ВЛИЯНИЕ НА ПЕРИФЕРИЮ
В какой степени агрессивная политика французского рыцарства ни коренилась в земельных притязаниях феодалов, нет сомнения, что одним из ее последствий явилось распространение феодальных форм землевладения и связанных с ними правовых отношений. Регионы наподобие Ирландии, Восточной Прибалтики, Греции, Палеетины и Андалусии, до середины XI века не ведавшие фьефов, вассалов и оммажа, в последующие столетия познакомились с ними вплотную. Так, например, случилось в Южной Италии, куда «вслед за завоеванием пришло понятие фьефа и оммажа»{99}. Удачливые завоеватели или воины-иммигранты Высокого Средневековья рассчитывали на вознаграждение, и чаще всего этим вознаграждением становился фьеф, то есть земля, получаемая вассалом от господина взамен на оговоренные услуги, обычно военную службу. Распределение фьефов, будь то местными правителями, желающими привлечь на свою сторону новых рыцарей, или предводителями завоевательного похода, такими, как Джон де Курси или Альбрехт Медведь, были составной частью процесса формирования колониальной знати.
Например, «Морейская Хроника», документ XIII века, посвященный установлению власти франков над Грецией, описывает «субинфеодацию» Морей: Вальтер де Розьер получил 24 фьефа, Гуго де Брюйер — 22, Отгон де Турней — 12, Гуго де Лиль — 8 и т.д.{100} Ордена крестоносцев и местное духовенство также получили земельную собственность. «Рыцарей, у которых было по одному фьефу, а также сержантов… [sirgentes] я называть не стану»[5], — заключает хронист. Однако именно этот, местный уровень инфеодации и был самой главной предпосылкой эффективного руководства в военной сфере. В Бранденбурге маркграфские министериалы (первоначально — несвободные рыцари) в XII веке получали фьеф именно в тех землях, которые были отбиты у славян-язычников{101} Издавна населенный Альтмарк, находящийся западнее Эльбы, стал родиной целой когорты рыцарей-вассалов, которые получили землю восточнее Эльбы, заселили там замковые земли и стали собирать ренту. В Ирландии и Уэльсе обширные владения получили от королей английских крупные феодалы, которые затем выделяли землю своим вассальным рыцарям, то есть осуществляли процесс инфеодации на местном уровнем. От каждого крупного владения в войско «поставлялось» точно оговоренное число рыцарей: для Лейнстера эта цифра составляла 100, для Мита — 50, для Корка — 60 и т.д.{102} Англо-нормандская колония в Ирландии опиралась на людей военных, которые таким образом и оседали на новых землях: «так прочно укоренились на земле (ben… aracinez) прославленные благородные вассалы»{103}.
Представляя собой форму правовых отношений, фьеф не столько существует в природе, сколько конструируется человеком и видоизменяется, а не остается чем-то застывшим. Тем не менее, учитывая его функцию вознаграждения или оплаты услуг конного воина, следует сказать о том, что подобный рыцарский лен в Высоком Средневековье имел определенные пределы. Размер и характер осваиваемой территории налагали ограничения на число и размер ленов, выдаваемых рыцарям. Они были неодинаковы, поскольку различной была сама местность. На плодородных землях можно было нарезать больше фьефов, нежели на скудных: так, лены рыцарей в графстве Дублин состояли из десяти пахотных участков, в графстве Мит — из двадцати, а в неприютном Вестмите — тридцати{104}. В экономической системе с развитыми городами и торговлей, как было в государствах крестоносцев, бенефиции включали не только землю, но и денежный доход, который в начале XIII века составлял обычно 400 безантов в год{105}.
Несмотря на эти вариации, мы можем составить достаточно конкретное представление о самой концепции фьефа, ибо, как подчеркивал сэр Франк Стентон, хотя фьефы «могли иметь разную ценность [и]… размер.., различия эти были вполне определенны»{106}. Один источник информации — это зафиксированное в списках земельных управлений или явствующее из косвенных свидетельств число фьефов, получатели которых (воины-рыцари) обязаны были нести военную службу у короля или лорда. В Английском королевстве, имевшем площадь 50 000 квадратных миль, было порядка 7,5 тысяч рыцарских ленов, обязанных поставлять воинов, то есть один фьеф приходился на шесть или семь квадратных миль. Нормандия, имея площадь около 13 тысяч квадратных миль, в 1172 году включала около 2,5 тысяч рыцарских владений, то есть один лен приходился на пять квадратных миль. Шампань, намного меньше Нормандии по площади, но значительно более плодородная, имела 1,9 тысяч рыцарских ленов. Королевство Иерусалим включало примерно 700, хотя здесь экономическая база была существенно иной, нежели в Северной Франции. Местные бароны стремились наделять землей больше рыцарей, чем они должны были поставлять в войско сеньора, и в границах конкретной территории рыцарских ленов, как правило, было больше, чем требовалось рыцарей в дружину{107}. Графство Лейнстер в Ирландии обязано было поставлять короне 100 рыцарей, однако количество рыцарских ленов здесь равнялось 181.{108} Первая цифра означала бы один фьеф на 35 квадратных миль, вторая — на 20. Встречаются также данные, относящиеся не к числу фьефов, выделенных рыцарям на условиях несения военной службы лорду, а к количеству рыцарей, которых данная местность была способна поставить в случае необходимости. Очевидно, что эта вторая цифра больше. Например, в середине XII века Апулийская и Капуанская области нормандского Сицилийского королевства были обследованы на предмет того, скольких воинов они могли привести под знамена сюзерена в случае необходимости{109}. По площади эти две области составляли примерно 20 тысяч квадратных миль. Было рассчитано, что они могут выделить 8 620 рыцарей, то есть один рыцарь приходился на 2,3 квадратных мили. Хотя эти цифры представляют определенные сложности для толкования, их все же можно принять за базу для некоторых выводов общего порядка. Рыцарский фьеф приходился по меньшей мере на несколько квадратных миль, даже в плодородной Италии, а в районах с неблагоприятными условиями земледелия эта цифра могла возрасти десятикратно.
Целостность нового крупного владения могла зависеть от успешного наделения землей вассальных рыцарей. Этот момент был особо подчеркнут в тексте средневекового французского автора, который описывал основание королевства Кипр. «Теперь, — писал он, — я вам поведаю,
что сделал король Гвидо, когда обрел в свое владение остров Кипр. Он разослал гонцов в Армению, Антиохию и Акру и по всей земле, с известием о том, что обеспечит хорошими средствами к пропитанию любого, кто приедет жить на Кипр… Он дал им богатые фьефы… Наделил бенефициями 300 рыцарей и 200 рядовых конников… и таким об разом король Гвидо обжил остров Кипр; и я говорю вам, что если бы император Балдуин обустроил Константинополь так же, как король Гвидо — остров Кипр, то он бы его никогда не лишился»{110}.
В глазах этого наблюдателя решающая разница между недолговечной франкской колонией в Византии и более прочной на Кипре заключалась в активной раздаче фьефов.
Не только в государствах, образовавшихся в результате завоевательных походов, шло распространение феодальных форм землевладения и социального устройства. Местные династии, пустившие к себе заморских правителей, тоже создавали для их поддержки систему вассальных владений. Иммиграция англо-французского и англо-нормандского рыцарства в Шотландию по приглашению местной королевской династии изучена особенно хорошо. Формы, которые приняло здесь феодальное землевладение, позволяют предположить, что имел место полномасштабный и осознанный перенос их с материка: «ранний шотландский феодализм, который никак нельзя назвать неразвитым или сформировавшимся только наполовину, на удивление оказывается практически хрестоматийной, законченной копией североевропейских феодальных отношений»{111}. В Клайдсдейле такие рыцарские наделы в «законченной» форме получила группа фламандских переселенцев. Новички могли основывать новые поселения, которые затем получали их имена, как, например, Даддингстон (Мидлотский), принадлежавший Додину, или Хьюстон (в Ренфрушире), владельца которого звали Хьюго. Порой, однако, эти фьефы приходилось «наскребать» из скудных земельных ресурсов. Когда король Шотландский Давид I (1124–1153), которого никак не упрекнешь в недостатке воли к «масштабной феодализации», пожаловал Ательстейнфорд и другие земли Александру Сенмартенскому, рыцарю, прибывшему на волне переселения 30-х годов XII века, было специально условлено, что «владение пока надлежит держать, в виде лена и права наследования, в размере половинной доли рыцаря, и я буду ежегодно выплачивать ему 10 марок серебра из своей казны до тех пор, пока не смогу предоставить ему полный рыцарский надел»{112}. Радикальные преобразования, которым шотландское общество подверглось в результате появления большого количества иноземных рыцарей, не укрылось от внимания современников. Один из них полагал, что преемники Давида I были отмечены особой святостью, и связывал это с тем фактом, что они «изгнали скоттов, с их отвратительными привычками, пригласили рыцарей и наделили их землей»{113}.
