Неожиданно на площади разорвался снаряд, за ним сразу еще один. Немцы бросились от машин врассыпную.
- Смотрите! - зашипел Генька. - Нечаево горит!
Он показывал на окно, выходившее на противоположную от площади сторону. За лесом, там, где было Нечаево, поднималось огромное облако черного дыма.
- Что же там с моими? - горестно прошептал Генька. - Хоть бы в Микрюковский враг ушли!
С чердака высокого деревянного дома застрочил немецкий пулемет. Он бил через площадь в сторону шоссе на Рогачево. С шоссе в ответ раздались одиночные выстрелы и автоматные очереди.
Лешка молча положил на край окошка снова принесенную винтовку, прицелился и выстрелил в чердачное окно. Пулемет смолк.
На площадь выскочили три танка "Т-34". За башнями сидели бойцы в белых комбинезонах. Танки притормозили, и бойцы спрыгнули на снег. Они начали осторожно приближаться к избам. Танки двинулись в дальний конец села.
- Не высовывайтесь, - предостерег ребят Лешка, - а то получите пулю от своих!
Но Генька все-таки посмотрел еще раз в окно.
- Рыжий! - заволновался он. - Тот, кто убил дедушку Илью!
На крыльце, подняв руки, появились пять или шесть немецких солдат. Их конвоировали сзади двое наших автоматчиков в белом. Один из них был Ванюшкиным знакомцем - Сергеем, но Генька этого не знал
- Смотрите! Вон рыжий, справа! - волновался Генька.
- Отойди от окна! - Лешка силой оттащил Геньку в сторону. - Еще примут тебя за немца! А рыжий никуда не денется. Мы нашим все расскажем.
- Пойдемте вниз! - глухо сказал Ванюшка. - Обрадуем маму и наших бойцов.
Выстрелы в Дорошеве смолкли.
ЭПИЛОГ
На Рогачевском кладбище перед двумя скромными, расположенными рядом могилами остановились мужчина и мальчик лет четырнадцати. Мужчина положил на могилы цветы и долго стоял молча. Мальчик тоже молчал. Наконец мужчина заговорил:
- Один из них был капитаном первого ранга, другой - плотником, оба были удивительно чистыми, хорошими людьми. Все, с кем они общались, получали от них частицы добра, честности и чувства ответственности за то, что происходит вокруг нас.
Со мной они тоже щедро делились добротой и душевной теплотой. И воспоминания об этих людях - самые светлые воспоминания моего детства.
- Отец, - сказал сын, - ты извини, но я помню, что все мужчины нашего рода, кроме тебя, погибли в первые два года войны с фашистами. Мой дед испытывал первые "катюши" и взорвал себя вместе с ними, когда оказался в окружении. Один твой дядя сгорел в танке под Ленинградом, другой остался лежать в сталинградской земле, а его единственный сын похоронен на перевале в горах Кавказа. Ты сам в моем возрасте оказался на фронте здесь, в этих местах, и тоже мог погибнуть. Я часто думаю, отец, что у тебя и твоих товарищей не было детства. Вместо детства была война. Ты же рассказывал, в какие "детские игры" пришлось играть тебе и твоим сверстникам в сорок первом году...
- Я, конечно, не хотел бы, сын, чтобы тебе выпало играть в те же игры, которые достались на долю моего поколения. Хотя считается, что в несчастье люди закаляются куда лучше, чем если они просто счастливы. Только мое военное детство я не променяю ни на какое другое, особенно более беззаботное. Мое детство или, как ты говоришь, мои "детские игры" сделали меня и моих товарищей людьми, очень ответственными перед жизнью, понимающими истинную цену добра и зла. Я бы очень хотел, чтобы и ты хорошо знал цену этим вещам и вырос человеком, умеющим отвечать за все, что происходит и может произойти в нашей жизни. Сегодня многое, в том числе мир на земле, держится на плечах моего поколения. Завтра это должны быть твои плечи, плечи всех твоих сверстников. Так что не подведи, сын!
