Проблема «авторитета» — проблема легитимности власти. Через две недели после Октябрьского переворота Горький констатировал: «Ленин, Троцкий и сопутствующие им уже отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия». Для Горького легитимацией революции было установление демократии. Ленин совершил революцию для установления диктатуры, которая дала бы ему власть. Власть, дающая возможность построить утопию, была для Ленина легитимацией революции. Горький хорошо знал вождя Октября: «…человек талантливый, он обладает всеми свойствами „вождя“, а также и необходимым для этой роли отсутствием морали и чисто барским, безжалостным отношением к жизни народных масс». Ленин обладал качеством еще более необходимым «вождю»: верой в то, что он знает отгадку «тайны», обладает магическим рецептом, позволяющим совершить чудо. В марте 1919 г. Ленин излагает свою философию власти: «В эпоху резкой борьбы… надо выдвигать принцип личного авторитета, морального авторитета отдельного человека, решениям которого все подчиняются без долгих обсуждений».
История создания «культа личности» Сталина известна во многих деталях. Все те, кто осуждал или легко критиковал за неумеренность «культ Сталина», противопоставляли ему «скромность» Ленина, его стремление к «коллективному руководству». Факты свидетельствуют о том, что «культ вождя» рождается сразу же после захвата власти партией большевиков и является осуществлением ленинского «принципа личного авторитета».
Культ вождя революции необходимо было строить с самого начала — никто в России (кроме горстки революционеров и полицейских) Ленина не знал. Но строительство не начиналось на голом месте — в России верили в Бога. Начинается деификация Вождя. Религиозные ассоциации, символы, атрибуты используются для представления Ленина стране, в которой он захватил власть. Демьян Бедный пишет к первомайскому празднику (1918) стихотворение Вождю:
«Ты был за дальнею границей, но духом с нами был всегда.
Росла, страница за страницей, Святая библия труда».
6 сентября 1918 г. Зиновьев выступает с длинным докладом, который публикуется фантастическим для того времени тиражом в 200 тыс. экземпляров. Это первая официальная биография Ленина — и как все последующие — фальсифицированная. Эпитеты и образы, выбранные Зиновьевым — не оставляют сомнений в модели, которую он использовал: Ленин — апостол мирового коммунизма; «Что делать?» — евангелие; в тяжелые годы эмиграции (Зиновьев настаивает на аскетизме Ленина, его полуголодном существовании в Париже и Швейцарии) он не переставал верить в грядущую революцию и точно предсказал ее. «Он действительно избранный из миллионов. Он вождь божьей милостью. Это подлинная фигура вождя, какие рождаются раз в 500 лет».
Ранение Ленина дает могучий толчок культу Вождя: он изображается мучеником, а его выздоровление — объявляется чудом. 50-летие Ленина (22 апреля 1920) празднуется с невиданным еще размахом. Троцкий изображает Ленина воплощением старой и новой России, подлинным национальным вождем, вооруженным «последним словом научной мысли». Зиновьев и Каменев изображают Ленина создателем и движущей силой коммунистической партии. Зиновьеву принадлежит формула — «говорить о Ленине, значит говорить о партии», — которая сделает карьеру в интерпретации Маяковского: «Мы говорим Ленин — подразумеваем партия, мы говорим партия — подразумеваем Ленин».[9]
Культ вождя строится в присутствии вождя и с его согласия. Возможно, Ленин не очень любил гиперболизированные похвалы, которыми засыпали его соратники, но соглашался на них, ибо считал — полезными. А. Луначарский подтверждает: «Я думаю, что Ленин, который не мог терпеть культа личности, который отвергал его всеми способами, в последние годы понял и простил нас».
Спартанцы, получив предложение высказаться о желании Александра объявить себя богом, ответили со свойственной им лаконичностью: если Александр хочет быть богом — пусть им будет. Ленин на настоятельные пожелания своих соратников ответил: если партии надо, чтобы я стал богом — я согласен.
Смерть Ленина позволила завершить процедуру обожествления вождя, превращение его авторитета в феномен трансцендентный. В обращении к партии, ко всем трудящимся, ЦК не скрывал, что смерть Ленина не имеет ничего общего с исчезновением обыкновенного смертного: «Ленин живет в душе каждого члена нашей партии. Каждый член нашей партии частица Ленина… Ленин живет в сердце каждого честного рабочего. Ленин живет в сердце каждого бедного крестьянина». Маяковский сформулирует первую заповедь нового мира: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Через четверть века Орвелл только повторит заклинание: «Старший Брат умереть не может».
Физическим выражением бессмертия Вождя стал мавзолей, в который поместили забальзамированное тело Ленина. Историки обычно называют инициатором превращения организатора Октябрьского переворота в «мощи» Сталина. Он действительно горячо поддержал идею строительства мавзолея, но инициатором бальзамирования Ленина был один из старейших большевиков, народный комиссар внешней торговли, потом дипломат Л. Красин. Связанный с популярным среди русских социал-демократов в десятые годы двадцатого века движением «богостроительства», Л. Красин был последователем идей Николая Федорова. Удивительная философия «общего дела» Н. Федорова, сочетавшая горячую веру в Бога и убеждение в беспредельных возможностях науки, утверждала возможность — в результате объединения всего человечества — физического воскрешения умерших.52 На похоронах видного партийного деятеля и инженера Льва Карпова Красин изложил суть философии Федорова: «Я убежден, что придет время, когда наука станет всемогущей, что она сможет воспроизвести умерший организм. Я убежден, что придет время, когда можно будет использовать элементы индивидуальной жизни, чтобы воспроизвести физическую личность. И я убежден, что придет время, когда освобожденное человечество… будет способно воскрешать великие исторические фигуры…» Л. Красин в 1924 г. был назначен членом исполнительной тройки комиссии по похоронам В. И. Ленина. Американский историк Нина Тумаркин справедливо указывает на влияние, которое могло оказать на решение построить мавзолей и забальзамировать тело Ленина открытие в 1922 г. гроба Тутанхамона.
Мавзолей был построен в виде пирамиды, в основании которой лежали три куба — как в египетских пирамидах. Казимир Малевич, составивший проект «культа Ленина» с церемониями, включающими музыку и пение, видел в кубе предмет «символизирующий точку зрения, что смерть Ленина это не смерть, что он жив и вечен». Малевич предлагал, чтобы каждый ленинец хранил у себя дома куб, как «напоминание о вечном уроке ленинизма».
Важнейшим элементом культа Ленина стал «ленинизм» — высшая ступень марксизма, «творческое развитие марксизма», фундамент авторитета, легитимирующего власть партии. В феврале 1924 г. агитпроп ЦК собирает совещание, посвященное «пропаганде и изучению ленинизма». Ленинизм объявляется универсальной наукой, отвечающей на все вопросы: «Мы должны широко использовать труды Ленина при изучении всех проблем (независимо от «темы») для выработки нашей точки зрения». Ленинизм становится «единственно правильным» учением, получив свою противоположность, свое отрицание — антиленинизм — в форме «троцкизма». Наличие кривды и зла должно было подтверждать существование правды и добра.
Сталину понадобилось несколько лет и немало усилий для утверждения своего Авторитета. Но шел он по дороге, проторенной Лениным. Борьба за власть в 20-е годы была междоусобицей за «кафтан Ленина». Характер этой борьбы также определил Ленин: строжайшее запрещение фракций на Десятом съезде (1921) свело столкновения между партийными лидерами к персональной схватке.
Захватив наследство, Сталин значительно его увеличил. На базе «ленинского авторитета» была создана совершенная система тоталитарной власти. Особенность сталинской модели состояла не столько в существовании Вождя, обладающего неограниченной властью, сколько в репродуцировании схемы: абсолютная власть — абсолютное подчинение на всех ступенях аппарата. Каждый из партийных секретарей (в республике — области — районе) был мини-Сталиным в подчиненной ему зоне. Каждому из них Сталин делегировал частицу своего Авторитета, требуя взамен полного подчинения.
Достигнув вершины власти, Сталин точно и лаконично представил усовершенствованную им систему: «В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3–4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, — генералитет нашей партии. Далее идут 30–40 тыс. средних руководителей. Это наше партийное офицерство. Дальше идут около 100–150 тыс. низшего партийного комсостава. Это, так сказать, наше унтер-офицерство». Примерно 200 тысяч партийных генералов, офицеров и унтер-офицеров обладали полной властью в стране, но — по воле Сталина. Подчеркивая всевластие и бессилие носителей авторитета Сталина, вождь потребовал от них «подготовить двух партработников, способных быть действительными заместителями». В разгар террора это требование носило совершенно недвусмысленный характер и было встречено с восторгом будущими жертвами.
