Н
Двор дома, где находилась бурса Абрагамовича, я имел возможность видеть из окон, расположенных на лестничной площадке между третьим и четвертым этажами во втором подъезде дома номер 2 по улице Малаховского (ныне ул[ице] Пожарского).
Я проживал тогда в квартире номер 10, находящейся на четвертом этаже. Тогда этот двор не был ничем загроможден, как сейчас. Не было здесь и сарая, который расположен параллельно дому номер 2, и, таким образом, весь двор был хорошо виден. У двери дома бурсы, выходящей во двор, тогда стояли немецкие солдаты, а арестованные двигались по двору один за другим по кругу.
Протокол записан правильно с моих слов и мною прочитан (Гресько).
Допросил: ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области – (Антошко).
ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 7. Машинопись. Копия.
1.2.8.1. Показания И. Н. Макарухи (из материалов к протоколу № 73 от 28 марта 1960 г.)
До войны я работал заместителем председателя райисполкома в гор[оде] Судовая Вишня. На пятый день войны я и другие товарищи – районные работники в связи с приближением немцев выехали из Судовой Вишни. Я выехал с женой и детьми. Когда приехал во Львов и остановился у своего знакомого Собчака, который работал домоуправом, он дал мне квартиру по ул[ице] Немцовича, дом 44, хотя мы с женой думали ехать дальше – за советскими войсками. Но немцы заняли Львов, и мы были вынуждены остаться на оккупированной территории.
В первые же дни меня увидела на улице Городецкой Мария Лещишина. Она меня выдала гитлеровцам. Меня задержали и поместили в тюрьму на ул[ице] Яховича. В камере, где я сидел, находились евреи, поляки и русский. Из моих знакомых были Зильбер и Жуковский.
По ночам возили меня на следствие, допросы проводились в том же здании. Допрашивали меня несколько раз. На допросах твердили, что я изменник украинского народа, надо мной издевались, били. На последнем допросе меня допрашивал вместе с двумя немцами украинский националист Шухевич. О том, что это был Шухевич, я узнал в камере тюрьмы от заключенных, которые хорошо его знали [1745].
Шухевич прочитал мне справку, составленную известным в гор[оде] Судовая Вишня националистом Гнатишаком Нестером. В справке было указано, что я советский активист. Шухевич требовал, чтобы я назвал известных мне партийных и советских работников, угрожал мне расстрелом или помещением в концлагерь.
Каждую ночь в камеру привозили новых людей, а поздно ночью, к утру забирали по несколько человек, которые больше не возвращались. Выводили их немцы и украинцы. Эти украинцы носили на груди значок в форме трезуба, а на погонах сине-желтые ленты.
Точно число не помню, но в один из первых дней июля меня и нескольких товарищей [1746] взяли из камеры в автомашину и привезли на улицу Лонцкого. Там посадили в машину еще 20 человек, затем несколько пьяных немцев и украинцев привезли нас к лесу за Львовом. Когда нас привезли, нам приказали сойти с автомашины и встать на колени, другим же приказали идти вперед. Мы увидели, что в яме рядом полно трупов, и с испугу начали разбегаться во все стороны. По нам открыли стрельбу из автоматов и пистолетов. Мы побежали вдвоем, оба были ранены, мой сосед по машине в голову, а я в руку, но все же я убежал в лес, соседа потерял.
К вечеру я пробрался в город. Здесь в больнице на улице Раппопорта врач-еврей перевязал мне рану, я несколько дней скрывался, затем выехал из Львова в Чертков [1747], а после в Боршовский район и под чужой фамилией проживал до прихода Советской Армии.
До моего ареста во Львове я видел, как немцы издевались над людьми. Маленького ребенка, который плакал на улице, гитлеровский солдат на моих глазах взял за руку и за ногу и ударил головой о стенку.
ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 394. Л. 19–20. Машинопись. Подлинник.
1.2.8.2. Протокол допроса свидетеля И. Н. Макарухи, г. Львов, 16 января 1960 г. (перевод с украинского)
Старший следователь прокуратуры Львовской области юрист 1-го класса Антошко Р. Е. с соблюдением требований ст. 160–165 УПК УССР допросил в качестве свидетеля нижепоименованного:
Макаруха Ивана Николаевича, 1905 года рождения, уроженца села Устья-Зеленое Монастырецкого района Тернопольской области, украинца, окончившего в 1929 году сельскохозяйственный техникум (школу), работающего начальником ремонтно-строительной конторы в Судовой Вишне, проживающего в Судовой Вишне по ул[ице] К. Маркса, 41.
Будучи предупрежден об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний по ст. 89 УК УССР, свидетель показал следующее.
До войны я работал заместителем председателя городского совета в Судовой Вишне. На четвертый или пятый день после начала военных действий я, а также много других районных работников, боясь преследований со стороны немцев и украинских националистов, выехали из Судовой Вишни. Вместе с женой и детьми я приехал во Львов и остановился у своего знакомого домоуправа Собчака, который проживал по ул[ице] Нимцевича, думая ехать дальше за советскими войсками. Но немцы заняли Львов, и, таким образом, я очутился под оккупацией. В первых числах июля 1941 года на улице Городецкой меня узнала и выдала украинским полицейским жительница села Твиржа Судово-Вишнянского района Лецин Мария, которая за антисоветскую деятельность была осуждена. Меня задержали и отвели в помещение полиции по ул[ице] Яхоновича. В камере, куда меня поместили, находились евреи, поляки и один русский. Среди арестованных я узнал своих знакомых Зильбера и Жуковского.
Ночью меня взяли на допрос. Во время допроса меня раздели догола, жестоко били и издевались. Таким способом меня допрашивали несколько раз. На последнем допросе вместе с немцами был украинский националист Шухевич, фамилию которого я узнал от заключенных в камере, которые знали хорошо Шухевича. Во время допроса Шухевич показал мне справку, подписанную известным в Судовой Вишне националистом Гнатищаком Нестером. В справке этой Гнатищак утверждал, что я являюсь активным коммунистом и большевиком. Тогда же Шухевич сказал мне, что меня или расстреляют, или вывезут в концлагерь.
Каждую ночь в камеру врывались украинские полицейские, а также немцы и украинцы, одетые в немецкую форму. У последних (украинцев, одетых в немецкую форму) на груди был трезуб и сине-желтые ленты на погонах. Они забирали из камеры по десять – пятнадцать человек, которые больше в камеру не возвращались. Из рассказов самих украинских полицейских мы знали, что людей этих брали на расстрел. Спустя некоторое время после ареста, приблизительно 6–7 июля, точно числа не помню, меня в составе группы из 5–6 человек взяли из камеры и повезли во двор тюрьмы на Лонцкую (в настоящее время Сталина № 1), где размещалось гестапо. Там на нашу автомашину посадили еще 20 человек и повезли в Сигнивку к Белогорскому лесу под Львовом. Когда привезли
