жизни в Третьем рейхе привело к тому, что коррупция, как минимум, сохранилась на том же уровне, на каком была в Веймарской республике, а вполне возможно, даже возросла, хотя объективные данные об уровне коррупции при нацистах отсутствуют. Поскольку с коррупцией справиться не удалось (а борьба с ней была одним из лозунгов НСДАП), в ночь с 1 на 2 августа 1941 года Гитлер заявил в «Вольфшанце» (ставка вблизи Растенбурга в Восточной Пруссии):
«Меня часто просят произнести что-нибудь в похвалу бюрократии, но я не могу этого сделать. Определенно, нам надо иметь чистую, неподкупную администрацию, но это также слишком щепетильно. Она заорганизована и, по крайней мере в некоторых секторах, перегружена. Ее принципиальная ошибка состоит в том, что никто в ее среде не стремится к успеху и что в ее рядах слишком много людей, не несущих ответственности. Наши функционеры пуще всего боятся инициативы, а ведут себя, как будто они прибиты гвоздями к кабинетным креслам! В армии у нас намного больше гибкости, за исключением одного сектора вермахта, чем в этих гражданских отраслях. И это притом, что заработная плата часто несопоставима!
Бытует навязчивая идея о том, что законодательство должно быть одним для всего рейха. А почему не придерживаться дифференцированных правил для каждой части рейха? Люди воображают, что лучше иметь законы хотя и плохие, но одинаковые, чем хорошее законодательство, учитывающее местные особенности. Для них важно просто, чтобы вышестоящий босс имел полный обзор деятельности администрации и мог дергать за все нитки.
Вермахт оказывает наивысший почет тому, кто, действуя против приказа, спасает ситуацию своей проницательностью и решительностью. При администрировании факт неисполнения приказа угрожает человеку самым суровым наказанием. Администрирование не признает исключений. Вот почему у администратора отсутствует мужество, необходимое тем, кто должен взять на себя ответственность.
Ввиду перемен в методе действия, которые потребуются, благоприятное обстоятельство состоит в том, что мы собираемся править континентом. Когда это произойдет, различные положения солнца не допустят единообразия!
Во многих местах нам придется контролировать огромные территории горсткой людей. Поэтому полиция там будет обязана находиться постоянно в состоянии боевой готовности. Какой шанс представляется членам партии!
Конечно, за опыт нам придется платить. Ошибки неизбежны, но зато как будет здорово, если через десять лет мне сообщат, что Данциг, Эльзас и Лотарингия теперь немецкие! Какое будет тогда иметь значение, что к этому событию добавятся три-четыре ошибки в Кольмаре и пять-шесть в других местах? Давайте возьмем на себя ответственность за эти ошибки и спасем эти провинции! За десять лет мы сформируем элиту из тех, на кого сможем опереться, какие бы новые трудности ни возникли. Из всего этого мы создадим человека нового типа, расу господ и породу вице-королей. Естественно, не может быть и речи об использовании людей этого типа на Западе!» [87]
Роскошь, в которой жили Геринг, шеф гитлерюгенда Бальдур фон Ширах и некоторые другие нацистские бонзы, бросалась в глаза. Однако далеко не всегда это было следствием коррумпированности. Щедрые подарки в виде имений и денежных субсидий они чаще получали от Гитлера в награду за верную службу, а не от благодарных промышленников и финансистов за лоббирование их интересов.
Фельдмаршал люфтваффе Альбрехт Кессельринг вспоминал: «Как и все выдающиеся представители вермахта, государства и партии, мы в качестве гостей фюрера принимали участие в Нюрнбергском партийном фестивале и в празднике урожая в Госларе, устраивавшемся в честь крестьянства. Мы также появлялись на церемониях, проводившихся в память о погибших в войне, на парадах по поводу дней рождения Гитлера, на банкетах в честь приезда видных зарубежных деятелей и на всех важных мероприятиях, которые организовывались вооруженными силами. Должен признаться, что многое из того, что я тогда увидел, произвело на меня сильное впечатление. Я был восхищен роскошью и великолепной организацией этих мероприятий.
Что касается менее приятных вещей, то на них можно было не обращать внимания. У меня не было возможности выступать с какой-либо критикой, поскольку в том кругу, в котором мне приходилось вращаться, нельзя было столкнуться со свидетельствами каких-то серьезных излишеств. Эту точку зрения можно было бы оспорить, упомянув о невероятной роскоши, характерной для образа жизни Геринга, – ее мы действительно не могли не заметить. Но даже при том, что многим она была не по вкусу, мы не могли призвать Геринга к ответу, поскольку на наши вопросы нам отвечали, что деньги на все эти роскошества брались из добровольных взносов и пожертвований коммерсантов и из личных средств Гитлера. Лишь годы спустя я узнал, например, что преподносившиеся Герингу великолепные дорогостоящие подарки ко дням рождения добывались его окружением путем сложных комбинаций. Так или иначе, я смотрел на все это как человек со стороны, поскольку в то время уделял очень мало внимания пирушкам, устраивавшимся в Берлине. Кроме того, все мои опасения рассеялись, когда Геринг лично сказал мне, что его коллекции предметов искусства в будущем будут подарены рейху для создания музея наподобие галереи Шака в Мюнхене. Будучи франконцем, я был знаком с баварской историей, знал о любви баварских королей к искусству и потому поверил, что Геринг выступает в роли мецената». [88]
Гитлер стремился превратить свой родной город Линц в культурную столицу западного мира. Преображенный Линц должен был превзойти Париж, Рим и Вену и стать мировой культурной столицей. Планы преобразований разрабатывались лично Гитлером, который питал страсть к архитектуре. В центре Линца предстояло возвести музеи оружия, нумизматики, мебели, гобеленов, скульптуры, предметов искусства; библиотеку, содержащую четверть миллиона редких книг и большое театральное здание. Самым крупным зданием должен был стать Музей фюрера, где должна была экспонироваться собранная им лично самая большая коллекция картин в мире.
Гитлер создал специальную комиссию «Линц» – крупную организацию экспертов искусства во главе с доктором Гансом Поссе, директором Картинной галереи Дрездена. 26 июня 1939 года фюрер поручил доктору Поссе возвести в Линце новые музеи искусства живописи и скульптуры. Произведения искусства для них приобретались главным образом в оккупированных странах, где они за бесценок скупались у коллекционеров, в том числе евреев, а также в музеях. По форме это были добровольные сделки, но владельцы картин понимали, что в случае отказа продать требуемое, их ждет концлагерь. С помощью добровольно-принудительной продажи или прямой конфискации доктор Поссе и его команда приобрели около 100 тысяч произведений искусства стоимостью в 300 миллионов долларов. Среди них было 10 тысяч картин, половина из которых принадлежал кисти старых мастеров, включая «Гентский алтарь» Ван Эйка, «Мадонну с младенцем» Микеланджело, работы Вермеера, Брейгеля, Гойи, Рембрандта и Леонардо да Винчи. Однако строительство музеев в Линце для размещения этих шедевров пришлось отложить из-за войны.
Геринг был
