«Для меня было ясно, — сказал он своим генералам 23 апреля 1939 г. (документ 798 P.S.), — что, рано или поздно, но конфликт с Польшей должен произойти. Я принял решение уже год тому назад, но я полагал сперва обратиться к Западу, и только спустя несколько лет обернуться к Востоку. Но течении событий не может быть предусмотрено. Я хотел сперва установить приемлемые отношения с Польшей, чтобы иметь развязанные руки для борьбы с Западом. Но этот мой план не мог быть осуществлен. Мне стало ясно, что Польша нападет на нас сзади в то время, когда мы будем заняты на Западе и что таким образом нам придется воевать с ней в невыгодный для час момент».
Решение ликвидировать сперва Польшу было принято Гитлером весной 1939 г.
23 мая он назначил в Новой Канцелярии большое военное совещание. Протокол совещания, заверенный подполковником Шмундтом, перечисляет присутствовавших генералов: Геринг, Редер, Браухич, Кайтель, Мильх, Гальдер, Боденшац, Шнивиндт, также как и группу офицеров от ОКБ: Варлимонт, Иешонек, Шмундт, фон-Белов. Отсутствовал только верный Иодль, отбывавший свой стая; командования в Вене, во главе дивизионной артиллерии.
Речь Гитлера была фантастической сумятицей. Там было все: мечты о жизненном пространстве, идеологические декламации о национал-социализме, анализ мирового развития, исторические рассуждения о возникновении и упадке империй. В продолжении нескольких часов Гитлер разглагольствовал, анализировал, кричал и рычал.
Общий тон был резко антибританский. Фюрер признавал, что англичане горды, мужественны, упорны, стойки в обороне, прекрасные организаторы, склонны к авантюрам. Не достигая уровня немцев, они обладают качествами северной расы. Однако, он заявил, что не уверен в достижении с ними мирного соглашения, т. к. они ведут себя, как смертельные враги Райха.
«Англия, сказал он, — это двигатель антигерманских сил. Она видит в нашем развитии зарождение новой гегемонии, которая ее ослабит. Мы должны подготовиться к борьбе с ней. и это будет борьба не на жизнь, а на смерть. Наша конечная цель — поставить Англию на колени».
В устах Гитлера это были новые мотивы. Отныне они чередуются с мотивами соглашения и союза. Буйным и непостоянным умом диктатора овладевают, попеременно, то надежда, то досада.
Между тем польская проблема была актуальна, конкретна и неотложна. Она явно казалась предпочтительнее большой и сложной западной проблемы.
«Польша, — сказал Гитлер, — вовсе не «случайный неприятель». Она всегда будет на стороне наших противников. У нее всегда тайное желаний использовать все возможности, чтобы нас уничтожить.
«Дело вовсе не в Данциге. Речь идет о расширении нашего жизненного пространства к Востоку, приобретении базы питания и урегулировании Балтийской проблемы».
«Польская проблема неотделима от конфликта с Западом».
«Внутреннее сопротивление Польши большевизму сомнительно. Поэтому Польша является ненадежным барьером против СССР».
«Польша не может оказать сопротивления натиску СССР. В победе Германии на Западе, она видит угрозу для себя и попытаемся лишить нас этой победы».
«Поэтому не может быть вопроса о пощаде и это приводит нас к следующему решению: атаковать Польшу при первой же возможности».
Гитлер предупредил своих слушателей:
«Не ожидайте простого повторения чешской аферы. На этот раз, господа, это будет настоящая война…»
Далее он заявил:
«Мысль, будто мы можем добиться наших целей дешевой ценой, является опасным заблуждением. Такой возможности не существует. Мы должны сжечь наши корабли и дело пойдет не о справедливости или несправедливости, но о жизни и смерти народа, численностью в 80 миллионов».
На этот раз Гитлер допускал войну на два фронта.
«Англия, — сказал он, — не будет щадить французскую кровь и не задумается бросить французскую армию на Западный Вал. Важно, чтобы война была перенесена как можно ближе к Рурскому бассейну, владение которого определит длительность нашего сопротивления. Бельгия и Голландия будут заняты, несмотря на заявления о нейтралитете».
«Если Англия попытается вмешаться в войну против Польши, то мы будем действовать с быстротою молнии. Мы должны обеспечить себе линию обороны на Зюдерзее».
«Все правительства, все армии ищут способа сделать войну короткой. Тем не менее, мы должны приготовиться к войне на 10–15 лет».
За этот последний год Гитлер в корне переменил свое решение. В 1938 г. ой говорил: «Если Англия и Франция решат воевать, я подожду». В 1939 г. он заявляет: «Что бы ни делали Англия и Франция, я разрешу польскую проблему силой оружия».
Тем не менее, в его сбивчивой, почти сумасбродной речи, которую трудно было понять и еще труднее восстановить, проглядывала все же надежда, что, быть может, удастся свести с Польшей счеты один на один.
«Наша задача — изолировать Польшу. Это вопрос дипломатической ловкости».
И, наконец, вот фраза, в которой намечалась будущая политика:
«Не исключена возможность, что Россия будет не заинтересована в сохранении польского государства».
Когда генералы несколько опомнились от этого неожиданного потока красноречия, обрушившегося на них, они, по-видимому, не знали, что от них ожидается: занять ли Голландию, атаковать линию Мажино, перешагнуть Ламанш или идти походом на Варшаву? Но, по крайней мере, одно было ясно, определенно и неизбежно: война.
По— видимому, после речи фюрера не было никакой дискуссии. Протокол совещания, во всяком случае, не упоминает о ней. Адмирал Редер, перед которым Гитлер только что развивал ослепительные замыслы уничтожения британского флота — молчал. Генерал-полковник фон-Браухич, главнокомандующий армией, — молчал. Поразительный контраст! В 1937 и 1938 гг. генералы позволяли себе высказывать свое мнение; В 1939 г. — они были немы. Аферы Бломберга, Фрича, Бека сломили их сопротивление, и Мюнхен был не только победой Германии над Чехословакии, но также победой Гитлера над Главным Штабом.
Военные планы Германии на различных ее границах рисовались тогда на подобие радуги. Против Чехословакии был зеленый план, против Франции — желтый; против Польши — белый.
Гитлер приказал армии деятельно готовиться. К августу все должно было быть готово. При этом он поставил еще два условия.
Во— первых, армия должна быть готовой к наступлению без предварительной мобилизации. Во-вторых, приготовления должны вестись таким образом, чтобы их можно было в любой момент задержать или даже совсем прекратить в последние 24 часа.
Начать наступление без мобилизации — значило опрокинуть все традиции, свято соблюдавшиеся во всех армиях в течении двухсот лет.
«Это обстоятельство, — сказал Кайтель, — крайне стесняло Главный Штаб. Браухич несколько раз просил об его отмене, но Гитлер всегда отказывал».
Основой стратегии Гитлера была неожиданность. Фюрер так старался хранить все в тайне, что 22 июня он отменил приказ по армии, предписывавший эвакуацию госпиталей из восточной зоны. Комфорт больных был не так важен, как сохранение тайны.
«Армия, — говорит Кайтель, — была усилена тем, что задержали солдат, которые должны были выйти в запас еще в октябре прошлого года. Помимо того, было призвано большое количество запасных (резервистов)».
Но Гитлер и на этом не успокоился. Приказ по ОКБ от 22 июня предписывал отвечать на вопросы работодателей или частных лиц, что резервисты призваны для участия в осенних маневрах и для пополнения воинских частей, принимающих в них участие.
Второе условие, поставленное Гитлером, также опрокидывало классические традиции Главного Штаба. В приготовлениях к войне установленные сроки считались неприкосновенными. Раз решение принято, то военные меры также трудно остановить, как задержать движение солнца. В августе 1914 г., на основании ложного слуха о нейтралитете Франции, Вильгельм II созвал свой генералитет и радостно сказал: «Необходимо изменить планы войны: нам предстоит драться на одном фронте». На это Мольтке поднялся и сказал: «В таком случае, Ваше Величество, я имею честь просить об отставке».
Гитлер изучал военную историю. Он не хотел подчиняться военному механизму. До последнего момента он старался оставить себе свободный выход.
Дипломатическая подготовка войны шла одновременно с военной подготовкой. Цель, которую поставил себе Гитлер 23 мая, была изоляция Польши.
Он все еще, до самого конца, надеялся, что западные державы не вступятся за Польшу.
В Нюрнберге фигурировал за № 1871 P.S. длинный отчет о разговорах между фюрером и графом Чиано 12 августа 1939 г. в Оберзальцберге. Чиано, от имени Италии, настаивал на том, чтобы подождать. Гитлер — на том, чтобы действовать без промедления. Этот документ впервые показывает, насколько политика двух партнеров Оси была мало согласована. Чиано высказал, в частности, удивление, что Италия так неожиданно оказалась поставленной в такое серьезное положение. Беседа вылилась в форму поочередного монолога: Гитлер подчеркивал силу Германии, Чиано указывал на слабость Италии.
