних полисов, не стремилась к постоянным захватам, предпочтя господству над всей Грецией, «мудрую воздержанность граждан и верность их отеческим обычаям» (Плутарх). Но свое могущество, немалую военную силу полис использовал не во благо грекам. Плутарховская позиция в отношении Спарты опровергается мнениями других историков, и не без оснований. В конечном счете и спартанцы стали (а правильнее сказать, были) точно такими же империалистами.

Павсаний в «Описании Эллады» говорит о претензиях мессенцев к спартанцам. Описанный им случай никак не вписывается в начертанный образ «благородного спартанца». Некий житель Мессении, Полихар (кстати, олимпийский чемпион), имел стадо коров, которое он отдал спартанцу Эвефну, чтобы тот мог пасти его на своей земле с правом использовать для себя часть прибыли от стада. Однако Эвефн был человеком, который «неправедную корысть ставил выше совести и чести и при всем том был ловкий пройдоха». Он продал купцам стадо Полихара, а тому заявил, что разбойники угнали его стадо вместе с пастухами. Один из пастухов разоблачил ложь. Но негодяй Эвефн, не имея возможности отрицать все эти обвинения, стал просить мессенца прислать сына, чтобы отдать ему деньги за коров. Когда сын Полихара прибыл в Лаконику, Эвефн совершил безбожное дело – не желая расставаться с деньгами, убил сына. Алчность и подлость – в порядке вещей. В России таких случаев – масса!

Выставление умерших

Похоронная процессия

Попытки несчастного отца найти справедливость у царей и эфоров Спарты ни к чему не привели. Те не отдали преступника, защищая отъявленного мерзавца. История, став известной, вызвала справедливый гнев мессенцев, а обезумевший отец стал убивать всех спартанцев, попадавшихся ему в руки. Тут лакедемоняне объявили войну Мессении. Историк Павсаний доносит нам мнение мессенцев о лакедемонянах: «Они утверждают, что лакедемоняне начали войну не из-за этого, но замыслили зло против их страны из-за жадности, как они поступали и в других случаях: они ставили им на вид их поступки с аркадянами, их отношение к аргивянам; их страсть к захватам была ненасытна, и то и дело они отбирали земли у тех и других. Они упрекали лакедемонян и за то, что они первые из эллинов заключили дружбу с варваром Крезом, который посылал им подарки, даже после того, когда он поработил живших в Азии эллинов и даже тех дорян, которые поселились на Карийском материке. Они также указывают, что когда главари фокейцев разграбили святилище в Дельфах, то и спартанские цари, каждый персонально, и многие влиятельные лица в Спарте, вся коллегия эфоров в полном составе, равно как и герусия, приняли участие в разделе сокровищ бога. В особенности же, в доказательство того, что лакедемоняне ни перед чем не останавливались ради выгоды, они упрекают их за позорный союз с Аполлодором, тираном Кассандрии». Результатом этих разногласий явилась кровавая война. Спарта начала ее даже без объявления, коварно напав на один из городов Мессении – Амфею. Войдя в открытые ворота города (никто из мессенцев их не охранял), спартанцы поубивали тех, кто не успел бежать из города, кого спящими в постелях, а кого в храмах, у алтарей богов. Так что, как видим, «достославная» Спарта – отнюдь не идеал устройства.

Мы уже не говорим о ненависти спартанцев к илотам. Лакедемоняне коварно и подло завлекли в западню 2000 илотов (под предлогом дарования им свободы). В самой Спарте тиран Набис, истребляя противников, решил изгнать всех богатых граждан. Так и сделал, роздав их имущество своим верным наемникам. Понятно, что Греция при такой ситуации просто не могла рассчитывать, что свободу удержит своими силами. Она вынуждена была обратиться к варягам. Призвали на помощь властителя части Азии, Деметрия Полиоркета (род. в 336 г. до н.э.), ставшего протектором Коринфского союза. В 294 году до н.э. он уже был царем Македонии. Избавив Афины от другого завоевателя, Кассандра, тот обосновался в Акрополе, в храме Парфеон. Царь даже изволил шутить, говоря, что Афина – это его старшая сестра, позволяющая делать все, что ему захочется. Храм богини-девственницы стал напоминать развеселый притон, где дни и ночи напролет толпились флейтисты, льстецы, гетеры, откуда по вечерам были слышны пьяные крики, музыка и песни. Здесь решалась судьба Греции – и боги равнодушно взирали на сей позор.

Ранее говорили о том уважении, с которым древние греки относились к богам. Говорилось о том, что порой они уделяют внимание делам земным и небесным. Разумеется, их любили и почитали, как любим мы старые привычные вещи, как любят дети свои игрушки, прежде чем, вдоволь наигравшись, сломать их и бросить. Солон приобрел известность в Элладе речью, в которой он требовал охранять дельфийский храм и не позволять жителям Кирры издеваться над оракулом. Но в глубине души, будучи трезвыми и разумными людьми, греки не очень-то верили им. Софокл в одной из своих трагедий («Филоктет») устами героя прямо заявляет:

Поэтому, когда, к примеру этоляне, захватили общегреческие святилища Дий, Додону, они, не колеблясь, безжалостно разграбили и сожгли храм, где столько веков благоговейно молились перед алтарями их предки. Вождя грабительского похода не только не осудили и не признали нечестивцем, но даже превозносили как доблестного мужа и славного героя. Или же приведу другой пример. Властитель Сиракуз Дионисий отправляет на кораблях изваяния из золота и слоновой кости в Олимпию и Дельфы. Сей священный груз предназначен богам и храмам. Однако афинский флот под командованием стратегов Тимофея и Ификрата по-пиратски настигает в море сиракузские корабли и овладевает ими. Не зная, как поступить с захваченной добычей, Ификрат все же направляет запрос в Афинское народное собрание. Какой совет дает ему собрание граждан? Казалось бы, греки должны свято почитать богов соотечественников. Афиняне приказывают ему не умствовать и не заниматься религиозными рассуждениями. Пусть лучше подумает над тем, как накормить воинов. Вняв мудрому совету, Ификрат продает с публичных торгов драгоценности, принадлежащие богам, пуская в ход золотые изделия в общем-то для благородной цели – обеспечения воинов, сражающихся за Афины. Конечно же, Дионисий при этом возмущается и даже горько упрекает афинян за то, что они «кощунственно оскорбили величайших богов – Аполлона Дельфийского и Зевса Олимпийского». А разве не так же будут упрекать и революционеров в России, пустивших драгоценности и золото церквей на развитие и индустриализацию. Они понесли в дальнейшем наказание. Гнев богов привел к краху безбожной власти. Те хотя бы отдавали народу награбленное, нынешние революционеры все взяли себе.

Развалины храма в Дельфах

Впрочем, ведь и греков можно понять… Чем заняты их драгоценные боги в те времена, когда не дерутся? Любовными похождениями. Создается впечатление, что этим бездельникам просто нечего делать, кроме как увиваться за дамами… При этом они меняют свой облик, чтобы предстать перед женщиной в каком-то новом обличье, готовы ради этого перевоплотиться в зверя или птицу (протеизм и териоморфизм). Зевс, которого его будущая жена, Гера, вначале отвергала, сумел соблазнить ее только с помощью обмана, когда он принял облик пестрой кукушки. Гера пожалела одинокую и прижала к груди. Ну а далее, когда Зевс принял свое мужское обличье, трудно было сопротивляться. В мифе о Леде Зевс принимает облик лебедя. Немезиду, которая прячется от него рыбкой в воде, он настигает в облике бобра. Ей не помогли ее превращения и в конце концов ее, гусыню, настигает Зевс-лебедь. В облике лебедя Зевс и вступает в интимную связь с Ледой. Конечно, наиболее известен миф о Европе. Влюбившись в дочь финикийского царя Агенора Европу, Зевс принял облик белоснежного быка с жемчужными рожками. Европа, восхищенная красотой и внешней кротостью белого быка, стала с ним играть. Во время шаловливых забав она забралась на спину этому красивому быку.