В представленном выше изложении нарисована, надо признать, благостная картина. Щедрые и человеколюбивые представители царствующего дома заняты благотворительностью и просвещением. Однако это в самом деле так. Это так несмотря на чрезвычайно напряженную обстановку в России в эти годы. По-видимому, ИЭМ был первым собственно научным институтом в России. В самом деле, как отмечено в предыдущей главе, Еленинский Клинический институт, как и Ветеринарные институты были предназначены для использования новейших достижений науки. Для собственно научных исследований они подходили мало. Мотивы, обстоятельства, история создания ИЭМ весьма замечательны. Первая глава упомянутой выше книги, выпущенной к 100-летию ИЭМ [1], написанная Ю. П. Голиковым и К. А. Ланге, называется: «Становление первого в России исследовательского учреждения в области биологии и медицины». Я в значительной степени основываюсь на тексте этой главы. «В ноябре 1885 г. своей взбесившейся собакой был укушен гвардейский офицер Д. По распоряжению А. П. Ольденбургского (командира Гвардейского корпуса) его направили в сопровождении военного врача Н. А. Круглевского (1844-1907) в Париж для лечения. Круглевскому было также поручено ознакомиться с приемами приготовления „яда бешенства". ...Тогда же с целью распространения в России открытого Пастером способа борьбы с водобоязнью, Ольденбургский поручил ветеринарному врачу К. Я. Гельману (1848-1892) (выпускнику Дерпт- ского ветеринарного института) осуществить опыты прививки (от) бешенства офицеру, укушенному собакой, и приступить к пассивированию „яда", как тогда назывался вирус бешенства, на кроликах. Лаборатория для проведения первых в России научных исследований в области антирабического дела была организована при ветеринарном лазарете лейб-гвардии конного полка, размещавшемся в здании на углу Конногвардейского (Профсоюзов) бульвара и Благовещенской (Труда) площади. Первое заражение кролика вирусом бешенства было осуществлено Гельманом 20 ноября 1885 г., а к моменту возвращения Круглевского из Парижа в лаборатории имелся вирус девяти генераций. Для ускорения подготовительных работ и открытия станции Пастер передал Гельману двух кроликов с 115 и 116 генерациями вирусов и направил в Петербург препаратора А. Лоара и химика Пердри». Очень интересны приведенные выше даты событий. Первые «в истории человечества» прививки против бешенства были проведены лишь за несколько месяцев до этого. 4 июля 1885 г. в лабораторию Пастера привезли 9-летнего мальчика Жозефа Мейстера с многочисленными укусами бешеной собаки - первая прививка человеку в Париже. Доклад Пастера о двух успешных случаях на заседании Французской академии и Академии медицинских наук был 27 октября 1885 г. 1 марта 1886 г. он сделал доклад об успешном лечении 350 больных. Уже изобретен телеграф. Весь мир взволнован этими событиями. Еще далеко не полностью были разработаны методы прививки. Но российские исследователи были инициативны и деятельны. Речь шла не только о борьбе с бешенством, но о проблеме борьбы с инфекционными болезнями вообще. Для этого А. П. Ольденбургский считал нужным создать специальный научный институт. Но сначала нужно было наладить работу по борьбе с бешенством. Работа по пассивированию полученного из Парижа вируса началась 13 июня, а спустя месяц 13 июля 1886 г. станция была официально открыта. Станция была создана на средства Ольденбургского. Сначала было всего два сотрудника — К. Я. Гельман и Н. А. Круглевский. С октября 1986 г. вместо Круглевского - врач В.А.Краюшкин (1854-1920), возглавлявший противорабическую станцию до 1920 г. Работы на станции быстро развивались - к концу 1886 г. сделаны прививки 140 пострадавшим. Годовой бюджет 18 тысяч руб. В книге [1] приводится часть текста речи Петербургского городского головы В.И.Лихачева 18 марта 1887 г. на заседании Городской думы. В этой речи интересна не только высокая оценка деятельности станции, но и сам уровень понимания проблемы: «Кроме постоянной текущей работы по наблюдению за животными, по приему больных и приготовлению яда для предохранительной прививки людям... на петербургской станции разрабатывается в широких размерах вопрос о бешенстве вообще и лечении этой болезни. И в то же время производятся исследования не только бешенства, но и других заразительных болезней. Так с целью изучения сифилиса старший врач городской Калинкинской больницы доктор Шперк проводит с июня 1886 г. последовательный ряд опытов над обезьянами, которые тоже содержатся на станции. А после поездки в ноябре 1866 г. принца А. П. Ольденбургского с д-ром Шперком и магистром Гельманом во Францию, к Пастеру, для личного ознакомления с вопросами перенесения сифилиса на животных и об изменении методов предохранительных прививок бешенства и сибирской язвы, магистр Гельман начал производить контрольные опыты с целью определить ее (?) силу и предохранительные свойства». Каков Городской голова! Мы теперь говорим «мэр». Нам бы в научном центре такого! Итак, «пастеровская станция» с самого начала имела задачи более широкие - не только борьбу с бешенством. Необходимость создания специальных научных институтов стала понятной почти одновременно во Франции, Германии, Англии и России. Была объявлена международная подписка по сбору средств для создания Пастеровского института в Париже. Российское правительство пожертвовало 100000 франков (40000 р.). Пастер был награжден орденом Анны 1-ой степени. Всего было собрано более 2 млн франков, и в 1888 г. Пастеровский институт в Париже был открыт. Вскоре в Германии создается «Гигиенический институт народного здравия» руководимый Р. Кохом. Ведется подготовка Листером к открытию подобного института в Англии. Подобный институт в России и задумал А. П. Ольденбургский. Это бесспорно проявление «духа времени» - А. П. Ольденбургский был не единственным представителем России, заинтересованном в работах Пастера. Почти одновременно с Ольденбургским аналогичные настроения охватывают многих прогрессивных граждан России. Молодой врач Николай Федорович Гамалея, будучи с февраля 1886 г. по поручению Одесского общества врачей в Париже у Пастера, оказал ему существенную нравственную и научную поддержку [1]. В 1886 г. при активном содействии Пастера в России открыто 6 пастеровских станций. Какой темп! - в мае 1886 г. в Одессе, 17 июня в Варшаве, 2 июля в Самаре, 13 июля в С.Петербурге, 17 июля в Москве при Александровской больнице, 19 июля в Москве при Генеральном военном госпитале. Пастер лично координировал деятельность русских станций. Но особенно активным было общение с А. П. Ольденбургским и его сотрудниками. Как отмечает Т. И. Ульянкина [3], до конца века в России была создана, наряду с ИЭМ, целая сеть более узко специализированных, бактериологических институтов. Так за счет казны были учреждены: Бактериологический институт Московского Университета, Бактериологическая лаборатория Женского медицинского института в С.-Петербурге, Военно-медицинская лаборатория Кавказского военного округа. На средства земств: Харьковский бактериологический институт (1894), Одесская городская бактериологическая станция, Екатеринославский институт Смоленского губернского земства (1911), Казанский бактериологический институт (1900), Томский бактериологический институт. На средства частных лиц: Еленинский Клинический институт, Бактериологический институт Ф. М. Блюменталя в Москве, Институт д-ра Н. И. Власьевского — «Иммунитет» в Москве, Институт Белоновского, Маслаковца и Либермана в С.-Петербурге. В 1911 г. Н.Ф.Гамалея создал Бактериологический институт в С.-Петербурге на свои средства.
* * *
Однако все эти институты несравнимы по масштабам с ИЭМ-ом. Замысел Ольденбургского был весьма широк. Он хотел пригласить И. И. Мечникова в качестве директора будущего института. Мечников предпочел работу в Париже в институте Пастера — возглавил там Отдел морфологии низших организмов и сравнительной микробиологии. Принц обратился к Александру III (троюродному брату) с просьбой разрешить организовать в Петербурге институт, подобный Пастеровскому в Париже и 1игиеническому в Берлине. Последовала резолюция, примерно такая: «Согласен, за твой счет». Для определения структуры и направлений научной деятельности будущего института А. П. Ольденбургский организовал специальный комитет в составе: 1. Профессор Еленинского института В. К. Анреп - физиолог и токсиколог, ученый секретарь и совещательный член Медицинского совета МВД; 2. Директор Еленинского института, профессор М. И. Афанасьев - бактериолог; 3. Магистр ветеринарии К. Я. Гельман, сотрудник Пастеровской прививочной станции; 4. Доктор медицины В. А. Краюшкин, сотрудник Пастеровской прививочной станции; 5. Профессор кафедры Фармакологии Медико-хирургической академии И. П. Павлов; 6. Профессор Еленинского института, директор Института органопрепаратов [8], совещательный член Медицинского совета МВД, А. В. Пель - фармацевт и фармаколог; 7. Равный врач Калинкинской больницы, внештатный сотрудник Пастеровской прививочной станции Э. Ф. Шперк - дерматолог и сифилидолог. Я под впечатлением этого списка. Ясна тесная связь замыслов великой княгини и принца. Сколь замечателен этот комитет по компетенции и разнообразию специальностей. Не удивительно, что они решили организовать институт более широкого профиля, чем институты Пастера и Коха. Задачи такого института - «экспериментальное изучение сущности производимых болезнетворными началами изменений в тканях и функциях организма и изыскание способов борьбы с ними» [1]. В книге, посвященной 100-летию ИЭМ, можно найти еще множество интересных сведений об организации ИЭМ. Там написано, как после завершения подготовительной работы из состава Специального комитета вышли все три сотрудника Еленинского Клинического института. Наверное, чтобы не ослаблять этот институт. Написано, что В. К. Анреп и И. П. Павлов не согласились стать директорами нового института. Возможно, Анреп отказался из-за трагических неудач лечения туберкулеза туберкулином, предложенным Кохом. Анреп ездил к Коху в Берлин, было так много надежд. Они не оправдались [7]. Павлов не смог бросить кафедру, но очень активно участвовал в создании ИЭМ. Принц затратил большие деньги на приобретение земли на Аптекарском острове и на строительство. Он еще раз обратился к Александру III. 25 ноября 1890 г. император посетил новое учреждение и повелел «принять в казну» с присвоением наименования «Императорский Институт экспериментальной медицины» и назначением А. П. Ольденбургского попечителем института. Хорошо быть принцем, членом царствующего дома при создании таких учреждений в самодержавном государстве. Принц в декабре 1890 г. представил в Государственный совет проект устава, его штаты, структуру, научные задачи. Все прошло, кроме «сметы расходов». Министр финансов (8 февраля 1891 г.) посчитал нужным (естественно!) сократить расходы и в первую очередь... штатные оклады научного и вспомогательного состава, приравняв их к окладам профессорского и преподавательского состава университетов. (Чтобы не было поводов для возбуждения ходатайств об увеличении окладов работникам университетов и Академии наук) [1]. Ольденбургский не согласился (16 февраля 1891 г.) с большинством доводов министра финансов [1, с. 15-16]: «...Вообще же не подлежит сомнению, что профессия ученого есть одна из самых невыгодных в нашем отечестве, красноречивым свидетельством чего служат многие вакантные кафедры в университетах и едва ли русский деятель науки может даже в отдаленном будущем мечтать о такой плате за свой труд, какую получают его иностранные коллеги на поприще даже теоретической медицины» (Прошло более 100 лет. Все стало еще хуже! С. Ш.) 28 февраля 1891 г. Министр внутренних дел обратился в Государственный Совет: «Ввиду важности задачи, преследуемой Императорским Институтом Экспериментальной Медицины, состоящей в изыскании и разработке открытых современной врачебной наукой новых методов борьбы с заразными болезнями, признавая учреждение названного института явлением весьма выдающимся и благодетельным для дальнейшего развития русской медицинской науки, я, со своей стороны, вполне разделяю вышеизложенное мнение его высочества принца А. П. Ольденбургского, а потому полагал бы необходимым ходатайствовать о высочайшем соизволении на утверждение у сего прилагаемых проектов устава и штата названного института с изменениями в них... признанных его высочеством целесообразными» 16 марта 1891 г. Государственный Совет в присутствии министра внутренних дел, министра финансов и принца Ольденбургского рассмотрел и одобрил предложенный проект. 15 апреля проекты временного устава и штата Института были «высочайше утверждены». Мне важны эти даты — это сверхвысокая скорость прохождения дел в государственной машине. Посмотрите на темпы «прохождений бумаг» при создании университета Шанявского или Леденцовского общества. Большое впечатление производит первоначальная структура и «кадры» ИЭМ: отдел физиологии - зав. И. П. Павлов; отдел патологической анатомии - зав. Н. В. Усков; отдел физиологической химии - зав. М. В. Ненцкий; отдел общей бактериологии - зав. С. Н. Виноградский; отдел эпизоотии — зав. К. Я. Гельман; отдел сифилидологии — зав. Э. Ф. Шперк; во главе отделов выдающиеся исследователи. Не нуждается в аттестации И. П. Павлов. Менее известен Маркел Вильгельмо- вич Ненцкий (1847-1901). В истории биохимии его имя связано с выяснением строения гема в гемоглобине и установлением его сходства с хлорофиллом. Особенно мне симпатичен Сергей Николаевич Виноградский (1856-1953). Это он открыл хемосинтез у микроорганизмов. В чисто минеральной среде, за счет энергии, выделяющейся при «простых» химических реакциях, например, при окислении серы, или превращениях нитритов в нитраты, эти микроорганизмы обеспечивают все жизненные потребности. Иные из них могут усваивать газообразный, молекулярный азот. Из минеральных исходных веществ — углекислого газа, аммиака, фосфорнокислых солей, сероводорода - они синтезируют аминокислоты, углеводы, нуклеиновые основания, изготавливают из них свою «протоплазму» - белки, нуклеиновые кислоты и пр., и пр. Это было потрясение. Так могла возникнуть жизнь на ранее безжизненной планете. Он много чего сделал за свою долгую жизнь [4]. При этом, наряду с общенаучными проблемами, С. Н. занимался и актуальными вопросами медицинской микробиологии типа дезинфекции предметов, зараженных чумными микроорганизмами. Его ближайшим сотрудником был, впоследствии очень известный, микробиолог Василий Леонидович Омелянский (1867-1928). В дальнейшем структура института дополнялась новыми отделами и новыми выдающимися сотрудниками. Я должен удержаться от соблазна перечислять их. Читатель может обратиться к цитируемой книге [1]. Значение ИЭМ в жизни нашей науки широко известно [9]. См. также [10]. Произошла Октябрьская революция. Большевики вполне понимали необходимость научного учреждения, разрабатывающего среди прочих проблемы борьбы с заразными болезнями. Понимали. Но изменить свою природу не могли. Не могли и преодолеть ужасную разруху, голод и холод в стране после многих лет войн и революций. Ослабел и заболел от лишений И. П. Павлов. Принимались специальные меры, чтобы добыть для него дрова и обеспечить его продовольственным пайком. Другим было не легче. Ко всему добавили обыски и аресты. Т.И.1]рекова пишет [1]: «...Почетный директор ИЭМ, нобелевский лауреат академик И. П. Павлов подал в Наркомпрос и в Совнарком РСФСР заявление с просьбой разрешить заграничную переписку и выезд за границу... Управляющий делами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевич доложил о просьбе... В.И.Ленину... Ленин поручил Бонч-Бруевичу срочно... связаться с председателем Петросовета Г. Е. Зиновьевым, чтобы сделать все возможное для улучшения условий жизни и работы ученого. Кроме того, он попросил Бонч-Бруевича письменно известить академика Павлова о том, что советская власть высоко уценит его заслуги и обеспечит всем необходимым. В ответном письме... Павлов описал тяжелое положение ученых: болезни и смерти в результате истощения, уплотнение жилплощади, необоснованные аресты. Заканчивая он писал:
