и писать:
«Опять меня призывно манят рестораны, —
там пенится вино и яства пряны,
умеют там пиявками впиваться
нагие женщины… Поэзии кабацкой
полны постели, пахнущие потом,
рояль грустит и позабыты ноты.
Льется шампанское, кутят мужчины,
женщин ласкают почти обнаженных,
спущена с цепи похоть звериная…
Зубы вонзаю… и слышу стоны…
В страсти разнузданной тела извиваются,
груди высокие поцелуями залиты,
все святое забыто…»
(И.Барбарус. «Человек и сфинкс».)
Но все три глиняные подпорки – финские займы, большевистские пароходы и остмарки – отчасти в силу неизбежности, отчасти в результате легкомыслия – подломились под «нашей молодой независимостью». Остмарки кончились! Внешняя торговля белой Эстонии наскочила на мель. Однако государственные плуты-прощелыги продолжают пыжиться: у нас есть лес, лен, сланец! Есть-то оно есть! Но они сами не явятся на черную биржу на улице Виру, как остмарки. Их нельзя вытащить из внутреннего кармана, а надо пилить, колоть, добывать, вывозить. Разве «наши» государственные мужи этого не знают? Конечно, знают! Но мудреный жаргон наших государственных мужей: у нас есть лес, сланец – надо понимать так: у нас есть пушечное мясо!
26 апреля министр финансов Кукк пожимал плечами: он не знал, что предпринять, чтобы до нового урожая заполучить 5000 тонн хлеба. С точки зрения министра финансов это была бесспорно сложная задача. Но сэр Лайдонер решил ее играючи: 13 мая он двинул свои войска, на Петербург и Москву, несколько позднее он вместе с Гольц-пашой обескровил красную Ригу. И сложный узел эстонской внешней торговля был на сей раз разрублен.
Пушечное мясо стало важнейшей и прочнейшей основой экономики «нашей молодой республики»! – Штаб мировой контрреволюции в Париже потребляет этот продукт тысячами тонн. Война против революции трудящихся является основой экономического существования белой Эстонии! К ноябрю 1919 года Англия выделила так называемым Прибалтийским республикам под видом «помощи» один миллион фунтов стерлингов. Какая доля из этой суммы достанется Латвии, какая Эстонии, это нам неизвестно. Поэтому мы в точности не знаем, во сколько оценивают лондонские биржевые короли тонну эстонского человеческого мяса, но одного лишь сознания, что они измеряют его деньгами – данными в кредит деньгами! – одного лишь этого эстонскому пролетариату должно быть достаточно, чтобы сделать необходимые выводы.
Такую же функцию, как пушечное мясо во внешнеэкономических отношениях белой Эстонии, выполняет печатный станок в области внутренне-экономических. Но основной смысл этого явления заключается не в том, что выпуск бумажных денег является основой эстонской экономики, а в том, что это международное явление. И поэтому и к Эстонии так же, как и к другим крупным и мелким государствам мира, независимо от того, «признаны» они или нет, относится следующее место из манифеста Коммунистического Интернационала к трудящимся всего мира:
«Финансовый капитал, ввергший человечество в пучину войны, сам потерпел катастрофическое изменение в этой войне. Зависимость денежных знаков от материальной основы производства оказалась окончательно нарушенной. Все более теряя свое значение средства и регулятора капиталистического товарообмена, бумажные деньги превратились в орудие реквизиции, захвата, вообще военно-экономического насилия.
Перерождение бумажных денег отражает общий смертельный кризис капиталистического товарообмена».
Эти фразы будто прямо написаны по материалам экономики Эстонии, держащейся на бумажных деньгах!
Министр финансов Кукк в своем отчете учредительному собранию 26 апреля заявил:
«С ноября по середину апреля из государственной казны выплачено 115 миллионов марок. Более 80 процентов этой суммы отпущено непосредственно на военные нужды. Таким образом, до сих пор война стоила нам 85 миллионов, если не считать той суммы, которую предстоит еще выплатить за реквизированный скот, продукты, одежду и прочее снаряжение. По сравнению с тем, что затрачено на войну, все прочие расходы представляют собой сущие пустяки». («Ваба Маа» № 95, 1919 г.)
И мы можем теперь подтвердить, что по сравнению с тем, что затрачено на войну, все прочие расходы, действительно, пустяковые.
В представленном в конце 1919 года учредительному собранию бюджете расходов этого года бюджет военного министерства превышает 1.312 миллионов, между тем как «обычные» расходы составляют только 165 миллионов!
Кукк неплохо пел [42] в апреле, когда говорил далее в своем отчете:
«Нам придется выпустить еще много бумажных денег и следует заметить, что это затруднительно даже в техническом отношении: мы не в состоянии печатать столько бумажных денег, сколько должны ежедневно выплачивать».
Происхождение эстонских бумажных денег не покрыто таким таинственным мраком, как это было встарь при появлении первых бумажных денег. Эстонская марка родилась в результате провала внутреннего займа пятсовского правительства. Так как эстонская буржуазия в своем патриотическом и жертвенном воодушевлении бойкотировала этот заем, а белому правительству деньги были нужны дозарезу, кредитных же билетов – «5-процентных долговых обязательств эстонской республики» – было заготовлено великое множество, – то не было ничего проще, как пустить эти долговые обязательства в обращение в качестве денег, имеющих принудительный курс. Когда пятсовское правительство размещало заем, оно не рискнуло засунуть эти долговые обязательства в принудительном порядке в карман богачей, изъяв оттуда соответствующие суммы остмарок, русских или иных денег. Патриотическое сопротивление клики богачей этому займу было достаточно велико, сотсы же находились в правительстве мясников не для того, чтобы применять принудительные финансовые меры по отношению к капиталистам, а для насилия над трудящимися – и план «контрибуции» отпал. Был избран путь наименьшего сопротивления: заем навязали народу, долговые обязательства пустили в обращение в виде обязательных средств платежа – денег. Теперь даже самый бедный человек должен был стать кредитором государства белых и акционером общества по убийству трудящихся! Так расходы по закабалению трудового народа были с самого начала возложены на плечи самих же трудящихся! Так крупная буржуазия добилась того, что и более широкие слои народа – мелкая буржуазия, накопившая в чулке несколько тысяч, оказалась заинтересованной в существовании эстонского государства, ибо крушение его означало обесценение эстонской марки.
Правительство государства господ печатает марки не для покрытия расходов по производству каких-либо новых ценностей, а для покрытия расходов по уничтожению существующих материальных ценностей – для выплаты жалованья армии и чиновникам, для покрытия расходов по военным поставкам и т. д. Поэтому количество выпускаемых бумажных денег уже с самого начала никак не находится в соответствии ни с созданием новых экономических ценностей, ни с количеством товаров на рынке. Связи между экономикой и бумажными деньгами нет никакой. Бумажные деньги в Эстонии с самого начала являются средством реквизиции – средством военно-экономического насилия.
Наряду с увеличением количества бумажных денег, множится и число финансовых капиталистов в
