Ознакомительная версия.
В то время Рустам не больше интересовался арабами, чем Омар персами; он по-прежнему разбирался с внутренними проблемами и в следующие полтора года ничего не предпринимал, кроме небольшого набега. Но к осени 636 года стратегическая ситуация изменилась: последняя из великих византийских армий понесла жестокое поражение в Сирии; Дамаск и Антиохия перешли в руки сарацин, Иерусалим и Кесария находились в осаде. Чтобы положить конец нависшей угрозе, Рустам начал собирать войска.
Как обычно, вести оказались проворнее солдат, и Омар приступил к мобилизации не только для того, чтобы защитить братьев арабов, но и не дать врагу отрезать пути к новым сирийским владениям. Командующим был назначен старый товарищ пророка Ca'ад ибн Абу Ваккас, страдавший нарывами. Вскоре после его прибытия на место умер Мусанна, и по арабской традиции Са'ад заручился преданностью бакров, женившись на его вдове. Собрать армию оказалось не так просто; по всему полуострову стали говорить о плодородных полях Сирии как о земном рае, и первая волна переселенцев уже омывала ее берега. Безусловно, высокий религиозный долг призывал разгромить неверных во имя пророка, но надо было позаботиться и о семье; семейные ценности тоже были записаны в Коране. Са'ад, вероятно, собрал не больше 6 тысяч человек (хотя в летописях назывались заоблачные цифры). К тому времени, как Рустам перешел Евфрат и стал лагерем на севере от болот близ Кадисии, на самой границе возделанной земли, наступил май (или июнь) 637 года.
Арабы повествуют о том, как мусульмане отправили четырнадцать послов, дошедших до царя Иездигерда и потребовавших, чтобы персы либо приняли их религию, либо заплатили подушную подать. Жители Ктесифона презрительно посмеялись над потрепанными и незатейливыми одеяниями послов. Иездигерд заметил, что приказал бы обезглавить их, не будь они послами, и с чувством высказался насчет арабских обычаев.
Глава посольства сказал: «Истинно ты говоришь, правитель. Что бы ты ни говорил о прежней жизни арабов — правда. Они питались зелеными ящерицами и живьем хоронили своих новорожденных дочерей. Но Господь в своей милости послал нам святого пророка и святую книгу, что учит нас истинной вере. И теперь нас послали предложить тебе принять либо нашу веру, либо сражение».
Персы дали послам по мешку грязи на человека; те положили свою ношу перед Са'адом как предзнаменование: «Ибо земля есть ключ к империи».
Войско Рустама насчитывало гораздо больше воинов, чем арабское, и Са'ад, по-видимому, не желал сражаться до прибытия из Сирии обещанных подкреплений. Но в сарацинской армии провизия начала подходить к концу, отряд фуражиров отправился наловить в реке рыбы, персы атаковали, и Са'ад понял, что пора построиться для боя. Потеха началась с того, что несколько персидских воинов выехали вперед с криками: «Один на один!», вызывая мусульман на поединок в соответствии со своим обычаем. Поскольку единоборство не противоречило тактической системе Халида, у арабов не было недостатка в желающих помериться силами, но исход поединков, как правило, решался в пользу лучше снаряженных персов. Стычкам не было конца, и Рустам понял, что так никогда не начнется общий ближний бой по всей передней линии, которого он добивался. Помня о «битве на мосту», он приказал вывести слонов. Арабские скакуны снова пришли в ужас; последовало сражение, продолжавшееся до вечера, силы Са'ада были отброшены назад и рассеяны, от полного уничтожения их спасло только то, что слонов задержали несколько пеших лучников.
Армия, которую не вдохновлял мусульманский фанатизм, могла бы сломаться, но за ночь Са'аду удалось собрать своих людей воедино не без уверений в том, что помощь из Сирии уже близка. Забрезжил рассвет; арабы вновь вышли на поле свободным строем, и весь день шла битва, состоявшая из перестрелок и стычек согласно излюбленной тактике Халида. В этом бою легкая конница получила преимущество над тяжелой; утверждается, что персы понесли в пять раз больше потерь, чем мусульмане, но ни та ни другая сторона не добилась существенного перевеса, когда спустилась ночь второго дня.
Той ночью в обоих лагерях царила тревога. Са'ада так беспокоили его нарывы, что весь предыдущий день он еле оставался на коне и был не способен сохранять присутствие духа, незаменимое в арабской армии, где личность предводителя имеет первостепенное значение. Основной сирийский контингент так и не прибыл, и до его подхода неприятель будет сохранять численное превосходство. Состоялся мрачный совет; Са'ад передал командование полевыми силами Ка'ке ибн Амру, командиру сирийцев; можно представить себе, как от бивака к биваку побежали во тьме гонцы с вестью о перемене.
В персидском лагере Рустам по-прежнему рассчитывал на победу, но его очень волновало то, что в этой хаотической пустынной стычке он не может сосредоточиться на каком-нибудь надежном плане действий. У врага не было ни порядочного лагеря, на который можно было бы напасть, ни коммуникаций, от которых его можно было бы отрезать. За ночь к нему подошли подкрепления, в том числе прибавились слоны, что, безусловно, явилось результатом его доклада о первом дне сражения. Утром слонам предстояло стать главной ударной силой в битве с путаным сарацинским построением; когда персы вышли на поле, к которому в облаках пыли приближались мусульмане, животных поставили впереди и в центре.
Но теперь персам пришлось иметь дело не только с пустынными арабами, никогда не видевшими слонов, но и с сирийскими воинами, многим из которых довелось послужить в византийской армии и досконально изучить науку обращения со слонами. Они стали пугать и раздражать громадных тварей уколами стрел и копий, сирийцы даже отважились напасть на них пешими с копьями и мечами, метя в глаза и хоботы. Слоны — обоюдоострое оружие; в паническом бегстве они понеслись по шеренгам персов, сметая все на своем пути; в оставленные ими разрывы Ка'ка бросает свои отряды.
Но персы не сдались сразу. Рустам покинул официальное место на троне, чтобы сесть на коня и лично повести в новое наступление свои шеренги. Персы были отброшены к широкому каналу, где битва продолжалась и с наступлением темноты, ибо арабы, уже уверенные в победе, продолжали наступать малыми группами то в одном, то в другом месте. Битва во мраке получила название «Ночи лязга» или «Ночи бреда», «потому что все хватали друг друга за бороду». Наверное, под непроницаемым покровом темноты разыгралась беспорядочная рукопашная, в которой достоинства персидского вооружения оказались бесполезны, и сарацины получили преимущества.
С рассветом началась песчаная буря, песок летел в лица персов. Рустам укрылся от нее среди верблюдов вещевого обоза; с одного верблюда на него упал мешок с деньгами и поранил спину; Рустам нырнул в канал, надеясь спастись вплавь. В этот миг появился араб по имени Хиллал ибн Алкама. Он за ногу вытащил персидского военачальника из канала и отрезал ему голову, потом подбежал к трону, который к тому времени уже был в руках мусульман, и взобрался на него с криком: «Во имя Господа я убил Рустама!»
Это был последний удар; остатки персидской армии обуял панический страх. Но им некуда было бежать; сотни персов в тяжелом вооружении утонули в канале, тысячи полегли с перерезанным горлом вдоль его берегов на открытой местности, где арабы не имели желания щадить жизни сдавшихся на милость победителя.
V
Добыча превзошла все ожидания, поскольку каждый персидский воин брал с собой все ценности, которые мог увезти, и армия Рустама везла немалую казну. Когда до Медины начали доходить известия о трофеях, а затем сами трофеи, которые можно было пощупать руками, Омар и его советники решили, что все-таки стоит заняться Персией. Са'ада, чья армия отдыхала после победы, отправили на обустройство военной колонии в Куфе, недалеко от места битвы, для дальнейшего продвижения.
Хира сдалась почти без боя; когда мусульмане продвинулись в глубь страны между Тигром и Евфратом, оказалось, что местные условия очень похожи на Сирию — население из арамейских крестьян, находившихся под экономическим и религиозным гнетом владык-ариан и обрадовавшихся вторжению родственного народа. Завоевателям удалось занять Ирак без особого сопротивления; затем они продолжали наступление в сторону Тигра. Когда Иездигерд предложил провести новую границу вдоль русла реки и получил отказ, он перенес столицу из Ктесифона и удалился в горы.
Второй персидской империи пришел конец. Потерянный трон главнокомандующего можно заменить, но нельзя возродить священный символ Дирайш-и-Кавьяни, отправленный в Медину и там разрезанный на куски. С его утратой национальному духу персов был нанесен удар не менее сокрушительный, чем уничтожением Ираклием великого огненного храма. Невозможно было найти замену воинам, погибшим при Кадисии в огромном количестве. Эту потерю, как и утрату священного символа, нужно прибавить к тем, что Персия понесла в войне с Византией и последовавших за ней общественных беспорядках. Высшее сословие было еще более ослаблено, чем английская знать после Войны Алой и Белой розы, а в государстве не существовало класса, подобного свободным фермерам, из которого могла бы вырасти новая элита.
Ознакомительная версия.
