Вторая версия, официальный протокол, изложена в документе 798 P.S. Это — типичная гитлеровская речь, со всеми ее длиннотами, которая приобретает особое значение в силу драматических обстоятельств, при которых она была произнесена.
Гитлер возлагает на Англию ответственность за начинающуюся войну. Только английское вмешательство, — говорит он, — сделало Польшу такой непримиримой; только благодаря ему все германские попытки мирного разрешения вопроса о Данциге потерпели неудачу. «В конце концов, — говорит он, — политика, которую я вел до сих пор в отношении Польши, была в противоречии с идеями германского народа».
Отметим мимоходом, что на обвинения Гитлера по адресу Англии в Нюрнберге была построена общая защита всех обвиняемых и, в частности, защита Риббентропа.
* * *
«Требования фюрера, — сказал Риббентроп, — сводились к следующему: 1) в политическом отношении Данциг переходил под суверенитет Германии, оставаясь в экономическом отношении по-прежнему в рамках Польского суверенитета; 2) Данциг соединялся с Восточной Пруссией подземным коридором с железнодорожной колеёй и автомобильной дорогой. И это было все. Но поддержка, оказанная Англией, сделала Польшу неуступчивой и непримиримой».
Однако, по этому специальному вопросу мы имеем в протоколе совещания 23 мая 1939 г. такую фразу: «Дело вовсе не в Данциге». Защиту Риббентропа опровергает документ 2987 P.S. — выдержка из дневника Чиано, датированная августом 1939 г.:
«Ну хорошо, скажите, Риббентроп, — спросил я его, когда мы прогуливались по саду, — что Вы, в сущности, хотите: Данциг или коридор?».
«Нет, — отвечал он, пристально глядя на меня своими холодными глазами, — мы хотим войну».
Обвиняя Англию (12 августа 1939 г.), Гитлер долго распространялся о ее слабости, «у нее нет настоящего вооружения, — говорил он, — одна только пропаганда. Морская программа 1938 года не выполнена. Все ограничивается мобилизацией резервного флота и покупкой нескольких вспомогательных крейсеров. На суше вооружение ограничилось пустяками. Англия будет способна послать на континент максимум три дивизии. Некоторый прогресс Достигнут в области авиации, но это только зачатки. В настоящий момент Англия обладает всего лишь 150 зенитными орудиями. Новое орудие Д.С.А. заказано, но заказ еще не скоро будет выполнен. Англия уязвима с воздуха».
«А Франции, — добавил фюрер, — не хватает людей вследствие падения рождаемости. Ее артиллерия устарела».
Что касается тактических возможностей западных держав, то Гитлер заявил, что блокада будет недействительна и что он считает невозможны) овладение линией Зигфрида.
«В настоящий момент, — сказал он, — еще весьма возможно, что западные державы не выступят. Но мы должны с полной решимостью приняв весь риск в случае их выступления. Политик должен идти на риск так же как и военный».
Анализ личностей также ободрял фюрера. На одной стороне — он и Муссолини.
«Никто и никогда не будет обладать доверием германского народа в такой мере, как я. Вероятно, в будущем никогда не появится человек, обладающий таким авторитетом, как я. Поэтому мое существование — фактор большого значения».
«Второй персональный фактор — это Дуче. Его существование имеет решающее значение. Если б что-нибудь с ним случилось, итальянская дружба стала бы сомнительной. Муссолини обладает самыми крепкими нервами во всей Италии».
На другой стороне — ничтожества:
«Ни в Англии, ни во Франции нет ни одной выдающейся личности. Наши неприятели имеют людей лишь ниже среднего уровня. Нет ни повелителей, ни волевых людей».
И еще:
«Наши неприятели — черви. Я их видел в Мюнхене».
И, наконец, Гитлер провозгласил короткую войну:
«Если бы Браухич потребовал у меня четыре года на завоевание Польши, — я ему ответил бы: невозможно».
Подобно тексту речи Гитлера, впечатление, произведенное ею, также спорно. Согласно одной версии, она была принята с выражением энтузиазма. Геринг вскочил, якобы, на стол и произнес зажигательную речь. Это утверждение Геринг опровергает.
«Бергхоф, — говорит он, — частное жилище и не в моих привычках вскакивать на столы в частных квартирах. Я просто, по своему обыкновению, произнес несколько слов, чтобы уверить фюрера в преданности армии».
По словам Гальдера, речь была выслушана в атмосфере подавленности и беспокойства и не вызвала никакой манифестации.
Прошли томительные 24 часа. Вся Европа принимала военные меры. Война должна была начаться через два дня.
Правительства — в растерянности. Радио захлебываются. Германия, призвавшая своих резервистов для осенних маневров, заверяет, что она не производила мобилизации.
24 августа, после полудня, в бюро Геринга затрещал телефон. «Я услышал, — рассказывает Геринг, — голос фюрера, который сказал»:
«Я останавливаю все».
«Это серьезно?»
«Нет, я хочу только посмотреть, нет ли средства избежать выступления Англии».
Со своей стороны, Кайтель рассказывает, что Гитлер призвал его и приказал остановить приготовления потому, что он хотел выиграть время для переговоров.
В полдень Англия дала свои гарантии Польше. Накануне, — как Чиано и предвидел 12 августа, — Муссолини известил Германию, что по недостатку снабжения он в данный момент не готов к выступлению. Это создавало новую ситуацию: с одной стороны, Германия оставалась в одиночестве; с другой — против нее составлялась коалиция из Польши, Франции и Англии. Гитлер хотел обдумать положение и выиграть время для нового маневра.
Война оставалась висеть в воздухе.
Попытки, сделанные во время этой отсрочки, описаны английским послом Гендерсоном. Нюрнбергский процесс добавил к этому показания Далеруса. Это был шведский промышленник, преисполненный благих намерений. Предстоящая война наполняла его ужасом, — она ему казалась гибелью всей цивилизации и он поставил своей задачей во чтобы то ни стало помешать ей.
Он был занят этой миссией с начала весны. Будучи знаком с Герингом, первая жена которого была шведка, он свел его с английскими промышленниками. Он пытался добиться посредничества Шведского короля для устройства англо-германской конференции, но Густав V, осторожный как лисица, уклонился от этой роли. Далерус не был обескуражен этим неуспехом, и понимание, которое он нашел у Геринга, поддержало его надежды. Он организовал частное дипломатическое объединение в одном из замков Голштинии. Успел открыть себе многие двери, в частности у лорда Галифакса. Летал беспрестанно из Лондона в Берлин за собственный счет. Среди персонажей этой трагедии, подлинные пружины и рычаги которой были ему неизвестны, он являл собою безупречную фигуру, смесь неосведомленности и доброго сердца.
26 августа Далерус был в Берлине, имея в кармане довольно туманный проект англо-германской конференции в Голландии. Ровно в полночь с 26 на 27 фюрер вызвал его в Канцелярию.
Далерус взял такси, убежденный, что в этот момент он входит в историю.
Гитлер был возбужден и говорлив. В этот день у него был неудачный разговор с Гендерсоном и это его раззадорило.
«В течении двадцати минут, — рассказывает Далерус, — он мне излагал свои идеи, так что я уже начинал думать, что этим и ограничится вся аудиенция. Он ходил взад и вперед, все более возбуждаясь, и в конце концов пришел в подлинную ярость. «Если война разразится, — кричал он — я буду строить подводные лодки. Да, подводные лодки, подводные лодки». И через минуту: «Я буду строить самолеты, самолеты, самолеты. И я выиграю войну».
«Успокоившись немного, — продолжает Далерус, — он просил меня, как хорошо знающего Англию и англичан, объяснить ему, почему, несмотря на все свои усилия, он никогда не мог сговориться и англичанами. После некоторого колебания я заявил ему, что по моему мнению причина лежит в том, что англичане не питают достаточного доверия к нему и его правительству».
Этот ответ не взорвал Гитлера. Разговор продолжался, вернее, монолог. По прошествии полутора часа, фюрер попросил Далеруса вернуться в Лондон и передать Британскому Кабинету его последние предложения.
Гитлер изложил их в шести пунктах. Они сводились к следующему:
Англия должна помочь Германии в получении Данцига и Коридора, причем экономические права Польши остаются неприкосновенными. Затем Англия должна согласиться на разумное разрешение вопроса бывших германских колоний. Взамен этого, Германия обязывается защищать Британскую Империю всеми своими вооруженными силами и повсюду, где потребуется.
Защищать Империю! Я уже говорил об этой шутовской идее Гитлера. Он воображал, что протягивает Англии необычайную приманку, беря ее под защиту своих армий.
Далерус вернулся в Лондон. При отъезде Геринг пожелал ему счастливого пути. Впоследствии из этого путешествия создали легенду. Рассказывали, будто Риббентроп хотел вызвать аварию самолета, чтобы в корне пресечь этот последний шанс мирного исхода. «В действительности, — говорит Геринг, — ситуация была уже настолько напряженной, что полет германского самолета в Англию был далеко не безопасен»
