98
В Росписи болгарских князей при их именах большей частью повторяется, что они были из рода Дуло. Нет ли чего общего между этим родоначальником и означенным утургурским князем Сандилом? Точно так же утургурского Анангая позволим себе сблизить с упоминаемым в той же росписи родом Угаин, к которому принадлежал князь Телец. О Гостуне в росписи сказано, что он был наместник из рода Ерми. Это Ерми напоминает первую половину в имени того же готского Ерманарика. Впрочем, у алан также существовало подобное имя: в числе сыновей упомянутого выше Аспара был Ерминарик. А что имя Ермана или германа не было чуждо славянам, указывают древнечешское Гериман и древнерусское Ермак.
Это исследование наше напечатано было в 1874 г. (Русс, архив. № 7). После того я встретил некоторое подтверждение своему предположению в «Филологических разысканиях» Я.К. Грота. Он приводит выписку Востокова из одного хронографа, где именно по поводу данного события местопребывание болгарских государей названо двором и кремлем. «Царь Никифор на болгары поиде… и победи их крепко, яко и глаголемаго двора князя их, иже есть кремль, пожещи его» (Т. I. С. 254. Изд. 2).
Приведем эту вставку вполне: «Авитохол жил лет 300. Род ему доуло, а лет ему дилом твирем. Ирник жил лет 100 и 8; род ему доуло, а лет ему дилом твирем. Гостун наместник сын 2 лета, род ему Ерми; а лет ему дохе твирем. Коурт 60 лет держа, род ему доуло, а лет ему шегор вечем. Безмер 3 лета, а род ему доуло; а лет ему шегор вечем. Сии пять князь держаша княжение обону страну Доуная лет 500 и 15 с остриженами главами. И потом приде на страну Дуная Исперих князь тожде и доселе. Есперих князь 60 и одино лето, род ему доуло, а лет ему вереиналем. Тервел 20 и 1 лето, род ему доуло, а лет ему текоучетем твирем. 20 и 8 лет, род ему доуло, а лет ему двеншехтем. Севар 15 лет; род ему доуло, а лет ему тохалтом. Кормисош 16 лет; род ему вокиль, а лет ему шегор твирим. Сии же князь измени род доулов, рекше вихтун винех; 6 лет, а род ему оукиль ему имяше горалемь. Телец 3 лета, род ему оугаин; а лет ему сомор алтем. И сии иного род оумор, 40 дний, род ему оукиль, а ему дилом тоутом».
В пример неудачной филологии финноманов упомяну еще о доказательствах Рослера. В своей книге о румунах он посвящает особую статью происхождению болгар, где развивает тюрко-финскую теорию и старается подкрепить ее новыми филологическими соображениями. По этому поводу он предлагает следующий, по-видимому весьма тонкий, прием. В румунском языке встречаются слова очевидно финского происхождения: а так как румуны в течение нескольких столетий жили в Мизии посреди болгар, откуда потом постепенно перешли в северную сторону Дуная, то эти финские слова будто бы суть ни более ни менее как именно те элементы, которые вошли в румунский язык из древнеболгарского. Он предлагает примеры некоторых слов, которые сближает с угорскими, остякскими, самоедскими, эстонскими и пр. Но такое, по-видимому, тонкое соображение не выдерживает ни малейшей критики. Начать с того, что само исследование Рослера о происхождении румунского народа, при всех внешних признаках учености и добросовестности, по большей части построено на довольно шатких основаниях.
В одном из заседаний Московского археологического общества, именно в марте 1871 г., я имел случай высказать свое мнение о происхождении румунского народа. В основу его легло племя даков; следовательно, вопрос сводится к следующему: к какой семье народов принадлежали даки? Я представил свои соображения в пользу того мнения, что даки, по всей вероятности, были племя кельтическое. Я прибавил, что румунская народность в бурную эпоху великого переселения, открывшегося движением гуннов и закончившегося поселением на Дунае болгар и угров, сохранилась преимущественно в горных убежищах Седмиградии, а отсюда, после перехода главной массы болгар за Дунай, румуны снова колонизовали равнинную часть древней Дакии, то есть северную сторону Дуная (см.: Древн. Моск. арх. об. Т. III. Вып. 3). Потом мне случалось прочесть книгу Рослера, Romanishe Studien, которая вышла в том же 1871 г… Он доказывает, во-первых, что даки были племя фракийское; во-вторых, что румунская национальность во время переселения народов сохранилась на юге от Дуная, откуда она потом колонизовала его северную сторону. Здесь не место входить в разбор его доказательств: но мне они показались настолько слабы, что не изменили моего мнения. Таким образом, слова из румунского лексикона, которые он считает древнеболгарскими, я предлагаю объяснить соседством с другим народом, действительно финского происхождения, то есть с мадьярами, и особенно чересполосным сожительством с ними в Седмиградии.
В языке румун, конечно, существуют многие следы действительно болгарского, то есть славянского, влияния. Замечательно, что Рослер изощряется иногда толковать финским происхождением слова очевидно славянские. Например, волошское lopata и болгарское лопата, в значении весла, он производит от остяцко-самоедского lap (С. 254). Но и в русском мы имеем слово лапа с его производными лапоть и лопата. Или румунское tete сестра он сближает с самоедским tati младшая жена (С. 256); но мы имеем слово тетя, тетка, которое означает сестру отца или матери. Далее румунское curcubeu радуга Рослер сближает с остяцким названием радуги paijogot, что значит лук грома, и с самоедским Mumbanu кров Нума или собственно покров медведя. С помощью разных натяжек он пытается доказать, что curcubeu имеет почти то же самое значение, следовательно, представляет отрывок из древней самоедской мифологии (С. 256–259), а отсюда прямой вывод: дунайские болгары есть ветвь остяцко-самоедская! Более произвольных филологических сближений и выводов, по нашему мнению, трудно и придумать. Здесь особенно оригинально то, что толкователь, объясняющий финский элемент в румунском языке болгарским влиянием, не указывает никакой финской стихии в самом болгарском языке. Но вместо разностороннего, научного анализа подобные толкователи идут от предвзятой идеи, то есть: так как древние болгары были финны, то и т. д.; а потому в своих натяжках и выводах они доходят иногда до наивного.
Теперь, когда мы знаем, что древней родиной болгар была страна между Азовским морем и Нижней Волгой, что это был народ славянского корня, для нас получают смысл те арабские известия о камских болгарах, которые казались странными и несовместными с тюрко-финской теорией. Так, Ибн-Фадлан, лично посетивший Камскую Болгарию в первой половине X в., постоянно называет царя болгарского «царем славян», город болгар
