Никто не осмеливается противиться воле Сёгуна; когда он высказал свое мнение, никто не осмеливается убедить его изменить это мнение. Чиновники выбираются из числа знатных лиц, способных, благодаря полученному образованию, служить ему. Он выбирает тех, кто больше всего понравился ему. Надеясь на благосклонность, каждый старается угодить правителю. Какую бы несправедливость ни совершал он и как бы далеко он ни выходил за пределы допустимого, они всё восхваляют или одобряют.
Франсуа Карон. Рассказ о Японии, 1636
Тоётоми Хидэёси, выходцу из народа, по традиции не полагалось занимать знатную должность, и он принял титул тайко, или регента. Однако Токугава Иэясу, принадлежавший к младшей линии рода Минамото, смог принять после победы при Секигахаре титул тридцать второго сэйи тай сёгун, «великого военачальника, покорителя варваров».
Иэясу формально ушел в отставку в 1605 г., чтобы выдвинуть своего сына Хидетаду, которому было тогда двадцать шесть лет. Его власти никто не оспаривал, кроме молодого Хидэёри, любимого сына тайко. Говорят, что способности Хидэёри произвели впечатление на сёгуна. Возможно, это заставило его опасаться, что молодой человек вернет себе власть своего отца. Замок в Осаке был самым укрепленным из всех известных: спроектированный архитекторами-иезуитами, с крепостным валом высотой 120 футов (36,5 м).
К 1614 г. замок был обеспечен пушками, порохом, рационами риса на несколько лет. Его гарнизон состоял из собственных сил Тоётоми, поддерживаемых более чем 50 тысячами ветеранов-ронинов — самураев, потерявших своих сюзеренов в войнах; некоторые из них были христианами. Иэясу прибег к хитрости: он смог вызвать противоречия между защитниками и даже убедить Хидэёри снести внешние стены замка и построить мост через крепостной ров в знак дружбы. Этот безрассудный поступок Хидэёри позволил Иэясу снова напасть с превосходящими силами, захватив Осаку, и уничтожить семью Хидэёси и его сторонников.
ПЛАН ИЭЯСУ ПО УСТАНОВЛЕНИЮ ПОСТОЯННОГО МИРА
Ушедшему в отставку сёгуну, пережившему восемь сражений с собственными соотечественниками, было семьдесят три года. Военщина ввергла Японию в пучину беспорядков, пока ее власть не ослабла. Иэясу стремился к большему, чем слава успешного кондотьера: он надеялся принести мир, который оправдал бы кровопролитие в ходе его карьерного восхождения.
Результатом осуществления его плана было Наследие[98] из ста статей, этический кодекс, наложенный на политическую систему в духе китайских философов. Основатель рода Токугава оказал большое влияние на своих потомков. При нем Япония в течение около 230 лет являлась одним из самых мирных, спокойных государств на земле.
Иэясу обезопасил род Токугава от вымирания, оставив после себя двенадцать детей от многих браков с женщинами из наиболее могущественных кланов. Его закон о наследовании гласил, что, если наследники Хидетады вымрут, потомки его трех младших сыновей выберут среди себя нового сёгуна.
Он сделал столицей клана Токугава Эдо.[99] Его местоположение, близкое к большой защищенной бухте, на гряде отлогих холмов, было защищено от наводнений, хотя он был снабжен каналами для транспортировки грузов. Эта столица стала восточной Венецией. На самой большой в Японии равнине Кванто, окружающей ее, можно было легко выращивать миллион рационов риса. В «пятке» острова Хонсю, находящейся на равном расстоянии от Хоккайдо и Кюсю, Эдо занимал самое удобное стратегическое положение в Японии. Город вскоре по размеру превзошел Осаку, и из местной крепости его замок стал самым большим в империи.
Токугава привели в Эдо 80 тысяч своих рыцарей-знаменосцев и вассалов. Знать была разделена на фудай, вставших на сторону Иэясу во время его восхождения к власти, и тодзама, «посторонних» феодалов, которые присоединились к нему позже, после сражения при Секигахаре или падения Осаки. Каждый чиновник в правительстве должен был быть отобран из 160 фудай. 86 «посторонних» феодалов обладали поместьями по воле сёгуна. Их замки были обычно разрушены. Смежные территории тодзама были разделены друг от друга новыми феодами, дарованными близким друзьям правящего дома. Владение не могло быть расширено без согласия сёгуна, не существовало возможности приобрести поместье, участвуя в сражении.
Наиболее оригинальным распоряжением Иэясу было «чередующееся присутствие» в Эдо. Провинциальное дворянство должно было проводить половину каждого года в столице сёгуна под наблюдением его чиновников. Семья каждого даймё должна была оставаться в Эдо во время его отсутствия, а на дороге устанавливались заставы для предотвращения незаконного отъезда женщин или ввоза огнестрельного оружия.
Расходы на путешествие в сопровождении свиты в столицу и обратно были большим бременем для казны феодалов. В Эдо, настоящем Версале, происходил непрерывный вихрь утонченных удовольствий и наслаждений, сосредоточенный вокруг садов и салонов особняков городской знати, или ясики. Каждое общественное излюбленное место отдыха и прогулок — баня, театр, парикмахерская, ресторан или фешенебельный публичный дом — было напичкано шпионами. Почти никакие замыслы не ускользали из поля зрения шпионской сети, охватывавшей всю Японию, начиная с лесистых окрестностей замка Эдо.
ИМПЕРАТОР СТАНОВИТСЯ НОМИНАЛЬНЫМ ГЛАВОЙ ЯПОНИИ
Император все еще назывался «тэнно», или «Сыном Неба». Он имел право вводить каждого сёгуна в должность и жаловать почетные титулы. Он продолжал пользоваться огромным престижем, что двумя веками раньше привело к падению регентов Ходзо.
Преемники Иэясу приняли все предосторожности против прямых политических действий императора. Посещение его без разрешения объявлялось преступлением. Киото был закрыт для тех, кто направлялся в Эдо, и за два десятилетия численность города сократилась на три четверти. Члены старой аристократии, или кугэ, посвящали себя сочинению поэзии или пустым церемониям, даже знатнейшие из них носили потрепанную одежду, получая доходы намного меньше офицера стражи сёгуна.[100] По крайней мере, сто фудай даймё владели большим богатством, чем император и весь его двор.
Все, кроме прямых наследников трона, были должны принять монашеские обеты, и отречение навязывалось своевольным императорам, освобождая трон для его детей. В течение двух веков возраст тэнно составлял в среднем только тринадцать лет при наследовании престола, а длительность правления — всего лишь четырнадцать лет.[101] Представитель сёгуна из клана Токугава, который осуществлял наблюдение в замке Нидзё около дворца, получил прозвище «тюремщик императора».
Иезуитские священники примкнули к Нобунаге в войне против буддийской секты Монто. Он вознаградил их высокими должностями и позволил перешедшим в христианство уничтожать местных идолов. К 1580 г. во внутренних провинциях вокруг Киото и на острове Кюсю существовали христианские общины.[102]
Хидэёси ценил христианских посредников в контактах с иностранными державами. К 1587 г. христианство стало модой, но еще до истечения года тайко неожиданно издал приказ всем иностранным учителям покинуть Японию.[103] Запрет не был осуществлен. Во время войны в Корее кюсютская армия во главе с Кониси сражалась под христианскими знаменами. В 1596 г. в Японии насчитывалось 137 иезуитов и 300 тысяч новообращенных христиан. Был принят указ о провозглашении феодов шести даймё христианскими.[104] Однако когда один испанский лоцман похвастался, что его католическое величество всегда сначала посылал священников для того, чтобы те расчистили путь для его армий, Хидэёси пришел в бешенство, и эдикты вновь вошли в силу.
Иэясу оставался сторонником буддийской секты Дзёдо — основной в Японии. Иностранные священники казались полезными как приманка для купцов, но его отношение к ним ухудшилось из-за распущенности европейских моряков и ожесточенных споров между монахами, иезуитами, протестантами. Все секты были допущены в Японию, вероятно чтобы усилить между ними соперничество. В 1609 г. сёгун обещал губернатору Филиппин Веласко[105], что священники смогут вступить в пределы империи, если с ними прибудут также горные инженеры, хотя «религия [его] уважаемой страны никак не связана с чем-либо в Японии».
Три года спустя северный крупный землевладелец Дате Масамуне, сопровождаемый испанцами, отправился в Европу и был принят папскими властями. Однако в 1614 г., согласно эдикту, все священники должны были покинуть пределы Японии. Землевладельцы и купцы могли исповедовать новую веру, но не военное сословие. Никаких новых суровых наказаний христиан не было при Иэясу и его сыне Хидетаде. Третий сёгун из рода Токугава был встревожен заявлением отступившего от христианства местного священника о том, что тот лично слышал в Мадриде о планах вторжения в Японию.
