Роскошь делает человека боязливым, и царь Мидии не избежал этой участи. Эгоцентричный, суеверный, жестокий, он боялся собственной тени. Ему представлялась опасной даже собственная дочь только потому, что рождена была в законном браке! Согласно легенде, дошедшей до нас благодаря греческим историкам, Астиаг видел сон, что из чрева Манданы выйдет раса, которая заполонит всю Азию и весь мир вообще. Сон этот пугал его. Он советовался с магами, составлявшими избранную касту при его дворе, им завидовали, их ненавидели прочие мидяне. Маги были искусными толкователями всяких знамений и скоро внушили владыке мысль выдать свою дочь не за мидянина царской крови, а за вассала, проживавшего далеко от Экбатаны, за Камбиса, ставшего царем персов по воле знаменитого Киаксара. Астиаг почитал его ниже любого мидянина среднего достатка. Для Камбиса же этот брак отнюдь не был просто крайним средством, чтобы утешить беспокойство слабого и невежественного царя. Такой союз открывал ему дорогу к высшей власти.
Но безголовый Астиаг по-прежнему искал повод предаться новым мечтам. Ему опять приснилось, что из тела его дочери выросла виноградная лоза, покрывшая всю Азию. А именно в это время Мандана ожидала ребенка. По совету кудесников мидянин тут же вызвал дочь ко двору в Экбатану…
Ребенок родился. Назвали его, как деда, на древнеперсидском: Кураш. Позже грекам он стал известен как Кюрос, евреи называли его Кореш, а латиняне дали ему имя Кирус.
Мальчик играл в царя
Через сотню лет после рождения Кира Ближний Восток посетил древнегреческий историк Геродот. Желая восстановить для будущих поколений величие персов, он пытался собрать все сохранившиеся сведения о жизни основателя империи. Сам историк древности родился в Галикарнасе, греческом городе в Малой Азии. Движимый идеей сохранить строгую подлинность истории, он собрал все, что слышал, подлинные факты и легенды, в том числе мифические обстоятельства рождения Кира,
…Царь Астиаг решил умертвить сына своей дочери, поскольку мальчик явился ему во сне как будущий властелин, во всяком случае, как человек, который свергнет его с престола. Из всех своих верных спутников он выбрал молодого военачальника по имени Гарпаг, который, по мнению царя, больше других подходил для выполнения важнейшего политического задания: навсегда устранить опасного ребенка. По приказу царя Гарпаг захватил сына Манданы и унес его к себе. Со слезами на глазах он признался жене, какой приказ он получил. Мало того, что это задание внушало ему отвращение, Гарпаг понимал, что выполнить приказ будет делом опасным. Ведь в случае смерти властелина Мидии к власти придет Мандана, и уж она-то «не упустит случая рассчитаться с убийцей ее сына». И Гарпаг решил отделаться от ребенка, не убивать его самому, а поручить это погонщику волов по имени Митридат.
Придя домой с ребенком, пастух узнал, что «по совпадению, поистине божественному», жена его Сфако (слово это на языке мидян означает «собака») только что разрешилась мертворожденным младенцем. Узнав, какой ужасный приказ получил ее муж, женщина тотчас сообразила, что можно подменить ребенка. Тело мертвого младенца отнесли в корзине далеко в горы, и погонщик волов без особенного волнения пошел к Гарпагу и сообщил, что выполнил поручение, а в это время Сфако кормила грудью будущего императора всех персов.
Прошло десять лет. Играя с другими ребятами, Кир, чей характер все больше укреплялся, был выбран ими царем. Он серьезно отнесся к своей роли и распределил задачи между своими «подданными»: одни должны были построить ему дворец, другие охранять его, кто-то должен был служить «оком государевым», его доверенным лицом, а кто-то — начальником, гонцом, и т. д. Но один из мальчиков, сын Артембара, мидянина высокого происхождения, отказался подчиниться Киру. «Царь» повелел его схватить за непослушание и отстегать как следует. Мальчик, возмущенный таким наказанием, да еще полученным от сына пастуха, побежал к отцу. «Посмотри, — сказал он, — как побили меня по приказу сына пастуха». Артембар вспылил и вместе с сыном отправился к Астиагу. «Смотри, царь, что посмел сделать один из твоих рабов, сын простого пастуха, с моим сыном», — сказал он, обнажив плечи мальчика. Астиаг выслушал, посмотрел и, чтобы сделать приятное Артембару, решил наказать обидчика его сына. Он велел привести погонщика волов и виновника случившегося. «Как ты смеешь, — сказал он Киру, когда того привели, — как ты смеешь, негодный мальчишка, бить сына такого человека, как Артембар?» — «Повелитель, — отвечал Кир, — я поступил так лишь из уважения к справедливости. Деревенские ребята, с которыми он играл, придумали игру и назначили меня царем. Все мне подчинялись, кроме него… За это я его наказал. Если я плохо поступил, накажи меня, я в твоем распоряжении».
Как пишет Геродот, царь Мидии, удивленный внешним сходством мальчика с представителями царского рода, его сильным характером и логикой рассуждения, понял, что перед ним сын Манданы. Он вызвал к себе Гарпага, и тот осторожно признался в преступном неповиновении.
— Царь, — сказал он, — когда ты передал мне младенца, я думал только об одном: как оправдать твое доверие и при этом не стать убийцей. И мне пришла в голову мысль: я позвал к себе пастуха, передал ему ребенка и сказал: «Убей младенца, таков приказ царя!» Ведь именно это ты мне повелел, не так ли? Так вот, я передал ему дитя со словами: «Отнеси его в горы и выставь там, не отходи от него ни на секунду, пока он не умрет. Если ослушаешься, берегись!» Когда пастух пришел и сказал, что дело сделано, что дитя мертво, я тотчас послал самых верных слуг, они лично проверили и похоронили младенца. Вот.
Астиаг сделал вид, что обрадовался и прощает своего доверенного приближенного, пригласив его на ужин в тот же вечер. Но, продолжает Геродот, Астиаг велел убить сына Гарпага и приготовить из него рагу, а затем накормил им несчастного исполнителя царской воли…
Совсем иначе решил Астиаг вопрос с Киром. Он собрал магов, которые когда-то предсказали, что сын Манданы будет править Мидией. После многих и долгих совещаний те подтвердили слово в слово предсказание: ребенок должен умереть, иначе он будет царем. К великому удивлению собеседников, Астиаг, улыбаясь, заявил волхвам, что их предсказания уже свершились. Кир уже правит, правит как царь ребятишек, выбравших его своим вождем. Пораженные этим открытием, маги сочли, что царю Мидии больше нечего опасаться: сон его свершился, мальчик управлял как царь. Они уверяли в своей искренности и в желании сделать так, чтобы перс вроде Кира не смог когда-нибудь править мидянами. Если бы была малейшая опасность, они безусловно предупредили бы Астиага, но, как они сказали, речь шла лишь о сновидении, не имевшем значения. И Кира отправили к родителям, в Персию.
По пути сопровождавшие люди сказали Киру правду о том, что его дед приказал когда-то убить его, чтобы никогда ни один перс не мог повелевать мидянами и чтобы они не стали чужими в своей собственной стране…
Прибыв к Камбису и Мандане, Кир рассказал, «как он был воспитан женою пастуха», и непрестанно ее расхваливал. Он только о Сфако и рассказывал! Родители его были поражены и, чтобы вмешательство богов еще больше было подчеркнуто в исключительной судьбе их сына, распространили слух, что Кира вскормила и спасла от смерти собака[46].
Юный герой
Тот, кто стал потом объединителем Востока, интересовал не только большинство древнегреческих историков, но и тех, кто занимался основной наукой эллинистической цивилизации — педагогикой. Так, Ксенофонт в своем историко-воспитательном романе «Киропедия» описал воспитание, какое мог получить юный Кир. Книгу эту автор предназначал для образования греческих детей и подростков. В ней он исходил из символической истории юного князя, чей характер и ум должны были служить примером для многих народов. Можно также полагать, что «Киропедия» содержит изложение принципов, которые в начале IV века до н. э. греки могли почерпнуть и из других источников. Во всяком случае, чтобы описать физическую внешность и моральные качества Кира, Ксенофонт ссылается «на легенды и песнопения, еще бытующие ныне у варваров»: «…Кир был юношей редкой красоты; отличался он и необыкновенным честолюбием и любознательностью, мог на любой подвиг отважиться и любой опасности подвергнуться ради славы. Такими были, как рассказывают, его тело и душа»[47].
В отношении морального воспитания своего героя Ксенофонт донес до нас случаи, кажущиеся подлинными, настолько они соответствуют тому, что мы можем представить себе о чувстве справедливости, как его прививали два с половиной тысячелетия тому назад. Кир рассказывает матери, как он узнал, что справедливость есть соответствие суждения закону, и показывает ей необходимость понимать разницу между тем, что есть справедливо, а что только кажется таковым:
