«Ар-рестовать мерзавца!» — взревел государь император.
Но беспутный Кузминский, не дожидаясь, когда его повяжут, выхватил из-за пазухи кинжал и моментально зарезался до смерти. Было, господа, было… Случались и такие типажи.
И столько тишины
Под вечными снегами,
Где спят в обнимку – камень
И - нижние чины…
5. Тень, знай свое место!
С историей России второй половины XIX века накрепко связан очередной миф, до сих пор имеющий хождение, - о якобы «блистательном» дипломате князе Горчакове, который обессмертил себя многочисленными победами на внешнеполитическом поприще, принесшими стране нешуточные выгоды.
Увы, истине это нисколько не соответствует. Потому что Горчаков не более чем блистательный пустоцвет, за благообразной личиной скрывавший полную бездарность…
О нем, к сожалению, судят в первую очередь по историческому роману В. С. Пикуля «Битва железных канцлеров», где многословно и красочно расписано, как «наш» канцлер, прямо-таки резвясь и шутя, то и дело побеждал канцлера «ихнего» — немца-перца-колбасу Бисмарка. Крайне усладительная для патриотического самолюбия книжка.
Лично я Пикуля безмерно уважаю, высоко ценю большую часть его творческого наследия - но есть пара-тройка романов, которые, увы, полностью противоречат исторической правде…
Дипломата и политика судят не по изяществу речей, остроумию, и уж тем более не по процентному составу текущей в его жилах крови - по результатам. Если подойти к паре Бисмарк Горчаков с этой точки зрения, очень быстро выясняется, что Бисмарк-то как раз добился всего, чего хотел, решил практически все стратегические, геополитические задачи, которые перед собой ставил. Намеревался создать из мозаичной россыпи кукольных государств могучую Германскую империю и создал. Вознамерился «пристегнуть» к данной империи в качестве послушного союзника еще недавно воевавшую с Пруссией Австрию и пристегнул. И так далее, и тому подобное. Все серьезные начинания Бисмарка закончились успехом.
Горчаков другое дело. Он не добился ничего мало-мальски серьезного, а в тех редких случаях, когда он оказывался в выигрыше, ситуация складывалась такая, что проиграть мог разве что совершеннейший дебил и растяпа…
Два года назад в почтенной серии «Жизнь замечательных людей» появилась и биографическая книга о Горчакове. Вот только после вдумчивого с ней знакомства первое, что испытываешь - несказанное удивление.
О чем только не повествуется на трехстах с лишним страницах! О русских дипломатах XVII и XVIII веков. Об учебе Горчакова в Царскосельском лицее в одном «потоке» с Пушкиным. О дипломатических интригах времен Александра I и Николая I, к которым Горчаков не имеет ни малейшего отношения. О внутренних реформах Александра II опять-таки никаким боком не касавшихся деятельности Горчакова. О наиболее знаменитых великих князьях и княгинях Александровской эпохи. О народном просвещении и военном деле во второй половине XIX столетия. О народовольцах и поэте Тютчеве, о литературных журналах, объединении Италии и императоре Наполеоне III…
И вовсе уж ничтожное место отведено персонажу, именем которого книга и названа, чей портрет красуется на обложке - Горчакову. Дай бог, десятая часть «биографической» книги.
Отчего так? Да попросту нечего рассказывать…
Вот современники как раз с самого начала относились к Горчакову весьма даже неоднозначно. Русский посланник в Берлине Будберг, из письма Нессельроде-младшему: «Назначение Горчакова меня не удивило бы два года назад. Оно меня чрезвычайно удивляет теперь, после того, что случилось в Вене… Но, может быть, ему больше повезет во главе министерства, ЧЕМ ВО ВСЕХ ТЕХ МИССИЯХ, КОТОРЫЕ ЕМУ ПОРУЧАЛИСЬ. Конечно, ума в нем достаточно…»
Я специально выделил часть текста крупно. Как видим, с самого начала у шестидесятилетнего почти Горчакова, до того тянувшего лямку на третьестепенных постах была репутация человека, которому прежде упорно не везло выполнением поручавшихся ему дипломатических миссий.
Крайне интересные вещи таятся за словами «после всего, что случилось в Вене». История в свое время нашумевшая. Проще говоря, назначенный послом в Вену Горчаков повел себя как инфантильный мальчишка.
Была в Вене старая, устоявшаяся традиция, имевшая форму дипломатического этикета: первый министр австрийского императора принимает с визитами иностранных послов, но сам ответных визитов не наносит. Этикет такой, что поделаешь.
Свежеиспеченный посол Горчаков, должно быть, захмелевший от неожиданного карьерного взлета, категорически потребовал, чтобы австрийский премьер-министр все же нанес ему ответный визит. Мол, желаю, и точка! Я вам не кто-нибудь, а посланник великой Российской империи! Почти требую!
Австрийские дипломаты и члены иностранного дипломатического корпуса мозоли на языке заработали, объясняя упрямцу: в Вене такой этикет, и касается он всех без исключения, это вовсе не направлено персонально против русских, ну что поделать, раз традиция такая…
Горчаков дураковал: ну, раз так, я и в здание русского посольства официально не перееду, и верительные грамоты вручать не буду! Засел в каком-то отеле и брюзжал. Кое-как дело уладили, подыскав какой-то компромисс, но легко представить, какая после этого в Вене у Горчакова сложилась репутация и с каким «радушием» к нему хозяева относились..
К сожалению, именно эти черты характера нового министра иностранных дел заставили иных в России захлебываться от радости: «Политика наша наконец вверена человеку русскому, причем родовитому, потомку Рюрика, сумевшему поддержать достоинство России перед вероломной и двуличной Австрией».
Ну что тут скажешь? Если достоинства министра измеряются по национальному составу крови — ничего путного не выйдет.
И ведь не вышло… В заслугу Горчакову ставят твердость, проявленную им в известном скандале вокруг польского бунта в 1863 году.
Напомню, как было дело. Польских мятежников открыто поддерживали из-за рубежа, в первую очередь Франция, на территории которой в открытую шла вербовка добровольцев. Англия, Франция и Австрия потребовали создания в русской части Польши национального правительства, назначения поляков на государственные должности. Наполеон III стал даже болтать о воссоздании «великой Польши в прежних границах».
На западные ноты Горчаков ответил твердо: всем указанным державам не стоит вмешиваться во внутренние дела России, ни одно их требование рассматриваться не будет вообще.
Это правда. Точнее - полуправда.
Потому что твердая позиция Горчакова объясняется тем, что его спину и в прямом, и в переносном смысле прикрывала Пруссия в лице Бисмарка. Ее эти события задевали вплотную: во-первых, и Пруссия владела частью бывшей Польши, а во-вторых, проект Наполеона III о создании «великой Польши» предусматривал отобрание ее земель не только у России, но и у Пруссии. Так что Бисмарк недвусмысленно заявил, что готов поддержать Россию всеми средствами, вплоть до войны. И сделал России довольно редкое в мировой практике предложение: если возникнет такая надобность, русские войска могут без всяких церемоний преследовать мятежников на территории Пруссии и добивать их там. Пруссия отнесется с полным пониманием и шуметь о нарушении границ ни за что не будет.
Так что твердость Горчакова проистекала еще и от блестевших за его спиной прусских штыков…
Иные ставят Горчакову в заслугу и его поступок в 1871 г. когда он объявил, что Россия в одностороннем порядке разрывает Парижский договор 1855 г., запрещавший ей иметь на Черном море военный флот и строить на тамошних берегах укрепления.
Увы, тут опять-таки нет ни подвига, ни решимости. Всего-то навсего удобный момент подвернулся. Ни малейшего сопротивления решение Горчакова не встретило бы по чисто техническим причинам: времена на дворе стояли другие, государства, бывшие противники России, были по уши в собственных проблемах, а Франция вообще только что разбита Пруссией, оккупировавшей Париж. Легко быть героем, выступая с мечом наголо против страшного огнедышащего дракона, если прекрасно знаешь, что дракон давно сдох, и из его берлоги несет падалью…
Безусловно, стоит привести мнение о Горчакове его долголетнего партнера в европейских политических делах, Бисмарка: «С моей стороны едва ли будет несправедливостью по отношению к князю Горчакову, если я скажу, основываясь на наших с ним отношениях, продолжавшихся несколько десятков лет, что его личное соперничество со мной имело в его глазах большее значение, нежели интересы России: его тщеславие и его зависть по отношению ко мне были сильнее его патриотизма».
