53
The Trotsky's Papers, v. 1, pp. 48-55.
Пятый Всероссийский съезд, с. 36; Свердлова. Я. М. Свердлов, с. 360.
Еще до начала работы съезда левые эсеры предупреждали, что если у них и не будет на съезде большинства, то только за счет «разъяснительной» тактики мандатной комиссии. «Тактика мандатной комиссии вызывает среди левых эсеров сильное недовольство; они предполагают выступать на съезде с решительным протестом против допущенных ею нарушений и проявленного ею пристрастия при проверке мандатов». На этой почве и ожидалось всеми «первое крупное столкновение между большевиками и левыми эсерами», причем было ясно, что «оппозиция левых эсеров будет вообще носить на этом съезде более решительный и уверенный характер», поскольку «рост их представительства, оказавшийся неожиданным не только для большевиков, которые предвещали им на предыдущем съезде полное банкротство партии, но и для них самих, окрылил их надежды» и они были намерены «дать большевикам решительный бой и по вопросам внешней политики, и по ряду вопросов внутренней политики советской власти» (Накануне съезда Советов. — Свобода России, №60, 3 июля 1918, с. 2).
Троцкий. Сочинения, т. 17, ч. 1, прим., с. 715.
Пятый Всероссийский съезд, с. 37.
Ленин. ПСС, т. 36, прим., с. 628-629.
Свердлов. Избранные произведения, т. 2, с. 236; Свердлов. Из бранные статьи и речи, с. 91. Одним из таких вопросов было введение смертной казни.
Отклики печати. — Свобода России, № 64, 5 июля 1918, с. 1.
«Тысячу раз неправа Спиридонова, когда подносила вам отдельные факты, что она была у меня, будто бы унижалась и просила... Должна быть плоха эта партия, если ее лучшие представители унижаются до сказок. У меня лежит письмо тов. Спиридоновой — она очень часто обращалась ко мне письменно — это письмо я завтра же найду и передам» (Ленин. ПСС, т. 36, с. 497; Ленин. Сочинения. 4-е изд., т. 27, с. 424-425). Ленин, разумеется, «завтра же» письма не нашел и не передал, а совсем наоборот — арестовал Спиридонову и разогнал партию левых эсеров.
Однако вряд ли вслед за Адамом Уламом стоит связывать реакцию левых эсеров на речь Ленина и «восстание» левых эсеров (Ulam. The Bolsheviks, p. 424; он же. A History of Soviet Russia, p. 33.) По свидетельству присутствовавшего на съезде Локкарта, многие левые эсеры восторженно аплодировали речи Ленина (Локкарт. Буря над Россией, с. 291). Наконец, не меньшей агрессивностью отличались на съезде большевики, и можно также предположить, что большевики «готовили восстание против левых эсеров».
Пятый Всероссийский съезд, с. 74.
Вот отрывок из этой речи: «...Я, которая с самого начала выхода из тюрьмы спаялась с ними в борьбе, я в партии социалистов-революционеров была без передышки и делала очень много (смех) для того, чтобы расколоть партию социалистов-революционеров, чтобы отмежеваться от правых... Я, связанная с крестьянством, вы знаете, как сильно, я с искренностью, в которой вы не можете сомневаться (голос: «Нахалка!»), вы, товарищи, большевики, крестьяне...» (там же, с. 55). Шум в зале не дал ей закончить фразы. В этом месте большевики устроили обструкцию оратору и сорвали речь.
Как и во время разгона Учредительного собрания, Ленин внешне хотел выглядеть спокойным. Он «сидел за столом, читая что-то, почесывал темя и не обращал никакого внимания» на «слова и выкрики» Спиридоновой (Е. 6 июля — в Большом театре, с. 12).
Это подтверждается мемуарными источниками. Свердлова пишет, что «отношения с левыми эсерами после Четвертого съезда Советов» и «выхода представителей левых эсеров из Совнаркома все ухудшались. Яков Михайлович постоянно говорил, что и во ВЦИК с ними стало невозможно работать» (Свердлова. Я. М. Свердлов, с. 356).
Правда, не все считали слияние левых коммунистов и левых эсеров возможным. «Что касается левых коммунистов, — писал современник, — то они, вопреки сообщениям газет, ни в какие соглашения с левыми эсерами не вступали и не могут вступать. Их разногласия с большинством потеряли в настоящее время свою остроту, и разница между ними и большинством — только в оттенках. Партийная же дисциплина среди большевиков так велика, что голосовать коммунисты во всяком случае будут с большинством своей партии, а не против него» (Накануне съезда Советов. — Свобода России, № 60, 3 июля 1918, с. 2).
Бюллетень оппозиции, апрель 1938, № 65, с. 13-14.
Правда, 15 декабря 1923, № 285; 16 декабря 1923, № 286.
Там же, 3 января 1924, № 2. Заметим, что все это писалось еще при жизни Ленина.
Гусев. Партия эсеров, с. 216.
Решение послать Иоффе в Германию было принято на заседании ЦК 7 апреля (Аникеев. Деятельность ЦК РСДРП(б), с. 244).
Иоффе считался одним из лучших советских дипломатов и экспертом по Германии.
До войны Мирбах много лет был советником германского посольства в Петербурге, а после Октябрьского переворота, когда заключено было советско-германское перемирие, стоял во главе комиссии по восстановлению экономических отношений и обмену гражданских пленных. Последнее оставалось важнейшей частью его дипломатической миссии вплоть до убийства: возможно скорее вернуть на родину немецких военнопленных и гражданских интернированных, а также отправка в Германию репатриантов из многочисленных в России немецких поселений (АИГН, 198/19). В январе 1918 года Мирбах прибыл в Петроград именно «как председатель комиссии по регулированию вопроса о военнопленных, убитых и т. п.» (АИГН, 51/32).
Советское правительство дало понять Германии, что оно не намерено попустительствовать нарушениям германской стороной условий Брест-Литовского мира: Чичерин передал по радио МИДу Германии ноту протеста. В ней обращалось внимание на то, что «в южной полосе Российской республики происходит дальнейшее продвижение к северу германских войск и связанных с ними украинских отрядов». В ноте говорилось, что «ввиду этих обстоятельств советское правительство сочло себя вынужденным мобилизовать необходимые силы для обеспечения свободы и независимости Российской республики, угрожаемой ныне в тех пределах, которые определены были Брест-Литовским договором».
Документы германского посла в Москве Мирбаха, с. 123-124;
Горохов и др. Чичерин — дипломат ленинской школы, с. 87.
Голинков. Крушение антисоветского подполья в СССР, с. 183.
Таково, по крайней мере, было мнение Мартова, который указывал, что это «всем известно» (АИГН, 51/32).
«Москва, священный город, символ царской власти, святыня православной церкви, — писал Мирбах, — в руках у большевиков стала символом самого вопиющего нарушения вкуса и стиля, вызванного русской революцией. Тот, кто знал столицу в дни ее славы, с трудом узнает ее сейчас. Во всех районах города, а особенно в центральном торговом квартале, стены домов испещрены дырками от пуль — свидетельство боев, которые велись здесь. Замечательная гостиница Метрополь превращена артиллеримским огнем в груду развалин, и даже Кремль жестоко пострадал. Сильно повреждены отдельные ворота.
На улицах жизнь бьет ключом, но впечатление, что они населены исключительно пролетариатом. Хорошо одетых людей почти не видно — словно все представители бывшего правящего класса и буржуазии разом исчезли с лица земли. Может быть, это отчасти объясняется фактом, что большинство из них пытается внешне приспособиться к нынешнему виду улиц, чтобы не разжигать страсти к наживе и непредсказуемых эксцессов со стороны нового правящего класса. Православные священники, раньше составлявшие значительную часть прохожих, тоже исчезли из виду. В магазинах почти ничего не купишь, разве что пыльные остатки былой роскоши, да и то по неслыханным ценам. Главным лейтмотивом всей картины является нежелание работать и праздношатание. Так как заводы все еще не работают, а земля все еще не возделывается — по крайней мере, так мне показалось во время моего путешествия — Россия, похоже, движется к еще более страшной катастрофе, чем та, которая уже вызвана революцией.
