* * *
Однако все эти институты несравнимы по масштабам с ИЭМ-ом. Замысел Ольденбургского был весьма широк. Он хотел пригласить И. И. Мечникова в качестве директора будущего института. Мечников предпочел работу в Париже в институте Пастера — возглавил там Отдел морфологии низших организмов и сравнительной микробиологии. Принц обратился к Александру III (троюродному брату) с просьбой разрешить организовать в Петербурге институт, подобный Пастеровскому в Париже и 1игиеническому в Берлине. Последовала резолюция, примерно такая: «Согласен, за твой счет». Для определения структуры и направлений научной деятельности будущего института А. П. Ольденбургский организовал специальный комитет в составе: 1. Профессор Еленинского института В. К. Анреп - физиолог и токсиколог, ученый секретарь и совещательный член Медицинского совета МВД; 2. Директор Еленинского института, профессор М. И. Афанасьев - бактериолог; 3. Магистр ветеринарии К. Я. Гельман, сотрудник Пастеровской прививочной станции; 4. Доктор медицины В. А. Краюшкин, сотрудник Пастеровской прививочной станции; 5. Профессор кафедры Фармакологии Медико-хирургической академии И. П. Павлов; 6. Профессор Еленинского института, директор Института органопрепаратов [8], совещательный член Медицинского совета МВД, А. В. Пель - фармацевт и фармаколог; 7. Равный врач Калинкинской больницы, внештатный сотрудник Пастеровской прививочной станции Э. Ф. Шперк - дерматолог и сифилидолог. Я под впечатлением этого списка. Ясна тесная связь замыслов великой княгини и принца. Сколь замечателен этот комитет по компетенции и разнообразию специальностей. Не удивительно, что они решили организовать институт более широкого профиля, чем институты Пастера и Коха. Задачи такого института - «экспериментальное изучение сущности производимых болезнетворными началами изменений в тканях и функциях организма и изыскание способов борьбы с ними» [1]. В книге, посвященной 100-летию ИЭМ, можно найти еще множество интересных сведений об организации ИЭМ. Там написано, как после завершения подготовительной работы из состава Специального комитета вышли все три сотрудника Еленинского Клинического института. Наверное, чтобы не ослаблять этот институт. Написано, что В. К. Анреп и И. П. Павлов не согласились стать директорами нового института. Возможно, Анреп отказался из-за трагических неудач лечения туберкулеза туберкулином, предложенным Кохом. Анреп ездил к Коху в Берлин, было так много надежд. Они не оправдались [7]. Павлов не смог бросить кафедру, но очень активно участвовал в создании ИЭМ. Принц затратил большие деньги на приобретение земли на Аптекарском острове и на строительство. Он еще раз обратился к Александру III. 25 ноября 1890 г. император посетил новое учреждение и повелел «принять в казну» с присвоением наименования «Императорский Институт экспериментальной медицины» и назначением А. П. Ольденбургского попечителем института. Хорошо быть принцем, членом царствующего дома при создании таких учреждений в самодержавном государстве. Принц в декабре 1890 г. представил в Государственный совет проект устава, его штаты, структуру, научные задачи. Все прошло, кроме «сметы расходов». Министр финансов (8 февраля 1891 г.) посчитал нужным (естественно!) сократить расходы и в первую очередь... штатные оклады научного и вспомогательного состава, приравняв их к окладам профессорского и преподавательского состава университетов. (Чтобы не было поводов для возбуждения ходатайств об увеличении окладов работникам университетов и Академии наук) [1]. Ольденбургский не согласился (16 февраля 1891 г.) с большинством доводов министра финансов [1, с. 15-16]: «...Вообще же не подлежит сомнению, что профессия ученого есть одна из самых невыгодных в нашем отечестве, красноречивым свидетельством чего служат многие вакантные кафедры в университетах и едва ли русский деятель науки может даже в отдаленном будущем мечтать о такой плате за свой труд, какую получают его иностранные коллеги на поприще даже теоретической медицины» (Прошло более 100 лет. Все стало еще хуже! С. Ш.) 28 февраля 1891 г. Министр внутренних дел обратился в Государственный Совет: «Ввиду важности задачи, преследуемой Императорским Институтом Экспериментальной Медицины, состоящей в изыскании и разработке открытых современной врачебной наукой новых методов борьбы с заразными болезнями, признавая учреждение названного института явлением весьма выдающимся и благодетельным для дальнейшего развития русской медицинской науки, я, со своей стороны, вполне разделяю вышеизложенное мнение его высочества принца А. П. Ольденбургского, а потому полагал бы необходимым ходатайствовать о высочайшем соизволении на утверждение у сего прилагаемых проектов устава и штата названного института с изменениями в них... признанных его высочеством целесообразными» 16 марта 1891 г. Государственный Совет в присутствии министра внутренних дел, министра финансов и принца Ольденбургского рассмотрел и одобрил предложенный проект. 15 апреля проекты временного устава и штата Института были «высочайше утверждены». Мне важны эти даты — это сверхвысокая скорость прохождения дел в государственной машине. Посмотрите на темпы «прохождений бумаг» при создании университета Шанявского или Леденцовского общества. Большое впечатление производит первоначальная структура и «кадры» ИЭМ: отдел физиологии - зав. И. П. Павлов; отдел патологической анатомии - зав. Н. В. Усков; отдел физиологической химии - зав. М. В. Ненцкий; отдел общей бактериологии - зав. С. Н. Виноградский; отдел эпизоотии — зав. К. Я. Гельман; отдел сифилидологии — зав. Э. Ф. Шперк; во главе отделов выдающиеся исследователи. Не нуждается в аттестации И. П. Павлов. Менее известен Маркел Вильгельмо- вич Ненцкий (1847-1901). В истории биохимии его имя связано с выяснением строения гема в гемоглобине и установлением его сходства с хлорофиллом. Особенно мне симпатичен Сергей Николаевич Виноградский (1856-1953). Это он открыл хемосинтез у микроорганизмов. В чисто минеральной среде, за счет энергии, выделяющейся при «простых» химических реакциях, например, при окислении серы, или превращениях нитритов в нитраты, эти микроорганизмы обеспечивают все жизненные потребности. Иные из них могут усваивать газообразный, молекулярный азот. Из минеральных исходных веществ — углекислого газа, аммиака, фосфорнокислых солей, сероводорода - они синтезируют аминокислоты, углеводы, нуклеиновые основания, изготавливают из них свою «протоплазму» - белки, нуклеиновые кислоты и пр., и пр. Это было потрясение. Так могла возникнуть жизнь на ранее безжизненной планете. Он много чего сделал за свою долгую жизнь [4]. При этом, наряду с общенаучными проблемами, С. Н. занимался и актуальными вопросами медицинской микробиологии типа дезинфекции предметов, зараженных чумными микроорганизмами. Его ближайшим сотрудником был, впоследствии очень известный, микробиолог Василий Леонидович Омелянский (1867-1928). В дальнейшем структура института дополнялась новыми отделами и новыми выдающимися сотрудниками. Я должен удержаться от соблазна перечислять их. Читатель может обратиться к цитируемой книге [1]. Значение ИЭМ в жизни нашей науки широко известно [9]. См. также [10]. Произошла Октябрьская революция. Большевики вполне понимали необходимость научного учреждения, разрабатывающего среди прочих проблемы борьбы с заразными болезнями. Понимали. Но изменить свою природу не могли. Не могли и преодолеть ужасную разруху, голод и холод в стране после многих лет войн и революций. Ослабел и заболел от лишений И. П. Павлов. Принимались специальные меры, чтобы добыть для него дрова и обеспечить его продовольственным пайком. Другим было не легче. Ко всему добавили обыски и аресты. Т.И.1]рекова пишет [1]: «...Почетный директор ИЭМ, нобелевский лауреат академик И. П. Павлов подал в Наркомпрос и в Совнарком РСФСР заявление с просьбой разрешить заграничную переписку и выезд за границу... Управляющий делами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевич доложил о просьбе... В.И.Ленину... Ленин поручил Бонч-Бруевичу срочно... связаться с председателем Петросовета Г. Е. Зиновьевым, чтобы сделать все возможное для улучшения условий жизни и работы ученого. Кроме того, он попросил Бонч-Бруевича письменно известить академика Павлова о том, что советская власть высоко уценит его заслуги и обеспечит всем необходимым. В ответном письме... Павлов описал тяжелое положение ученых: болезни и смерти в результате истощения, уплотнение жилплощади, необоснованные аресты. Заканчивая он писал:
Теперь скажите сами, можно ли при таких обстоятельствах, не теряя уважение к себе, согласиться, пользуясь случайными условиями, на получение только себе жизни „обеспеченной во всем, что только ни пожелаю, чтобы не чувствовать в моей жизни никаких недостатков" — (выражение из вашего письма)? Пусть бы я был свободен от ночных обысков (таких у меня было три за последнее время), пусть я был бы спокоен в отношении насильственного вселения в мою квартиру и т. д. и т. д, но перед моими глазами, перед моим сознанием стояла бы жизнь со всем этим моих близких. И как бы я мог при этом заниматься моим научным делом?.. В. И. Ленин, которому Бонч-Бруевич показал это письмо... вынес вопрос о помощи ученым на рассмотрение Совнаркома. В декабре 1919 г. в тяжелые для Советской республики дни постановлением Совнаркома „Об улучшении быта научных специалистов" была создана Комиссия по улучшению быта ученых — КУБУ. Возглавить комиссию поручили М. Горькому... В июне 1920 г. Ленин лично высказал председателю Петроградского исполкома Зиновьеву просьбу обеспечить Павлова всем необходимым „...в виде исключения предоставить ему сверхнормативный паек и вообще позаботиться о более или менее комфортабельной для него обстановке, не в пример прочим"». Я бы подчеркнул тут «не в пример прочим» (цит. по статье Т. И. фековой [1]). Прошло несколько лет. Наступил «Год великого перелома» с уничтожением крестьянства, борьбой с «меньшевиствующим идеализмом», массовыми арестами. «Среди арестованных в 1929-1931 гг. „буржуазных спецов" было немало крупных ученых. В ИЭМ были арестованы: А. А. Владимиров, возглавлявший его с перерывами в 1918-1927 гг., заведующий химической лабораторией Отдела патофизиологии И. А. Обергард, микробиолог профессор О. О. Гартох. Правда, вскоре они были освобождены по ходатайству руководства института. Павлов, возмущенный гонениями, обрушившимися на интеллигенцию, писал председателю Совнаркома В. М. Молотову: Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю цели их (есть ли это безмерно усердное искание врагов режима, или метод устрашения, или еще что-нибудь), но не подлежит сомнению, что в подавляющем большинстве случаев для ареста нет ни малейшего основания, т.е. виновности в действительности» (Т. И. Грекова [1]). Репрессии усиливались, фекова пишет далее ([1, с. 61]): «Освобождение отдельных ученых не меняло общей ситуации. В 1930-1932 гг. в печати возникла активная кампания против политически нейтральных и оппозиционно настроенных ученых, начала воплощаться идея „особой пролетарской науки" и особой социальной природы передовых научных кадров. Глава Ассоциации институтов естествознания Коммунистической академии главный редактор журнала „Естествознание и марксизм" Э.Я.Кольман писал в статье „Вредительство в науке" (Большевик. 1931. №2. с. 73-81): Подмена большевистской политики в науке, подмена борьбы за партийность науки либерализмом, тем более преступна, что носителями реакционных теорий являются маститые профессора, как махист Френкель в физике, виталисты Гурвич и Берг в биологии, что Савич в психологии, Кольцов в евгенике, Вернадский в геологии... „выводят" каждый в своей науке реакционнейшие социальные теории.» Я еще надеюсь иметь повод отметить преступно-самодовольную и отвратительную роль Э. Я. Кольмана - очень он мне интересен как социально-психологический типаж того (нашего!) времени. Как похожи на него в те годы Б. П. Токин, И. И. Презент и многие-многие. По созвездию выдающихся исследователей ИЭМ долгие годы в советское время занимал особое место в стране. И все это время Институт подвергался руководящему партийно-административному давлению. Вместе со всей страной он претерпел репрессии и террор 1930-1940 гг. Пережил Отечественную войну и страшную блокаду Ленинграда. На ИЭМ в значительной мере были направлены удары «Павловской сессии», «сессии ВАСХНИЛ», О. Б. Лепешинской. Выдающихся сотрудников унижали и увольняли. Иных арестовывали. Однако, возможно, самый сильный ущерб Институту был нанесен постановлением правительства о переводе основной части ИЭМ в Москву в статусе Всесоюзного института экспериментальной медицины. В Ленинграде остался лишь филиал - «просто ИЭМ». Рассказывать об этом подробно мне «не по чину» - это сделано сотрудниками ИЭМ - читайте их книгу [1]. Можно лишь сказать, что созданное принцем Оль- денбургским учреждение выполнило самую главную задачу — способствовало, насколько было возможно, сохранению интеллектуального потенциала России в важнейшей научной отрасли. Примечания 1. Первый в России Исследовательский Центр в области биологии и медицины. К столетию Института экспериментальной медицины. 1890-1990. Л.: Наука, 1990. 2. Анненкова Э.Л. и Голиков Ю.П. Русские Ольденбургские и их дворцы... СПб.: ООО «Алмаз», 1997. 3. Ульянкина Т.Н. Зарождение иммунологии. М.: Наука, 1994. С. 79. 4. ЗаварзинГ.А Сергей Николаевич Виноградский. К 100-летию открытия хемосинтеза // Природа. 1986. №2. С. 71-85. 5. Вианор Пачулиа По древней, но вечно молодой Абхазии. Сухуми: Изд. «Алашара», 1969 (я благодарен И.П.Белецкой, подарившей мне эту редкую книгу). 6. Энциклопедический словарь Брокгауза и Эфрона. 7. Попытка Р. Коха лечить туберкулез туберкулином оказалась неудачной. Были случаи смерти после введения туберкулина, см. Яновская М. Роберт Кох / Серия «Жизнь замечательных людей». М.: Издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая Гвардия», 1962; Крюи П. де. Охотники за микробами. Наука, 1987. 8. Упоминание об Институте «Органопрепаратов» сначала меня «обескуражило» - значит, не только Еленинский институт, но и другие были до создания ИЭМ-а... Нет, кажется, все же это был не «настоящий» научно-исследовательский институт. Ю. П. Голиков любезно сообщил мне, что в С-Петербурге действительно существовал такой институт, выпускавший медицинские препараты, стимулирующие жизнедеятельность. В частности, препарат «спермин Пеля». Это было в русле начавшихся исследований гормональных эффектов препаратов, предназначенных для «омоложения» вслед за Броун-Секаром. А. В. Пель опубликовал на эти темы ряд статей и выступал с докладами в российских и международных собраниях (Пель А В. Броунсекардин, орхидин, спермин их свойства и значение СПб.: Акад. изд., 1894; Пель А. В. Препараты животной терапии, отвечающие современным требованиям практической медицины проф. Пеля. СПб., 1897; Пель А. В. Применение физиологических катализаторов в качестве лечебных средств // Сообщение на съезде естествоиспытателей и врачей в Касселе (сентябрь 1903 г.). СПб., 1904. 9. Ценные сведения по теме и этой главы содержатся в книге: Самойлова В. О. История российской медицины. М.: Изд. «Эпидавр», 1997. 10. Из этих институтов два в советское время стали широко известными. Это Институт эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Лшалеи РАМН - потомок частного химико-микроскопического и бактериологического кабинета д-ра Ф. М. Блюменталя, открытого в помещении аптеки Келлера на Мясницкой в 1891 г. Ф. М. Блюменталь эмигрировал после революции. Я ничего о нем не знаю. Другой — Московский научно-исследовательский институт эпидемиологии и микробиологии им. Г. Н. Габричевского. Георгий Норбертович Габричевский [11 (23).2.18б0, Москва, - 23.3(5.4).1907, окончил Медицинский факультет Московского Университета (1884), в 1889-1891 гг. работал в лабораториях И. И. Мечникова, Р. Коха, Э. Ру, П. Эрлиха. В 1891 г. создал бактериологическую лабораторию в терапевтической клинике Московского Университета, где впервые в России начал читать лекции по бактериологии. Основатель первого Российского бактериологического общества. В 1895 г. организовал при Московском Университете Бактериологический институт, который возглавлял до конца жизни. Биография его вполне замечательна. (Нечаев С. В., Г. Н. Габричевский - основоположник отечественной микробиологии, М., 1960). Его сын - выдающийся искусствовед - Александр Георгиевич Габричевский — супруг Наталии Алексеевны Северцовой. В их доме многократно бывал Б. Н. Вепринцев и много рассказывал мне о незабываемых впечатлениях о художественно-интеллектуальной атмосфере этого дома.
