Мы уже охарактеризовали в общих чертах организацию и деятельность разведорганов накануне и во время войны. Теперь посмотрим, как была организована служба контрразведки.
Вплоть до начала XX века в Российской империи отсутствовала четкая организация контрразведки. Борьбой с иностранными шпионами занимались одновременно Главный штаб, полиция, жандармы, а также заграничная, таможенная и корчемная стража. Специального органа военной контрразведки тогда не существовало. В Военном министерстве контрразведкой занимались те же офицеры Генерального штаба, в ведении которых находилась разведка. Некоторых шпионов удавалось разоблачить благодаря сведениям, полученным от зарубежной агентуры, как, например, в деле А. Н. Гримма[#].
Однако государство не выделяло Главному штабу на борьбу со шпионажем никаких специальных ассигнований, а содействие в финансовом отношении Департамента полиции имело формальный характер[151].
Кроме того, по мере развития в России революционного движения полиция и жандармы переключались в основном на борьбу с ним, уделяя все меньше внимания иностранным разведкам.
К началу Русско-японской войны японцы наводнили своими агентами все более или менее важные пункты намеченного ими театра военных действий. В Маньчжурии и Уссурийском крае японские шпионы проживали под видом торговцев, парикмахеров, прачек, содержателей гостиниц, публичных домов и т. д.
В 1904—1905 гг. русская контрразведка из-за отсутствия должной организации оказалась не в состоянии успешно противостоять вражеской агентуре.
В районе действующей армии контрразведывательная служба была полностью децентрализована[#]. Не хватало кадров и денег. Контрразведчикам не удалось завербовать опытных осведомителей и внедрить в японские разведорганы своих людей. В результате они были вынуждены ограничиться пассивной обороной, заключавшейся в аресте агентов противника, захваченных с поличным[152].
В периодической печати за 1904—1905 гг. иногда попадаются сообщения о разоблачении японских агентов не только в действующей армии, но даже в Петербурге и других крупных городах. Однако их немного. Следует все же отметить, что к концу войны благодаря инициативе отдельных лиц работа японской разведки стала иногда давать осечки[153]. Тем не менее общая картина оставляла желать лучшего[#].
Успехам японской разведки, помимо пассивности и плохой работы русской контрразведки, в огромной степени способствовали безответственность средств массовой информации и отсутствие должного контроля за утечкой секретных сведений из Военного министерства. Разглашение планов военного ведомства достигло в описываемый период поистине колоссальных размеров. Например, 12 января 1904 г. корреспондент японской газеты «Токио Асахи» сообщил в свою редакцию, что согласно циркулирующим в Порт-Артуре слухам в случае войны главнокомандующим русскими сухопутными войсками на Дальнем Востоке будет назначен нынешний военный министр генерал-адъютант А. Н. Куропаткин, а военным министром вместо него станет начальник Главного штаба генерал-адъютант В. В. Сахаров[154]. (Именно так и произошло в скором времени.) Утечке информации в немалой степени способствовало отсутствие должного контроля за деятельностью состоящих при русской армии иностранных военных атташе. В 1906 г. генерал-майор Генерального штаба Б. А. Мартынов писал по этому поводу: «Положение иностранных военных агентов в нашей армии было совершенно ненормальное. В то время как японцы держали их под постоянным контролем, показывая и сообщая лишь то, что находили для себя полезным, у нас им была предоставлена почти полная свобода»[155].
Это усугублялось тем, что многие чины военного ведомства крайне безответственно относились к сохранению секретной информации. Примером несдержанности и безответственности может служить поведение одного из высших руководителей военной разведки, начальника военно-статистического отдела Главного штаба генерал-майора В. П. Целебровского. Как известно, в период Русско-японской войны обострились отношения России с Великобританией, являвшейся союзником Японии. В 1904 г. усилилась военная активность англичан в государствах, граничащих с нашей Средней Азией, в результате чего Главный штаб предпринял ряд мер по усилению боеготовности Туркестанского военного округа[156]. В сентябре 1904 г. военный атташе одного иностранного посольства посетил по делу в Главном штабе генерал-майора Целебровского. Во время беседы с ним иностранец пристально смотрел на висевшую рядом карту Кореи: «Напрасно Вы присматриваетесь к карте Кореи, – сказал генерал Целебровский. – Лучше взгляните вот на эту карту Средней Азии, где мы готовимся вскоре побить англичан». Замечание это произвело настолько сильное впечатление на военного атташе, что он непосредственно из Главного штаба отправился в английское посольство, чтобы осведомиться: в какой степени справедливо известие о предстоящей войне России с Англией, так откровенно переданное ему лицом, занимающим высокое положение в военной иерархии[157].
Из-за отсутствия необходимого контроля со стороны самих военных сведения секретного характера легко становились достоянием российской печати, которая в то время являлась одним из наиболее ценных источников информации для любой иностранной разведки. Приведем выдержку из отчета разведотделения штаба 3-й Маньчжурской армии: «Печать с каким-то непонятным увлечением торопилась объявить все, что касалось наших Вооруженных сил „...“ Не говоря уже о неофициальных органах, даже специальная военная газета „Русский инвалид“ считала возможным и полезным помещать на своих страницах все распоряжения Военного министерства. Каждое новое формирование возвещалось с указанием срока его начала и конца. Все развертывание наших резервных частей, перемещение второочередных формирований вместо полевых, ушедших на Дальний Восток, печаталось в „Русском инвалиде“. Внимательное наблюдение за нашей прессой приводило даже иностранные газеты к верным выводам, – надо думать, что японский Генеральный штаб „...“ делал, по сведениям прессы, ценнейшие заключения о нашей армии»[158]. Подобное поведение прессы объяснялось несовершенством российской военной цензуры.
Остановимся более подробно на этом вопросе. 1 февраля 1904 г. при Главном управлении по делам печати Министерства внутренних дел состоялось совещание по вопросу организации военной цензуры во время Русско-японской войны. На совещании присутствовали представители Военного и Морского министерств[159]. В результате был выработан план организации системы военной цензуры на время военных действий. Сущность его заключалась в следующем: все известия и статьи, предназначенные к помещению в периодические издания и касающиеся военных приготовлений, передвижения войск и флота, а также боевых действий, подлежали предварительному рассмотрению компетентными военными властями, а именно: полевым и морским штабами наместника на Дальнем Востоке, Особой комиссией из чинов Военного и Морского министерств, с участием Главного управления по делам печати и аналогичных комиссий при штабах военных округов. Основное внимание уделялось цензуре телеграмм о ходе военных действий[160].
3 февраля 1904 г. начала свою работу Петербургская особая комиссия[161]. Первоначально она заседала в здании Главного штаба, но вскоре перебралась на Главный телеграф, что было удобно для телеграфного ведомства и давало выигрыш во времени при передаче разрешенных комиссией телеграмм в редакции газет[162]. Одновременно с работой в комиссии члены ее (офицеры Генерального штаба) продолжали выполнять свои прежние должностные обязанности, связанные со службой в Главном штабе.
Вскоре аналогичные комиссии были организованы при штабах военных округов. Созданы должности цензоров на театре военных действий. Они также не были освобожденными. Во многих случаях обязанности цензоров выполняли адъютанты разведывательных отделений (как, например, граф А. А. Игнатьев). После разделения маньчжурских войск на три армии при каждой из них была учреждена временная военная цензура[163]. Общее руководство военной цензурой находилось в компетенции представителя Военного министерства при Цензурном комитете генерал-лейтенанта Л. Л. Лобко.
Как видим, система военной цензуры существовала и, на первый взгляд, выглядела вовсе не плохо. Тем не менее работала она крайне неэффективно. Основными факторами, обусловившими неэффективность системы военной цензуры в описываемый период, были дезорганизация в работе ее центральных и местных органов, отсутствие четкой регламентации во взаимоотношениях цензурных комиссий и средств массовой информации, а подчас и простая халатность.
